Сладкая жизнь

«Господи, да о чем я?!» Она спохватилась, что для Нового года мысли и в самом деле не очень — да и для любого другого дня. Да, есть сложности и проблемы — но у кого их нет? А ей жаловаться нечего — все обуты-одеты, машина есть, дача есть, с голоду совсем не умирают. А значит, сейчас, в Новый год, следует сказать себе, что все здорово и не надо лучше. Дай Бог, чтобы так все было и дальше, на том же уровне, — и ничего больше не надо.

Она почувствовала себя лучше, после того как произнесла про себя эти слова — высказала эту всегда, в самые трудные минуты, успокаивающую, возвращающую уверенность мысль. Все здорово — и пусть и дальше будет так, как есть. А то, что Новый год показался немного скучным, неудивительно. После Рождества пару дней пребывала во взвинченном состоянии, как девочка, которой комплиментов наговорили, вот и устала с непривычки от всех этих эмоций. Да и суеты хватило — Светка полугодие заканчивала, пришлось в гимназию сходить к математичке и физичке, просить, чтобы четверки поставили. В институте предсессионная суматоха, и еще магазины, и готовить пришлось. Выдохлась, короче, — вот и все.

Да ну их, эти мысли. Она попыталась вернуть себе праздничное настроение, улыбнулась усилием воли, чувствуя, что улыбка, задержавшись на лице, становится вполне естественной. И вернулась в комнату, быстро расставив чашки и тарелочки с тортом вокруг крошечной золотой елки, установленной в самом центре стола.

— Все, за стол! — скомандовала громко и снова напряглась, когда мать спросила, показывая на желтую в золотой горошек коробку с духами, стоящую на полке:

— Красивые. Неужели Сергей подарил?

Вот дернул же черт выставить ее сюда! А все потому, что забыла про мать. Сергей, разумеется, не заметил, а мать ничего не пропускает.

— Да нет, там, в институте, — ответила туманно, надеясь, что та отстанет. — Торт вкусный, правда?

— Супер! — выпалила с набитым ртом Светка, закашлялась, поперхнувшись, и бабушка отвлеклась, заботливо хлопая внучку по спине, подсовывая ей чашку с чаем. Неугомонная, честное слово. Сегодня мать почему-то особенно утомила разговорами. И о том, что ей, Алле, при таком муже, вечно пропадающем на работе, следовало бы почаще ходить к кому-нибудь в гости и развлекаться самой, а не хоронить себя заживо. И о том, что Сергей мог бы быть повнимательнее и сделать всем пустяковые хотя бы подарки. Ведь сказала ей, что он еще в начале декабря купил Светке десяток кассет с фильмами, о которых та давно просила, а ей принес кофеварку, ярко-красную, «Крупс», на две маленькие чашечки. И не страшно, что кофеварка у нее есть — прошлым летом подарили родители поступившего в институт ученика. Главное — внимание, а кофеварка в конце концов может пригодиться, да на даче хотя бы.

Бабушка с внучкой снова сосредоточились на телевизоре, и она тихо вышла на кухню, заварив кофе, густой аромат которого пополз по квартире. И вернулась обратно, подойдя зачем-то к окну и посмотрев вниз, на пустую дорожку перед домом и спящие на тротуаре машины.

Да, вот уже девяносто седьмой наступил — тот самый девяносто седьмой, в августе которого ей исполнится сорок. Почему-то ее в последнее время, с прошлого дня рождения, очень тревожил этот факт — то, что ей будет сорок. Ну дата как дата — но две цифры, когда она вспоминала о них, представлялись огромными, давящими, зловеще-черными, вытянувшимися в бетонный многокилометровый забор. Словно за ними ее не ждало ничего хорошего, словно с их приходом в ее жизни что-то должно было кончиться, словно после сорока сама жизнь должна будет серьезно измениться, и совсем не в лучшую сторону.

Она не раз говорила самой себе, что все это чушь — разумеется, она стареет, и ничего такого в этом нет. В конце концов снова стать двадцатилетней невозможно — да и не было в ее жизни ничего особенного в двадцать лет, разве что беззаботность, безответственность, легкость, отсутствие проблем. Зато сейчас были успокоенность, устроенность, любящий муж, умная, здоровая дочь. А молодость — что в ней хорошего? Может, только то, что праздники были более веселыми?

