Страница 12 из 29
— Дай мне время прийти в себя, — заскулила я. — Сейчас я ничего не могу тебе ответить. Я и так много чего уже сказала. Прости, что наговорила лишнего. И прости, что рассердила тебя.
Но его гнев так же быстро исчез, как и появился. Оказалось, Дэниел отходчив. Это мне в нем тоже понравилось.
— Мне прийти снова? — спросил он.
— Конечно, приходи.
— Так мы остаемся помолвленными?
Я пожала плечами, пытаясь построить ответ так, чтобы не обидеть Дэниела и при этом не сказать ничего определенного.
— Я помолвку не разрывала, — сказала я, найдя самый простой способ вывернуться. — Так что все остается в силе.
Он кивнул.
— Но учти, если передумаешь, сразу предупреди меня. Если я не женюсь на тебе, тогда буду искать себе другую невесту. Через два года мне нужно жениться. На тебе или на другой, только я обязательно должен быть женат.
— У тебя большой выбор невест? — укусила я его, прекрасно зная, что это не так.
— Девушек в Лондоне хватает. Я ведь могу жениться и не на еврейке.
— Посмотрим, как старшие тебе это позволят! — воскликнула я. — Тебя заставят жениться на еврейке, и тут ничего не поделаешь. Если не найдешь невесту в Англии, тебе пришлют какую-нибудь толстую еврейку из Парижа или из Турции. Я слышала, у тамошних евреев кожа совсем смуглая, похожая на глину.
— Я постараюсь быть хорошим мужем даже толстой парижанке или девушке из Турции, — с достоинством ответил Дэниел. — Для меня гораздо важнее любить и лелеять жену, которую даст мне Господь, чем бегать за какой-нибудь глупой девчонкой, которая сама не знает, что ей нужно.
— Это ты обо мне? — сердито спросила я.
Я думала, он снова покраснеет, однако щеки Дэниела не изменили своего цвета. Он посмотрел мне прямо в глаза. Должна признаться, я не выдержала его взгляда.
— Да, я считаю тебя глупой девчонкой. Разве не глупость отворачиваться от любви и защиты того, кто был бы тебе хорошим мужем? И на что ты меняешь жизнь достойной жены? На придворные обманы?
Я не успела ответить. Отец подошел и положил руку на плечо Дэниела, давая понять, что наше свидание окончилось.
— Ну, вот вы и познакомились, — обрадованно сказал он. — И как тебе твоя будущая жена?
Я думала, Дэниел начнет жаловаться на меня. Большинство парней ни за что не простили бы уязвленного самолюбия. Однако Дэниел лишь печально улыбнулся.
— Правильнее сказать, мы начали знакомиться, — сказал он. — От вежливых общих фраз очень быстро перешли к разногласиям. Правда, Ханна?
— На редкость быстро, — ответила я и была вознаграждена его теплой улыбкой.
Принцесса Мария, как и намеревалась, приехала в Лондон на праздник Сретения. Похоже, никто не удосужился известить ее о том, что король Эдуард снова слег и празднества не состоятся. Она въехала через парадные ворота Уайтхолла вместе с внушительной свитой. На ступенях дворца ее встретил герцог Нортумберлендский с сыновьями, среди которых был и Роберт. Члены государственного совета склонили перед нею головы. Мария восседала на рослой лошади. Лицо принцессы было исполнено решимости. Она смотрела на целое море склоненных голов. На ее лице мелькнула, но тут же погасла довольная улыбка. Затем Мария протянула герцогу руку для поцелуя.
Я много слышала о ней — любимой дочери короля Генриха VIII. Его любовница, а затем и жена Анна Болейн ненавидела Марию и делала все, чтобы держать ту подальше от двора. Принцессе даже не разрешили проститься с умирающей матерью. Я ожидала увидеть воплощение скорби; ведь многие женщины не вынесли бы такой судьбы. Однако передо мной была маленькая воительница, у которой хватало мудрости улыбаться придворным. Внутренне она наверняка торжествовала, наслаждаясь зрелищем раболепно склоненных голов. Еще бы! Не сегодня завтра она могла стать их королевой, получив всю полноту власти.
