Гермоген

— Умру у гроба Пафнутия Чудотворца, а царю в вере не изменю! — воскликнул он.

Князь бился до последнего. Изнемогая от ран, он пал у левого клироса и принял мученическую смерть от рук врага.

И так в те дни погибали многие русские люди, верные крестному целованию и вере.

Счастливее других была судьба Дмитрия Пожарского. Когда жители Зарайска, где воеводствовал будущий герой великого русского ополчения, пришли к нему и стали склонять, чтобы целовать крест самозванцу, Дмитрий Пожарский с немногими людьми запёрся в крепости, попросил протопопа благословить его умереть за православную веру. Видя это, жители Зарайска начали колебаться. И тогда Дмитрий Пожарский пошёл на хитрость. Он заключил с жителями города такой уговор: «Будет на Московском государстве по-прежнему царь Василий, то ему и служить. А будет другой, и тому также служить». Уговор закрепили крестным целованием. Это принесло победу Дмитрию Пожарскому. Не только Зарайск не сдался самозванцу, но и Коломна снова отошла к царю Василию.

Однако у самозванца была подпора — рязанцы Ляпуновы. Они по-иезуитски умело использовали позицию, которая устраивала многих, но и была обманной и лживой.

События развивались так. К Данилову монастырю мирно съехались представители враждующих сторон. Интересы самозванца представляли русские изменники: князья Сицкий и Засекин, дворяне Нагой, Сунбулов, Плещеев. Московскую сторону представляли братья Ляпуновы, князь Голицын, коего Ляпуновы обещали возвести на трон. Первыми ораторами были Ляпуновы. Скажет слово один, другой тотчас поддержит.

   — Царь Василий, — начали они старую песню, — сел на трон без согласия всей земли. Потому и земля разделилась, потому и кровь льётся.

Особенно усердствовал Захар Ляпунов.

   — Братья Васильевы ядом умертвили своего племянника, а нашего отца-защитника. Ныне только враги отечества держатся за царя Василия!

   — Не хотим царя Василия! — поддержали голоса.

Когда накал страстей достиг предела, Прокопий Ляпунов сказал:

   — Мы не хотим ни самозванца, ни ляхов. Вот наша воля!

Умный коварный Сунбулов предложил выход:

   — Согласны. Мы передадим в ваши руки тушинского «царя», вы сведёте с престола Василия. Затем изберёте нового царя, дабы изгнать ляхов.

Многим это предложение, подсказанное ляхами, показалось счастливым выходом, избавлением от бедствий. И никто не подумал, что коварники готовили России новые, ещё горшие беды.

С этим договором: «Ни самозванца, ни ляхов» — парламентарии двух враждующих станов прибыли на Лобное место. Там сошлось много черни, людей служилых. Были и сановитые люди. Великан Захар Ляпунов возвестил собравшимся, что России нужен новый царь, раздались клики в поддержку его слов. Но, чтобы придать сказанному характер законности, необходимо было решение синклита и высшего духовенства. Тогда главный коновод Захар Ляпунов повёл своих крамольников в Кремль. Всё было обдумано. Царя до времени не трогать. Взяли патриарха, бояр принудили «явиться к народу» и повели их к Серпуховским воротам. Захар Ляпунов и тушинские воеводы вывели своих почётных невольников к Москве-реке.

Захар Ляпунов, без шапки, с густой гривой рыжеватых волос, закинутых на затылок, дерзко оглядел собравшихся. Взгляд белёсых глаз был смелым и уверенным. Небрежным движением руки он указал на разъезды Лжедимитриевой конницы, резко произнёс:

   — Отселе виднее и наш стыд, и наша смерть, ежели будем и дале стоять в своём погибельном упорстве.

Затем он обратил взор к Смоленской дороге, всматриваясь в облако пыли на ней. И все тоже стали поневоле всматриваться.

   — Не явление ли войска гетмана Жолкевского предвещает сие облако пыли? К нашему позору и конечной погибели! Или не пришло время избавить Россию от Шуйского?

   — Всё в воле Божьей! — отозвался в толпе чей-то голос.

   — Власть не для себя существует, но ради Бога им есть служение, — поддержал кто-то из бояр.

   — Какое служение! Ежели на престоле сидит нечестный царь, по силам ли ему служение? — возразил некто Хомутов, сам из крамольников.

