Страница 10 из 47
— Или взять, скажем, часовщика из Мельнице! С заявлением у него все прошло как по маслу, и я ему уже ручку протягивал, чтобы он расписался, — а тут — бац! — ученик, черт бы его побрал! Мальчишка, видите ли, вставлял пружину в ходики, а она выскочила, смела со стола все колесики и часики, разорвала заявление и давай летать по всей мастерской. Утихомирилась только в ящичке со всякими детальками… И часовщик отказался от своего счастливого будущего! А когда я на другой день шел на поезд, — сказал управляющий, выходя в простыне из шкафа, — и заглянул по пути в мастерскую, то увидел, что часовщик с учеником все еще ползают по полу на четвереньках и собирают раскатившиеся колесики и винтики!
Вот что рассказал управляющий и распахнул оба окна, так что в белую комнату задуло синие занавески и повеяло теплом.
— Вы похожи на римлянина, — сказала Надя.
— Разве что на римского нищего. А вот вы — вылитая римлянка с вывески аптеки! — ответил управляющий, взяв в руки шампанское и снимая с его горлышка плетеную проволочную корзиночку.
— Библиотеки? — непонимающе переспросила Надя.
— Аптеки!
— А я уж испугалась, что библиотеки.
— В одной руке миска, в другой — змея.
— Приятно слышать. А что насчет пана Тонды?
— О пане Тонде пора позаботиться обществу охраны животных, потому что он вечно дергается, как вол на привязи. Зашить бы его в коровью шкуру да быка напустить, может, тогда бы успокоился! — объявил управляющий и медленным движением большого пальца высвободил пробку. Из горлышка бутылки тут же вырвалась шумная струя и забрызгала Тонде голову.
— Шампунь, шампунь! — смеялась Надя.
— Пардон, — принес свои извинения управляющий, — что-то это «Шато-Мельник» расшалилось! — И принялся наполнять бокалы.
— Дурацкие у вас шутки, — ругался Тонда, причем одна половина его лица смеялась, а другая сердилась.
— За что пьем? — спросил пан управляющий и, резко отдернув штору на колечках, показал на висевшую над площадью луну. — За прекрасную ночь!
— Чтобы дела шли побойчее! — сказала Надя.
— За пятна, которые нельзя отчистить без повреждения ткани, — добавил Тонда.
— И за звоночек сверху, который никогда не помешает, — подхватил управляющий, легонько ударив бокалом о бутылку.
— Смотреть в глаза! — шевельнула ресницами Надя.
Все выпили до дна.
Надя налила снова.
— Чтобы дела шли побойчее, это вы верно сказали! — управляющий уселся поудобнее. — Но вот какие дела-то? Над страхованием сгущаются тучи. За добро, которое ты несешь людям, тебе платят острыми патефонными пружинами или даже пружинами из ходиков! А на пароме? Да будь у этого парикмахера в руках бритва, я бы непременно погиб!
— Страховщик к тебе идет, где любимый пулемет? — продекламировала Надя и глотнула золотистого напитка.
— Посоветуй мне что-нибудь, о женщина! — сказал управляющий.
— Я есть хочу, — ответила она.
— Там в корзинке мясо по-моравски. А ты, Тонда, играй! — распорядился управляющий.
И старомодный оркестр, раскрученный пальцем агента «Опоры в старости», заиграл вступление, и Бенджамино затянул:
— Ave Maria…
Надя, запивая шампанским копченое мясо, давала советы:
— Тут суть в чем? Продавать людям товары повседневного спроса. Надо создать компанию… да хоть, к примеру, «Кладбищенская скульптура».
— И как вы себе это представляете?
Надя вытерла губы, шагнула в шкаф и прикрыла за собой дверцу. Потом постучалась.
— Войдите, — пригласил управляющий.
Надя вышла, поклонилась и произнесла:
— Уважаемый, я представитель «Кладбищенской скульптуры». Какой памятник хотели бы вы на могилу, в которой однажды заснете вечным сном? Не знаете? Ничего страшного, компания «Кладбищенская скульптура» продумала все за вас. Вот альбом. Извольте взглянуть… Чудесный памятник с двумя голубками, один из которых поднял клювик вверх. Или вот, полюбуйтесь — плачущий ангел…
— Отлично! — одобрил управляющий. — Только руку надо покрепче прижать к груди, этот жест всегда хорошо действует на клиентов. Вот так…
— А может, вы предпочли бы видеть на могиле каменное дерево с одной надломленной ветвью? — продолжала Надя, поднеся руку к левой груди.
