Золотарь

Несмотря на то что сказано это было тоном суровым и даже грозным, строптивая Верхен послушной быть не собиралась.

— Папа! Папочка, миленький! Понимаешь, — в глазах ее действительно искрились слезинки, радужные в слабом свете свечи. Только сейчас граф обратил внимание на то, что дочь его одета в одну лишь ночную сорочку, — понимаешь, папочка, мне только что приснился страшный сон.

— Ну и что? — проворчал полковник, снимая пантуфли, укладывая монокль на бархатку и укрываясь одеялом.

— Папа! — Резким и внезапным движением Вероника сорвала с отца одеяло. — Папочка! Мне снилось… мне снился его замок, все в точности так, как на самом деле. Снилось, что я заблудилась, что я одна иду по темному коридору. Мне почему-то страшно, очень страшно. И тут совершенно неожиданно за окном блеснула молния и на мгновение осветила то место, где я шла. И, папа!… Я увидела кровь. Весь коридор в крови!… На полу, на стенах — везде кровь… Даже с потолка стекала кровь. И, что самое ужасное…

— Ну и какого дьявола! — проворчал полковник, снова накрываясь одеялом. — Книжек дурацких начиталась, вот и все… Иди спи.

— Папа! — Вероника стиснула его ладони. — Это не простой сон!

— А что же? — Полковник зевнул.

— Слушай дальше. Мне стало жутко, я побежала. Побежала быстро, прочь от этого места. И, пробежав буквально несколько шагов, я споткнулась, упала прямо на пол, в лужу крови, перепачкала платье (кстати, я была в том, белом). Мне стало жалко платья, я стала смотреть, не сильно ли я его выпачкала, и… тогда я увидела, обо что споткнулась.

— И обо что же? — Полковник зажмурился.

— О тело нашего Ганса. Ведь он вчера заблудился в замке…

— Полная чушь! — сказал полковник. — Наверняка этот прохвост уже нашелся и отъедается сейчас на кухне. А не позже чем завтра его отправят домой.

— Да послушай же! Тогда я поняла, откуда льется кровь, — из его ран. И тогда-то я по-настоящему испугалась. К тому же за спиной я услышала хохот, мерзкий такой хохот, пронзительный, неприятный. Я побежала снова, побежала очень быстро, но этот смех, этот дьявольский смех становился все ближе и ближе. Я поняла: тот, кто смеется, гонится за мною. Мне захотелось закричать. Вновь и вновь я падала, вставала, бежала дальше, все это тянулось неописуемо долго…

— Хватит, Верхен, — сказал полковник. — Прошу тебя, избавь меня от своих глупостей. Я хочу спать.

— Но послушай же! И тут стало совсем темно…

— Надеюсь, это все? — Полковник зевнул, сладко и глубоко.

— Нет, слушай дальше!

— Увы мне! — вздохнул полковник. Делать нечего, придется дослушать до конца. Уж ему ли было не знать упрямства дочери.

— Так вот. На этом месте этот эпизод моего сна прервался. Ну, знаешь, как это бывает: сначала снится одно, а потом вдруг прерывается то, что снилось раньше, и начинает сниться другое.

— Не знаю, — сказал полковник. — Сны должны быть ясные и четкие. Вот как мне сейчас приснилось…

Однако полковник подумал, что, пожалуй, ни к чему разглашать свой сон, и посему замолчал.

— И тогда я оказалась в каком-то подвале. Вокруг — паутина, крысы, мокрицы. И, хотя это и было подземелье, оно освещалось, освещалось каким-то странным, безжизненным светом. Я почему-то знала, что все еще нахожусь в замке Кристофа. И тут я его увидела…

— Кого? — спросил полковник, зевая.

— Ну Кристофа же! Я поразилась — он оказался такой бледный. А потом я поняла почему.

— Ну и почему же?

— Потому что это был вовсе не он. То есть сначала я думала, что это он, бросилась к нему, но что-то, какое-то предчувствие меня остановило. Этот Кристоф был совсем не похож на Кристофа настоящего. Внешность, черты лица — все совпадало, но я знала, что это не он. Я подумала, что, может быть, это и есть то существо, что гналось за мной. Однако нельзя было даже делать вид, будто я его боюсь. Поэтому я сказала ему: «Здравствуй, Кристоф».

— Послушай, Верхен, — сказал полковник, — дай же мне хоть немного поспать. Не желаю я слушать всю эту чушь!