Герцог держал себя так, словно Мария уже была королевой. Он учтиво помог ей слезть с лошади и повел в главный зал. Оказалось, торжество все-таки состоится, хотя и не такое пышное и шумное, как предполагалось ранее. Король тем временем страдал у себя в покоях, кашляя и выплевывая комки желчи, но о нем словно забыли. Придворные улыбались Марии, думая о будущем и заранее стремясь снискать ее благосклонность. А Эдуард… кому он сейчас был нужен?
После обеда начались танцы. Мария не покидала своего места, но постукивала ножкой в такт музыке. Чувствовалось, празднество ей по нраву. Уилл сумел пару раз рассмешить ее. Принцесса улыбалась шуту, видя знакомое лицо среди множества других, коварных и опасных. Соммерса она знала давно — с тех самых пор, когда он еще служил шутом у ее отца. Он катал на спине малыша Эдуарда, а ей пел дурацкие песни, уверяя, что это испанские баллады. Многие из собравшихся здесь придворных помнили, как Эдуард с ранних лет насмехался над нею и унижал, и потому присутствие шута служило ей пусть и скромным, но все же доказательством постоянства.
За обедом Мария пила очень умеренно и почти ничего не ела. Она не унаследовала отцовского чревоугодия. Вместе с другими я присматривалась к принцессе, стремясь понять женщину, которая очень скоро могла сделаться моей новой повелительницей. Марии шел тридцать седьмой год, но лицо ее оставалось юным, как у девушки. Такие лица легко краснеют. Добавлю, что лицо у Марии было не вытянутым, а скорее квадратным. Чувствовалось, она не умеет лукавить. Она откинула капюшон своего платья, обнажив темные, с рыжеватым оттенком волосы (этот оттенок был присущ всем Тюдорам). Мне очень понравилась ее улыбка. Улыбка появлялась на ее лице медленно, и так же медленно теплели глаза принцессы. Пробыв несколько недель при дворе, я составила свое представление о том, как должна выглядеть принцесса. Я считала, что принцессы, как и остальные придворные, умеют улыбаться, сохраняя жесткое выражение глаз, умеют говорить одно, а думать при этом совсем другое. В Марии меня сразу подкупила ее честность. Мне показалось, она устала жить среди лжи и лукавства и потому старалась быть честной, ожидая в ответ, что и другие будут с нею честны. Ей хотелось идти прямой дорогой, а не окольными путями.
Улыбка не была постоянной спутницей принцессы Марии. Ее лицо я бы назвала мрачноватым и даже угрюмым. Но улыбка возмещала все — улыбка первой и самой любимой дочери короля. Когда родилась Мария, Генрих был совсем молодым и еще любил ее мать. У Марии были настоящие испанские глаза: темные и подвижные, способные быстро оценивать происходящее вокруг. Спину она держала исключительно прямо. Темный воротник платья обрамлял ее шею и плечи. На шее принцессы висел большой крест, украшенный драгоценными камнями. Так открыто заявлять о своей приверженности католической вере могла либо очень смелая, либо безрассудная женщина. Двор Эдуарда считался средоточием протестантизма, а подручные короля сжигали еретиков и за меньшие прегрешения, чем открыто носимый католический крест. Я недолго раздумывала над этим вопросом. Вскоре Мария потянулась за золотым бокалом, и я увидела ее дрожащую руку. Должно быть, как и большинство женщин, она научилась выглядеть смелой, даже если внутри ее трясло от страха.
В перерыве между танцами Роберт Дадли наклонился к принцессе и что-то прошептал ей на ухо, после чего жестом подозвал меня.
— Так ты — новая шутиха моего брата? Слышала, ты приехала из Испании? — по-английски сказала мне Мария.
— Да, ваше высочество, — кланяясь, ответила я.
— Говори по-испански, — велел мне сэр Роберт.
Я снова поклонилась и сказала, что рада находиться при дворе.
Лицо принцессы просияло. Ей было приятно услышать родной язык ее матери.
— Из какой провинции ты родом? — все так же по-английски спросила она, но уже с интересом.
— Из Кастилии, ваше высочество, — мгновенно солгала я.
Мне очень не хотелось, чтобы принцесса узнала о гибели моей матери и нашем бегстве из Арагона.
— А что заставило тебя приехать в Англию?
Я была готова к этому вопросу. Мы с отцом перебрали все возможные ответы и выбрали самый безопасный.