Бенджамино выводил чувствительно:
— Sancta… Sancta!
— Но возможно, сударь, у вас есть собственные пожелания по поводу вашего памятника? Что ж, «Кладбищенская скульптура» готова выполнить их, использовав ваши наброски, — убеждала Надя изумленного пана управляющего. Он взял ее за правую руку.
— Держитесь свободнее, жесты должны быть естественными… вот, правильно… свободную руку возденьте к небу, призывая его в свидетели. Из вас выйдет прекрасный агент… вы можете гипнотизировать взглядом и жестом…
— Уже допили, — сказала Надя, выйдя из роли.
— Начните виски, — отозвался управляющий и сильно сжал переносицу, словно надевая на нее пенсне. — Господи Боже! — воскликнул он, прикрывая ладонью глаза. — Деньги могут потечь рекой! Да еще и рабочие места для десятка скульпторов! Тридцать процентов — вот наша возможная прибыль! А клиентов искать по некрологам в газетах.
Надя зажала коленями бутылку виски и, извлекая штопором пробку, сказала:
— Некрологи — это уже поздновато, лучше в больнице кого-нибудь подмазать, чтобы узнать, кто вот-вот умрет.
Потом она принюхалась к горлышку и похвалила:
— Вещь!
Голос Бенджамино постепенно увядал, Тонда тряс рукой и разминал уставшие пальцы.
— В корзинке есть стопки, — сообщил управляющий.
— Это для вас, лично я буду пить из бокала, — сказала Надя.
Тонда перевернул пластинку и опять раскрутил ее:
— О dolce Napoli, о suol beato…
— Тонда, перестань шуметь! — крикнул управляющий.
— Да ладно, я люблю певцов, — сказала Надя и пошла к шкафу. Вернулась она оттуда с мокрыми носками.
— Мы сейчас сурдинку сделаем! — С этими словами она запихнула в отверстие, откуда шел звук, мужские носки, и голосу Бенджамино пришлось пробиваться сквозь мокрую ткань:
— …tu sei l'imperio, de l'armonia…
— Или попытать счастья с картинами, — предложила Надя, держа бокал у губ.
— Только не картины! — подскочил управляющий, выставив вперед обе руки. — Картины — это дело дохлое. У всех дома ломятся от картин. Куда ни глянь, сплошные картины! А на аукционах? Нет, картины упали ниже некуда. Да всего за несколько десятков тысяч вы сегодня можете обзавестись собственной галереей. Лично я ставлю на «Кладбищенскую скульптуру»!
И он разбежался, и подпрыгнул, и развернулся в прыжке, и уселся на белый подоконник, и устремил восторженный взгляд сначала на темно-синее небо, украшенное белой луной, а потом на чумной столб, вздымавшийся посреди площади, точно черный гейзер, и державший на своей вершине золотую статую Девы Марии… А затем управляющий перевел взгляд на чашу фонтана, там серебрилась вода, из которой била вверх серебряная струйка, подбрасывавшая пинг-понговый мячик: упав, он тут же оказывался в специальной сеточке, и струйка снова ловила его и выносила наверх.
— Я сначала думаю, а потом говорю, — сообщила Надя и налила себе виски.
Допив, она выдохнула так, что у нее даже губы занемели.
Голос Бенджамино протискивался сквозь мокрые носки:
— Santa Lucia, Santa Lucia!
Надя воздела палец, скрылась в шкафу и постучала.
— Войдите, — пригласил управляющий.
Девушка вышла из белого гардероба и поклонилась.
— Председатель! Как тебе известно, власть, а значит, и забота о культуре народа находятся теперь в ваших руках! Иная эпоха — иные сюжеты! Художники сегодняшнего дня работают на вас. Здесь, в помещении фабричного комитета, должна висеть картина. Что бы ты предпочел — «Бригаду шахтеров», «Обед на сталелитейном заводе» или «Мартеновский цех»?
Управляющий спрыгнул с подоконника и прошептал, подойдя к Наде:
— Восхитительно! Жесты строгие, почти повелительные. И сразу начинайте оглядывать стены в поисках места для картины… А вот эта рука словно дирижирует… за-бо-та о куль-ту-ре! Продолжайте, продолжайте, пожалуйста! — волновался пан управляющий. Он налил себе немного виски и прополоскал рот. Потом взял полотенце, улегся на кровать и прикрыл им лицо. Надя сделала глоток, поднесла ко рту ладонь и принюхалась к своему дыханию.