Корона Анны

Неля торжествует. Ее заплаканные глаза сверкают огнем мщения. Она валит станок с полотном, где у нежной Киры-Весны ноги нарисованы лишь до коленей.

– Ага, культяпая, попалась! – гремит Неля, для верности пнув холст ногой и прорвав в нем дырку. – Прости, мамочка.

Ее взгляд падает на компьютер. Подскочив к нему, набирает на клавиатуре названия порносайтов, где полно вирусов. На экране возникают мужские волосатые ноги, женские спины – пиршество мяса и волос. Неля кликает мышкой только на «yes».

Несется к дивану, прихватив швабру и бутылку с вонючей смывкой. Выливает на белоснежную постель мутную жидкость, из тюбиков выдавливает краски и все месиво размазывает шваброй.

– Ну вот, дорогой Глен Гленыч. Попрощались...

Минут через пять она – в подъезде, с большой сумкой. С той сумкой на колесиках, с которой прилетела в Нью-Йорк. Волосы ее наспех причесаны, щеки еще горят. По плиткам пола гремят колесики сумки в направлении лифта.

На улице у бровки стоит роскошный белый «Бентли» с затемненными стеклами. Неля подходит к машине, воровато оглядываясь по сторонам. Открывает дверцу и, просунув голову в салон машины, просит:

– Открой багажник.

– Но пролем, сеньорита, – отвечает Хулио.

Глава 8

Глен нажал педаль газа, запуская свою машину «в галоп». Проехал мост, и вскоре вдали искорками костра замигали красные неоновые огни стриптиз-клуба.

...В просторном зале грохотала музыка. Ярким светом были залиты только два участка: бар, где девушки в чепчиках и с открытыми грудями разливали напитки, и сцена, где танцевали стриптизерши.

Глен подошел к стойке бара. Официантка с золотистыми кудрями, напоминающая куклу Барби, налила ему в рюмку коньяк.

– Давно тебя не видела здесь, – сказала она.

– Привет, Анжела, – сухо ответил он.

– Ты плохо выглядишь, дружок. Что, потерял работу?

– Нет, отстань.

Обычно эта обстановка стриптиз-клуба несколько бодрила и быстро одурманивала Глена, особенно после коньяка. Но сейчас после выпитой рюмки, словно гадкий дымок поднялся над болотцем его души.

На сцене танец стриптизерш перешел к части раздевания: девушки снимали платья и продолжали партию на шесте. Работали с полной отдачей – от силы впечатления, которое они сейчас произведут, зависел их ночной заработок, когда они спустятся с подиума и пойдут по залу предлагать себя – вытряхивать деньги из карманов мужчин.

Глен угрюмо смотрел на сцену. Рука его начала теребить связку ключей в кармане.

– Хулио недавно вышел, если ты ждешь его, – сказала Анжела, наклонившись вперед над стойкой к Глену, чтобы не кричать в этом грохоте. – Он просил передать, чтоб ты обязательно его дождался.

Глен кивнул в ответ. Снова посмотрел на сцену, куда выходили новые стриптизерши. Все они сейчас напоминали ему атлеток во время разминки перед перетягиванием каната. И вдруг среди них он увидел...

Он так сильно сжал в кулаке ключи, что зубчики бородки впились в кожу. Пол под ним заходил ходуном, закачался, словно на корабле в океане. Ноги Глена задрожали, он крепче сжимал ключи в кулаке, будто от силы этого сжатия, от того, как глубоко в кожу вонзятся острые зубчики, зависело, выдержит ли он этот шторм.

– Она хорошо смотрится на сцене, согласись, – раздался веселый голос Хулио у самого уха Глена. – Посмотрим, как у нее получится в зале, – развернувшись к бару, он заказал себе коньяк. – Мне полагается хороший бонус за ее трудоустройство в этот клуб.

– Как ты посмел? – выдавил Глен.

– Старик, ты потерял голову. Зачем она тебе нужна? Подумай: сколько лет ты строил свою жизнь, чтобы потом все разрушить из-за какой-то непутевой девки? Возьми себя в руки! Только посмотри, в кого ты превратился. Представляю, что творится с твоими банковскими счетами. Из-за тебя, кстати, мы просрали контракт с итальянцами. Ты – неисправимый русский идиот! – Хулио полушутя ткнул Глена пальцем в голову.

