Страница 65 из 84
ГЛАВА XIX. ФИЛИПП II
В то самое время, когда Генеральный инквизитор в Толедо размышлял над сопряженным с неприятностями донесением Фрея Хуана де Арренсуэло, сэр Джервас Кросби добивался аудиенции у короля Филиппа II.
Пятнадцать дней ушло на то, чтобы добраться от Гринвича до Мадрида, пятнадцать дней нескончаемых мучений, досады на медленное продвижение к цели, сводившее его с ума Маргарет в беде, Джервас был нужен ей сейчас, немедленно, а он полз к ней, как улитка. Путешествие показалось ему кошмаром. За пятнадцать дней плавания беспечный жизнерадостный парень посуровел и внешне, и душой, и отныне ему никогда вполне не удавалось изжить в себе эту суровость.
Бросив якорь в заливе Сантандер, они вошли в порт лишь через шесть дней из-за сильных встречных ветров. Порт Сантандер они выбрали не потому что напали на след корабля, который увез Маргарет. Сантандер был первый крупный порт, и оттуда было удобнее всего добраться до Мадрида — конечной цели путешествия. Поиски Маргарет, попытки преследовать похитителя были бы пустой тратой времени: Джервас надеялся добиться от короля Испании охранного свидетельства. Потому-то он решил прежде всего встретиться с этим легендарно-могущественным человеком.
«Роза мира» вошла в испанские территориальные воды без национального флага. Бесстрашие было свойственно сэру Оливеру Трессилиану, но он не забывал и про осторожность. Он был готов встретить лицом к лицу любую подстерегавшую его опасность, но избегал неоправданного риска.
Тем не менее отсутствие флага возымело тот же эффект, что и вызывающе реющий флаг враждебной державы. Не прошло и часа с тех пор, как они бросили якорь в бухте Сантандер, как к «Розе мира» подошли две большие черные барки. На борту их было множество людей в стальных шлемах и доспехах, вооруженных пиками и мушкетами. В первой находился наместник короля в Сантандере собственной персоной. Он хотел узнать, из какой страны и с какой целью прибыл корабль. Ряд пушек, жерла которых торчали из ружейных портов, придавали «Розе мира» вид боевого корабля.
Сэр Оливер приказал спустить трап и пригласил наместника на борт корабля. Он не возражал, когда вместе с ним по трапу поднялось шесть солдат в качестве почетного караула.
Наместником короля в Сантандере был напыщенный коротышка, склонный к полноте, несмотря на сравнительно молодой возраст. Джервас объяснил ему на ломаном, но вполне понятном испанском, усвоенном во время плавания с Дрейком, что он — курьер королевы Елизаветы и везет письма королю Филиппу Испанскому. В подтверждение своих слов он показал сверток с королевскими печатями и собственноручной королевской надписью.
Это заявление было встречено косыми взглядами и любезными словами наместника, дона Пабло де Ламарехо. Он понимал, что королевские посланники неприкосновенны, даже если это еретики-англичане, обреченные на вечное проклятие и потому не заслуживающие ни внимания, ни сострадания любого богобоязненного человека. Наместник рассудил, что корабль и команда, доставившая королевского посланника, находятся под эгидой международного права, как и сам посланник, а потому с готовностью согласился выполнить просьбу сэра Оливера пополнить запасы свежей воды и продовольствия.
Джервас один отправился в порт на барке наместника. Он просил разрешения взять с собой двух матросов для услуг. Но наместник, рассыпаясь в любезностях, настоял, чтоб Джерваса сопровождали два испанца: они, как объяснил наместник, окажутся куда полезнее, поскольку знают страну и язык. Джервас прекрасно понимал истинное намерение дона Пабло приставить к нему двух стражей. Не выдав себя ни словом, ни намеком, он счел благоразумным превратить королевского посланника в пленника на время его пребывания в Испании, если только его величество не распорядится иначе.
Сэр Джервас не придал этому никакого значения. Ему было важно как можно скорей попасть к королю, а как это будет достигнуто, его не интересовало. Испанцы, будь на то их воля, могли доставить его в Мадрид связанным по рукам и ногам.
Оливер Трессилиан по уговору должен был ждать Джерваса в Сантандере. Они условились: если Джервас не вернется ровно через месяц и не пришлет сообщения, значит, его постигла неудача, и Оливер отправится в Англию и доложит обо всем королеве. Приняв такое решение, друзья простились, и Джервас, похожий на испанца и цветом кожи и суровостью, отправился в Мадрид с двумя стражниками, изображавшими из себя грумов. Ехали куда медленней, чем хотелось бы Джервасу: местность была гористая, и лошадей меняли редко. На пути у них лежала провинция Бургос, прославленная родина Сида , Романская Сеговия высоко в горах с ее акведуком Флавиан. Но чудеса природы, как и рукотворные, не трогали Джерваса. Душой он рвался в Мадрид, изнемогая от томительного ожидания, надеясь, если на то будет милость Божья, утешить свое отчаяние.
Путешествие по земле Испании заняло шесть дней. Но и на этом оно не закончилось. Король находился в Эскориале, величественном монастырском дворце в отрогах гор Гуадаррама. Строительство замка завершилось совсем недавно: король Филипп постоянно мешал зодчим и мастерам, навязывал им свой чудовищный вкус в архитектуре, внешнем и внутреннем убранстве.
Джервас и его спутники приехали в столицу вечером, и им пришлось дожидаться утра. Итак, прошла неделя, прежде чем взору Джерваса открылся огромный дворец монарха, повелителя полумира. Это было серое, мрачное, весьма непривлекательное сооружение. Говорили, что в основе плана дворца просматривается решетка для пыток огнем, на которой принял мученическую смерть святой Лаврентий. В то утро пасмурное небо усиливало иллюзию, что серая громадина — неотъемлемая часть горной цепи Гуадаррама, что она создана самой природой.
Впоследствии, вспоминая полдень в Эскориале, Джервас думал, а не привиделось ли все это ему во сне. В огромном дворе маршировали солдаты в красивых мундирах. Офицер, которому он сообщил цель своего прихода, провел его по широкой гранитной лестнице в длинную сводчатую галерею. Из ее маленьких окошек было видно четырехугольное крыло — резиденция короля. В галерее толпилась и гудела людская масса — придворные в черном бархате, офицеры в доспехах, прелаты в фиолетовых и пурпурных мантиях, монахи в коричневых, серых, черных и белых сутанах.