Страница 42 из 84
— Вы дальновиднее, чем я полагала, — снова прервала его королева. — Но как я могу защитить вас? — Она сделала гримасу. — У меня и впрямь длинные руки. Но как мне защитить вас во владениях короля Филиппа в такое время… — Королева оборвала себя на полуслове. Она не представляла, какую поддержку может оказать юноше, и это бессилие так унизило ее в собственных глазах, что она разразилась бранью, как взбешенный капитан.
Когда она наконец утихомирилась, лорд Уолсингем вкрадчиво заметил:
— Я уже говорил сэру Джервасу, что ваше величество поручит мне предпринять надлежащие меры. По каналам, которые предлагает французский посол, мы можем обратиться с посланием к королю Филиппу.
— Ах, вот как! И что же ответил сэр Джервас?
— Покорнейше прошу учесть, ваше величество, что дело не терпит отлагательства…
— Да, это так, дитя мое. У сэра Фрэнсиса нет должного опыта. Если бы его дочь захватил испанец, он был бы не столь хладнокровен и жеманен. У черту трусливые советы!
Но министр не утратил самообладания.
— В меру своего слабого ума служу вашей светлости. Может быть, кто-нибудь подскажет более эффективный путь спасения несчастной леди.
— Стало быть, слабого? — Королева бросила на Уолсингема недобрый взгляд. Его хладнокровие оказало на нее прямо противоположное действие. Отвернувшись от него, королева снова постучала шпилькой по стеклу. — Но ведь должен быть какой-то выход? Ну, дитя мое, напрягите свой ум. Не опасайтесь показаться неосторожным. Предлагайте, а уж мы нащупаем здравый смысл.
Воцарилось молчание. У Джерваса не было продуманного плана действий, не знал он и как осуществить то, о чем просит ее величество. Тишину нарушил грубоватый голос сэра Оливера Трессилиана.
— Позвольте сказать, ваша светлость. — С этими словами он шагнул вперед, и его смуглое решительное лицо приковало взоры всех присутствующих.
— Да говорите же, во имя Господа, — раздраженно бросила она, — говорите, если можете помочь делу.
— Ваше величество поощряет неосторожность, иначе я навряд ли решился бы.
— Решайтесь, черт вас побери, — заявила львица. — Что вам пришло на ум?
— Возможно, ваше величество не помнит, но я получил от вас рыцарское звание за то, что захватил флагман андалузского флота, единственный плененный нами испанский корабль. Мы взяли в плен дона Педро Валдеса, самого прославленного и заслуженно почитаемого в Испании капитана. Вместе с ним к нам в плен попали семь джентльменов из лучших семей Испании. Все они в руках вашего величества. Они находятся в заключении в Тауэре.
Сэр Оливер ничего не добавил к сказанному, но в самом его жестком тоне содержалось предложение. И тон, и намек, проскользнувший в его словах, свидетельствовали о натуре беспощадной, неподвластной закону, сделавшей его впоследствии тем, кем ему суждено было стать. Речь сэра Оливера произвела чудо, выведя наконец
лорда Уолсингема из состояния присущей ему невозмутимости.
— Во имя неба, молодой человек, что вы имеете в виду?
Но ответила ему королева с недобрым смешком и жесткостью, сродни той, что проявил сэр Оливер. У министра мурашки побежали по спине.
— Боже милостивый! Неужели неясно?
Тон ее был красноречивее слов: предложение сэра Оливера пришлось ей по душе.
— Дейкрс, поставь стул вон к тому столику. Король Испании еще узнает, какие у меня длинные руки.
Высокая фрейлина принесла мягкий, обитый красной материей стул. Королева подошла к столу и села.
— Дай мне перо, Дейкрс. Уолсингем, назовите фамилии семи джентльменов, заключенных в Тауэр вместе с Валдесом.
— Ваше величество, вы намерены… — Уолсингем был бледен, его борода заметно дергалась.
— Вам скоро станут известны мои намерения, вам и другому слабосильному парню — Филиппу Испанскому. Повторяю — их имена!
Королева была беспощадна в своем властолюбии. Уолсингем спасовал и продиктовал ей имена. Она написала их своем крупным угловатым почерком, который историки более поздних времен сочли красивым. Составив список, королева откинулась и пробежала его прищуренными глазами, задумчиво покусывая гусиное перо.
Министр, наклонившись к ней, что-то испуганно прошептал. Получив в ответ негодующий взгляд и ругательство, министр выпрямился. Осторожный человек и дипломат, Уолсингем решил обождать, пока королевский гнев остынет, и королева прислушается к голосу разума. Сэр Фрэнсис нисколько не сомневался, что по совету этого чернобрового пирата Оливера Трессилиана ее величество намерена совершить акт грубого произвола.
Ее величество, склонив голову, принялась сочинять письмо своему зятю, страстно желавшему в свое время стать ее мужем. С тех пор он не раз благодарил Господа, что среди оставленных им жен не было Елизаветы. Она писала быстро, почти не тратя времени на обдумывание фраз, ее перо с какой-то свирепой решимостью царапало пергамент, так что крупные буквы были скорей выгравированы, чем написаны. Вскоре королева закончила письмо.
В конце послания стоял злобный размашистый росчерк, сам по себе как вызов на дуэль. Королева потребовала воск и свечку, чтобы запечатать письмо. Фрейлины отправились выполнять ее поручение. Сэр Фрэнсис решился предпринять еще одну попытку удержать королеву от необдуманного шага.
— Если в этом послании, мадам, нарушен принцип взаимного признания законов…
Но королева грубо оборвала его на полуслове.
— Взаимное признание законов. — Она издевательски расхохоталась в лицо длиннолицему седобородому дипломату. — Я ссылаюсь на этот хваленый принцип в своем письме. В случае с похищением он совершенно игнорируется. Я предупредила об этом его испанское величество.
— Именно этого я и опасался, мадам…
— О, господи! Уолсингем, когда вы наконец станете мужчиной? — Королева вдавила в воск свою печать.
Потрясенный Уолсингем забормотал что-то о королевском совете.
При этих словах Елизавета в ярости встала, держа письмо в руке, и заявила, что ей дела нет до королевского совета, что он и существует лишь для того, чтобы разъяснять ее королевскую волю. Насилие, совершенное испанским грандом над английской девушкой, — оскорбление Англии. А поскольку она, королева Елизавета, символизирует Англию, ее долг — ответить на это оскорбление. Она в ответила на него в своем письме, которое сэр Джервас доставит по назначению.