— Скучаешь, Ал? — поинтересовалась вдруг мать, которой, кажется, телепатия никогда не была свойственна. — Я тебе говорю — хватит дома сидеть, сходила бы куда-нибудь. Ну, не может он — сходи одна. Знакомых мало, что ли? Вон у соседки моей сын с женой внука ей на ночь подкинули, а сами гулять поехали. Твои-то небось институтские тоже по-человечески отмечают, а ты все в четырех стенах…

Господи, как будто она не могла пойти куда-нибудь, если бы захотела. Баландины звали в гости, Ольга тоже приглашала, заявив, что ждет ее со своим новым поклонником. И этот еще…

Вот хватает наглости — ведь дала ему понять в прошлый раз, чтобы оставил ее в покое. И цветы-то взяла, чтобы отстал, и была уверена, что больше он не появится. А сегодня утром, когда отводила Светку к матери, и, выйдя из подъезда, увидела большую черную машину типа той, на которой он приезжал, подумала, что просто похожая. Вернулась домой, схватила сумку и быстро выскочила, торопясь на консультацию, — и тут опять он. Она даже решила, что ошиблась, когда проходила мимо машины и услышала знакомый голос:

— С наступающим вас, Алла…

Она так растерялась, что только и выдавила:

— Вас тоже.

Он вышел, вставая перед ней — в том же белом пальто, с той же уверенной улыбкой. Две его отличительные особенности, запомнившиеся ей с самого первого момента, как его увидела.

— Может быть…

— Извините. Я очень спешу…

Она уже позже решила, что была слишком резка с ним, но с другой стороны, она и вправду торопилась — и его появление застало ее врасплох, потому что… Потому что она не ждала, что он еще появится.

— Я могу вас подвезти. Представляете, сколько народу сейчас в транспорте — а тут гарантированная доставка до места, со всеми удобствами.

Он стоял у нее на пути, как бы и не мешая идти дальше, но и одновременно не давая уйти.

— Послушайте, что вам от меня надо? — Она произнесла это преподавательским таким, жестким тоном, не глядя ему в лицо. Думая только о том, что надо поскорее уходить, потому что ей все это не нравится. Может, потому, что, посмотревшись в зеркало перед выходом из квартиры, заметила под глазами темные мешки и показалось, что бледно очень выглядит — но не было уже времени менять макияж, да и было бы, она бы ничего не изменила, верная принципу «пусть будет так, как есть». А вот сейчас об этом жалела.

— Честно?

Он как-то так спросил, что она подняла голову, встречаясь с его глазами.

— Честно!

— Если честно, я хотел пригласить вас куда-нибудь отметить праздник.

Она хотела сказать, что это невозможно, что у нее муж и ребенок и вообще ему не следовало сюда приезжать — но вырвалось другое, язвительное:

— Интересно, куда?

— Куда захотите. Ресторан, казино, клуб какой-нибудь — на ваш вкус.

— Послушайте, я не понимаю, — начала она, и вправду не понимая, зачем он куда-то ее приглашает, но он перебил:

— Раз так, то давайте я хотя бы довезу вас. Вам куда?

Она категорично мотнула головой, шагнула мимо него.

— Ну почему женщины такие жестокие? Неужели так сложно осчастливить человека в праздник, доехать с ним до работы, хотя бы до метро, подарить ему незабываемые воспоминания, которыми он будет наслаждаться весь следующий год…

Это прозвучало так… так не по его, что она остановилась, повернулась, улыбаясь в ответ на улыбку.

— Ну если только до метро…

В машине вкусно пахло, и кожаное сиденье после матерчатого жигулевского показалось необычно мягким, и мотор урчал сыто и тихо, и панель мигала разноцветными огоньками. Какой-то другой мир, незнакомый, но не пугающий, фантастически комфортный — в общем, ирреальный.

Он придержал дверцу, пока она садилась, закрыл ее аккуратно, сел рядом, обогнув машину. Посмотрел внимательно на нее, но она, почувствовав взгляд, смотрела перед собой. А потом, взглянув вниз, быстро поджала ноги — сапоги, почти новые, купленные всего-то два года назад, такие уютные и теплые, показались старыми и убогими — и поправила на коленях юбку.