   — Зачем нам вести супротивные речи? — начал хитрый Сунбулов. — Ежели надумали избавить державу от стыда и гибели, то надо говорить речи согласные. Мы токмо из Тушина прибыли, и нам велено сказать. Вся земля Северская и все верные слуги «Димитрия» возвратятся под сень отечества, как скоро избудем Шуйского!

   — То так! — веско поддержал князь Сицкий. — Наше государство бессильно только от разделения сил. Соединимся меж собой, и всё усмиримся, и враги исчезнут.

Князь говорил разумно. Его жидкая светлая бородка выступила вперёд, взгляд тёмных глаз был выжидающим и несколько настороженным. Все согласно кивнули головой.

И вдруг раздался внушительный, звучный голос Гермогена-патриарха, разом покрывший все остальные голоса:

   — Чада мои! Не слушайте слов, что нашёптывает вам змей лукавый! Николи не будет того, что сулят вам тушинские злодеи. Своего царька они вам не выдадут. Им надо, чтобы вы свели с престола законного царя. Но ежели и учините сие беззаконие, добра не будет. Смута не уймётся. Ляхи идут воевать Русь, и заслона нам не будет ни от ляхов, ни от тушинских злодеев. Нет спасения, где нет благословения свыше. Измена царю есть злодейство, всегда казнимое Богом. И сие злодейство ещё больше погрузит Россию в бездну ужасов.

Он ожидал сочувствия своим словам, чаял поддержки, но видел либо прячущиеся, либо горевшие злобой глаза. И злобных лиц выступало всё больше и больше.

«Узнаете бесов по злобе их».

Говорить становилось всё труднее. Гермогена незаметно толкали. Кто-то сыпанул песком прямо в лицо. Вот уже толкают в спину, хватают за плечи, волокут к колымаге. Оборачиваясь к толпе, он продолжал говорить словами Писания:

— Знайте же, что в последнее время наступят времена тяжкие. Все желающие жить благочестиво, во Христе Иисусе, будут гонимы... И много будет таких, что от истины отвратят слух и обратятся к басням... Умоляю вас, братия, остерегитесь производящих разделение и соблазны!

20

Вернувшись в Кремль и поговорив с боярами, Гермоген увидел общее смятение. От поддержки царя уклонились даже самые близкие ему: князья Воротынский и Андрей Голицын, дворянин Измайлов. Мстиславский и Салтыков спешно созывали думу Боярскую. Явно для дела крамольного. Возле царских палат и собора толпился народ. Послышался громкий наглый голос:

   — Василия с престола будут скидывать!

Гермоген нашёл Мстиславского, прямо спросил:

   — Зачем Думу сбираете? Ежели судьбу царства водите решать, то надобно созвать Священный собор.

Мстиславский, казалось, хотел избежать ответа, отвёл в сторону большие бараньи глаза. Можно было догадаться, что в них копилось что-то недоброе. Помолчав, сказал:

   — Ты, святой отец, в государские дела не мешайся! Ты церковь пасёшь. Вот и блюди её.

   — Вижу, боярин, твою неправду.

Но тут подошёл боярин Салтыков и не дал договорить. Уставил на Гермогена свои бельмы, сказал как отрубил:

   — Ты, Гермоген, отстань от Василия! Либо и тебя скрутим!

Гермоген пошёл в патриаршие палаты, велел соборным старцам созвать Священный собор. Тем временем спешно созванная дума Боярская, презрев робкие одиночные возражения бояр, приговорила:

   1. Бить челом Василию, да оставит царство и да возьмёт себе в удел Нижний Новгород.

   2. Уже никогда не возвращать ему престола, но блюсти жизнь его, царицы, братьев Василиевых.

   3. Целовать крест миром в неизменной верности к церкви и государству для истребления их злодеев, ляхов и Лжедимитрия.

   4. Всею землёю выбрать в цари, кого Бог даст, а между тем управлять ею боярам, князю Мстиславскому с товарищами, коих власть и суд будут священны.

   5. В сей Думе верховной не сидеть Шуйским, ни князю Дмитрию, ни князю Ивану.

   6. Всем забыть вражду личную, месть и злобу. Всем помнить только Бога и Россию.