Страница 29 из 84
Сэр Джервас, пребывавший в состоянии раздражения, при котором все вокруг искажается и видится, как сквозь увеличительное стекло, расценил это как намеренное оскорбление и хитрую форму издевки. Возможно, игривый характер танца способствовал такому заключению. В порыве внезапно охватившего его гнева он выхватил лютню из рук дона Педро.
Темноглазый бледный испанец с изумлением посмотрел на вспыхнувшего от гнева обидчика, и на его лице промелькнула тонкая загадочная улыбка.
— Вы не любите музыку, сэр Джервас? — поинтересовался он спокойно с едва уловимой насмешкой.
— И музыку, и музыкантов, — ответил Джервас.
Испанец все так же невозмутимо, пожалуй, с еще большим интересом смотрел на Джерваса.
— Я слышал, что бывают такие люди, — сказал он, как бы намекая, что впервые видит перед собой подобную особь.
— Любое чувство или его отсутствие я способен понять, даже если оно не вызывает у меня восхищения, но я совсем не понимаю избранный вами способ выражения своих чувств.
Сэр Джервас уже сообразил, что поступил как грубый невоспитанный человек. Он злился на себя еще больше оттого, что ему не удалось заставить дона Педро позабыть про свою слегка пренебрежительную учтивость. Он был готов восхищаться спокойствием, присущим испанцу, рядом с которым он сам по контрасту выглядел неотесанным увальнем. Но это только раздувало в нем ярость.
— Нечего тут мудрствовать, все и так ясно, — заявил Джервас.
— Разумеется, если подобное обращение с безобидной лютней леди Маргарет свидетельствует о сильных недостатках в воспитании, заверяю вас, всякое мудрствование действительно излишне.
— Вы слишком многословны, — парировал Джервас. — Я не собирался повредить лютню.
Испанец распрямил ноги, вздохнул и поднялся с выражением грусти и усталости.
— Так вы не на лютню прогневались? Стало быть, на меня? Вы бросаете мне вызов? Я вас правильно понял?
— Надеюсь, вы не слишком перенапрягли свой ум, пока пришли к этому заключению? — продолжал нападение Джервас. Теперь уже поздно было идти на попятный.
— Пожалуй, это было непросто. Поверьте, непросто. Я не припомню, чтоб чем-нибудь оскорбил вас, я всегда был вежлив с вами…
— Вы сами по себе — оскорбление, — прервал его Джервас. — Мне не нравится ваша физиономия. Эта фатоватая жемчужная серьга оскорбляет мой вкус. И ваша бородка мне отвратительна. Короче говоря, вы — испанец, а я ненавижу испанцев.
Дон Педро вздохнул с улыбкой.
— Наконец-то я все понял. Разумеется, сэр, ваша обида велика. Мне стыдно, что я дал вам повод. Скажите, сэр, чем я могу заслужить вашу благосклонность?
— Своей смертью, — ответил Джервас.
Дон Педро провел рукой по бороде. Он сохранял учтивость и хладнокровие перед разъяренным противником, и каждым словом, в котором сквозили презрение и насмешка, намеренно разжигая его ярость.
— Вы слишком много просите. А вас позабавила бы попытка убить меня? — поинтересовался дон Педро.
— Чертовски, — охотно отозвался Джервас.
Дон Педро поклонился.
— В таком случае я сделаю все возможное, чтобы угодить вам. Если вы подождете, пока я схожу за оружием, я предоставлю вам эту приятную возможность.
Улыбнувшись и кивнув Джервасу, дон Педро быстро удалился, предоставив Джервасу злиться и на него, и на себя. Он проявил чудовищную бестактность по отношению к этому ревнителю безукоризненных манер. Он стыдился собственной грубости в достижении цели: дон Педро преподал ему урок, как решает подобные проблемы подлинный аристократ. Теперь он делом докажет то, что не смог надлежащим образом выразить словами.
Он так и сказал дону Педро с угрозой в голосе, когда они наконец направились к дальнему газону за живой изгородью из боярышника, чтобы укрыться от посторонних глаз.
— Если вы мечом владеете так же искусив, как языком, дон Педро, значит, вы мастер своего дела, — с издевкой заметил Джервас.
— Не волнуйтесь, — последовал спокойный ответ.
— А я и не волнуюсь, — резко сказал Джервас.
— У вас нет причин для беспокойства, — заверил его дон Педро. — Я вас не изувечу.
Они уже обогнули изгородь, и сэр Джервас, отвязывавший рапиру, разразился проклятиями в ответ на любезное обещание.
— Вы меня совершенно не правильно поняли, — сказал дон Педро. — Во всяком случае, вы многого не понимаете в этой истории. Рассудили ли вы, к примеру, что, убив меня, вы ни перед кем не будете держать ответ, но если бы я убил вас, ваши варвары-соотечественники, скорей всего, повесили бы меня, несмотря на мое происхождение?
Джервас, снимавший камзол, замешкался. На его честном молодом лице отразилось недоумение.
— Разрази меня гром, мне это и в голову не приходило. Послушайте, дон Педро, у меня нет желания ставить вас в невыгодное положение. Дуэли не будет.
— От нее уже нельзя отказаться. Создается впечатление, что я обратил ваше внимание на двусмысленность ситуации, чтобы избежать дуэли. Долг чести не позволяет мне принять ваше предложение. Но, повторяю, сэр, у вас нет основания для беспокойства.
Насмешливая самоуверенность дона Педро вызвала новую вспышку гнева у Джерваса.
— А вы чертовски уверены в себе! — сказал он.
— Конечно, — кивнул дон Педро. — В противном случае, разве бы я согласился на дуэль? Вы по горячности многое упустили из виду. Учтите, что я пленник, взявший на себя определенные обязательства. Быть убитым на дуэли не сделает мне чести, ибо я — равноправный ее участник, и такая смерть была бы равнозначна побегу из тюрьмы. Отсюда следует, что я должен быть очень уверенным в себе, иначе я бы и не согласился на дуэль.
Этого Джервас не мог стерпеть. Его восхищали достоинство и невозмутимость испанца. Но его напыщенность была невыносима. Он в гневе скинул с себя камзол и, опустившись на землю, принялся стаскивать сапоги.
— Какая в этом нужда? — спросил дон Педро. — Я всегда опасаюсь промочить ноги.
— У каждого стой вкус, — последовал короткий ответ. — Можете умереть с сухими ногами, если вас это больше устраивает.
Испанец ничего не сказал в ответ. Он расстегнул пояс и отбросил его вместе с ножнами, оставшись с обнаженной рапирой в руке. Он принес меч и кинжал, обычное оружие для дуэли, но, обнаружив, что у Джерваса нет другого оружия, кроме рапиры, дон Педро согласился на оружие противника.