— Папа! Ну не перебивай, пожалуйста! Это существо, похожее на Кристофа, оно было такое бледное, такое… неприятное, что ли… Оно молча смотрело на меня. И тут я вновь испытала ужас. Мне хотелось убежать, но я не знала куда, мне казалось, что от этого существа, которое надело на себя личину Кристофа, не спрячешься, не убежишь. «Где же настоящий Кристоф?» — думала я. И тут это существо, оно словно бы прочитало мои мысли, сказало: «Если ты хочешь знать, что произошло с твоим женишком, немедленно приезжай». Мне сделалось так жутко, что я даже до крови прикусила губу…

— И проснулась, — усмехнулся полковник.

— В том-то и дело, что нет. Я не проснулась. Я продолжала разговаривать с этим бледным двойником. «Что с Кристофом? — спросила я. — Что вы с ним сделали?» «Я же сказал, — отвечало существо, — приедешь — узнаешь». После этих слов этот лже-Кристоф стал преображаться: он покрылся язвами, щеки ввалились. Откуда ни возьмись появились волосы и борода до пят. И там, в этой ужасной бороде, ползали черви.

Перекрученные ногти страшилища скребли по полу. Оно, это отвратительное существо, протянуло свои когти ко мне и, пап! — Вероника распахнула ночную сорочку, — оцарапало меня вот здесь, на груди. Посмотри, папа! Неужели все это случилось наяву?!

Нехотя полковник посмотрел на то, что показывала дочь, на длинную свежую царапину повыше груди.

— Дура! — сказал он. — Иди спать. Сама себя во сне оцарапала, теперь спать мешаешь.

— Па-поч-ка! Да пойми же ты — Кристоф в беде! С ним что-то случилось. Я чувствую это! И не могла я оцарапаться во сне!

— Короче, Верхен, не мешай мне спать!

— Нет. Поехали в Дахау.

Полковник утратил доселе сохраняемое им бесстрастное выражение лица: брови его грозно сошлись над переносицей, нижняя челюсть машинально выдвинулась вперед. Он заговорил, и с губ полетели мелкие капельки слюны.

— Да ты рехнулась, что ли, дура? Ночью, в такую бурю — ехать?! Иди спи— хорошо все будет с твоим женихом. Твою мамку перед свадьбой-то тоже кошмары донимали. Спокойной ночи, дочка.

—Но!…

— Да ни черта с твоим Кристофом случиться не может! Дрыхнет сейчас без задних ног и десятый сон видит!…

— Отец! — Вероника напряженно прикусила губу. — Ты злой и бессердечный человек. Если ты не поедешь со мной, я поеду одна!

— Давай! — Граф махнул рукой, перевернулся на другой бок и прикрыл глаза. — Езжай! Скатертью дорожка!

Он услышал звук захлопнувшейся двери и торопливую поступь удаляющихся шагов дочери. Полковник сел.

— Дура! — крикнул он дочери вдогонку. — В такую погоду ты и десяти шагов не проедешь!

Высказавшись таким образом, полковник уже приготовился отойти ко сну. Однако сон пропал. Более того, граф ощущал энергичное шевеление пальцев ног, что всегда означало у него полное и окончательное пробуждение.

Ворча, он встал с кровати, надел пантуфли, вставил в глаз монокль и, шаркая, направился на кухню выпить наливки. Сей вишневый напиток, изготовленный кухаркой Гретой, бесспорно, способен был усыпить даже самого пса Цербера, чьи очи, как известно, никогда не смежал сон.

Уже в кухне, достав из шкапчика изрядно початый графин, полковник устало выдохнул, протер краем халата мерку и аккуратнейше отцедил вишневки до второго деления снизу мерки. Он запрокинул голову, обжигающий напиток приятно опалил горло, в ноздри ворвался аромат ранней весны. Полковник зажмурился. Удовольствие от наливки было хотя и привычным, однако же не надоедало. Однако на сей раз ему не суждено было насладиться в полной мере, ибо слух бывшего военного уловил некие странные звуки. Прислушавшись, полковник опознал в них голоса, голоса возбужденные. Казалось, что на улице, откуда они, собственно, и доносились, происходит горячий спор или даже выяснение отношений перед основательной потасовкой.

— Какого дьявола? — Полковник блаженно зевнул.

Глаза его слипались. И не слипались даже, а склеивались, словно намазанные вязкой патокой. — Какого это черта, интересно, шумят?