Сорвавшись со стула, Глен ринулся к сцене. Но ноги его не слушались. За что-то зацепившись и потеряв равновесие, он полетел головой вперед. Сзади кто-то подхватил его под мышки и поднял:

– Мэн, разве можно так напиваться?

ххх

Мигающие огни вывески слабо освещали парковочную площадку возле здания. Там, прислонившись к бамперу одной из машин, стоял Хулио. Курил сигару, выпуская дым в ночное небо.

Глен сидел на асфальте, прислонившись спиной к колесу своего «Ягуара». Обращался к Хулио, даже не глядя на него:

– Ты – подонок. Ты всегда мне завидовал. Потому что ты – не художник. Ты всегда хотел меня затоптать. Но это тебе не удалось.

Злобно отшвырнув сигару, Хулио присел на корточки так близко, что его колени едва не касались груди Глена:

– Кто художник, а кто нет, об этом мы поговорим потом. Сейчас речь о тебе. Ты хоть понимаешь, что ты любишь не ту женщину? Она – Неля, а Кира живет в Москве, понимаешь? Кира – мама, Неля – ее дочка. Запомнил? – он потрепал Глена по щеке. – Слушай меня: забудь про эту девочку. Кстати, из таких, как она, получаются отличные стриптизерши – любит жить на халяву, а торговать собой она научится быстро. С нею все ясно. Лучше займись собой. Ты перегрелся. Пойди к врачу, пусть выпишет тебе таблетки. Поезжай на острова, отдохни. Хочешь, могу дать тебе ключи от моей виллы в Севилье.

Глен, запустив пальцы в свои густые черные волосы, стал сжимать их у самых корней с такой силой, словно желая вырвать. Вдруг поднял голову, тихо и очень странно посмотрел на Хулио:

– Ты не знаешь, не знаешь главного. Кира мне вчера призналась... Неля моя дочь. Дочь!

Хулио в ужасе попятился назад.

...На выстрел из стриптиз-клуба выбежал народ. На парковочной площадке между машин стоял Хулио, съежившись, как перепуганная кошка.

А неподалеку от него лежал на земле Глен, с пистолетом в руке, и на его простреленной груди растекалась темная лужица.

2014 г.

ДВОЕ

Рассказ

1

Несмотря на раннее утро, солнце уже пригревало. Яков Петрович и Лидия Адамовна шли к станции метро. Яков Петрович, любитель быстрой ходьбы, вынужден был подстраиваться под супругу и замедлял шаг – у Лидии Адамовны больные ноги. В руках у него – лопата и сумка, Лидия Адамовна тоже несла сумку.

– Хорошая погода сегодня, слава Богу, нет дождя, – сказала она и, тяжело вздохнув, добавила: – Жаль, что нет детей с нами. Надо будет им обязательно написать, что мы сегодня были на кладбище.

– Напишем, – буркнул он.

– Хватит злиться. Они ни в чем не виноваты.

Яков Петрович и Лидия Адамовна остались одни – дети жили от них далеко.

Вначале в Америку с мужем и дочкой уехала дочь Света. Звонила, писала родителям письма, подбадривала, уверяла, что скоро заберет их к себе. Родители первое время надеялись, но по различным причинам отъезд откладывался. То возникла какая-то неразбериха в Вашингтонском иммиграционном центре; то вдруг обнаружилось, что не хватает некоторых важных справок, а оформлять эти бумаги у дочери пока нет времени, то еще что-то. Постепенно родители смирились с мыслью, что в ближайшее время в Америку не попадут. Догадывались, что Света уже и сама не очень-то хочет, чтобы они приехали. Переписывались, звонили друг другу, но речь об отъезде заводили все реже. Дочка иногда присылала доллары и посылки с вещами, а внучка – нарисованные ею картинки: «лес», «море», «птица», и в подписях к картинкам все чаще встречались английские буквы.

Потом в Голландию уехал сын Вадим. Он был отличным программистом и, подписав контракт с голландской фирмой, отправился на два года в Амстердам. Контракт продлили, Вадим остался еще на год, потом еще. Вдруг родители получили конверт, в котором лежала цветная фотография – Вадим стоял в обнимку с молодой женой. Писал, что Гретхен – замечательная девушка, работает в престижной фирме по выращиванию тюльпанов. Они планируют купить свой дом и… ждут ребенка – Гретхен на четвертом месяце беременности. Обещал приехать в гости, уладив прежде кое-какие дела. Может, приедут вместе – Гретхен давно хотела побывать в России.