Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 147 из 172

Это было сделано по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия Второго, а переезд иконы в Иерусалим вовсе не означает, что она перестала быть достоянием Отечества.

Фотокопию иконы я повесил у себя дома.

Понимая, что все в этой жизни дается со смыслом, вот такое обретение иконы я воспринял как добрый знак для себя и своей семьи. Как выдержанное с честью испытание. Как чудо, помогающее нам во всякое время оставаться людьми. Бескорыстными. Прямыми. Чистосердечными.

Коррупцию я считаю злом, которое не только мешает России стать по-настоящему цивилизованной и процветающей страной, но социально опасным явлением, способным вообще разрушить наше государство.

Масштабы всеобщего подкупа могут удивить кого угодно. Считается, что на взятки в нашей стране ежегодно тратится около 15 миллиардов долларов. Но, строго говоря, вряд ли кому по силам поставить плотину на пути этого теневого денежного потока.

По оценкам западных специалистов, прозвучавших на международной конференции в центре Маршалла в Гармише, до 50 процентов привлекаемых в Россию инвестиций идет на подкуп чиновников.

Будучи реалистом, я понимаю, что изжить коррупцию невозможно. Однако считаю, что нам вполне по силам значительно снизить ее уровень.

Суть не в карательных мерах. Не в том, чтобы при даче взятки в сотый или в тысячный раз на головы взяткодателей и взяткополучателей неизвестно откуда сыпались бы оперативные работники…

Убежден, что в борьбе с коррупцией технические меры правоохранительных органов должны стоять как раз на последнем месте. Умные и справедливые законы куда быстрее могут искоренить сами причины для подкупа государственного чиновника — распорядителя лицензий, льгот, трансфертов. Неприятие обществом взяточничества должно стать нормой, и я не сомневаюсь, что моральные барьеры способны удержать от преступления многих из тех, кто сегодня считает взятку обыкновенным средством для решения своих житейских и рабочих проблем.

Не хочу читать людям прописи, тем более что отлично представляю себе реальные масштабы коррупции. Я просто продолжаю искать пути решения этой общенациональной проблемы, привлекая в союзники ученых, политиков, предпринимателей, чиновников государственного и муниципального уровней. Всех россиян, кому до смерти надоели эти пресловутые денежные «откаты», а также всевозможные поборы милиции, пожарных, санитарных врачей, жилищно-коммунальных служб, таможенников, пограничников, репетиторов, медицинского персонала в больницах и т. д.

И конечно, как министра внутренних дел, меня не могли не беспокоить масштабы коррупции, которая сопровождала процесс приватизации. Не приходится сомневаться, что переход государственной собственности в частные руки, как правило, совершался с соблюдением обоюдного интереса.

Многие представители новоявленной финансово-промышленной элиты даже не считали нужным скрывать, что имеют миллионные счета в зарубежных банках, недвижимость за границей, собственные самолеты и яхты. Огромные средства, включая кредиты, по которым страна обречена в будущем платить весьма высокие проценты, разворовывались и немедленно возвращались на Запад. Но уже в качестве частных капиталов и капиталов фирм, зарегистрированных где угодно, но только не в России.

В то время была у меня идея: дать бой коррупции по всему фронту. Многие, наверняка, наслышаны о мафиозной славе Гонконга. С 1945 года по 1975 год организованная преступность там укрепилась настолько, что коррумпированы были буквально все: от рядового полицейского до высших чиновников. Именно тогда там был создан антикоррупционный комитет, куда вошли самые лучшие профессионалы, собранные из всех силовых структур. Через двадцать лет коррупция в Гонконге среди прочих преступлений составляла ничтожные проценты.

Когда я по делам службы бывал за рубежом, моими экскурсоводами по мировым столицам зачастую были сотрудники спецслужб, работавшие в этих странах. Вот они мне иногда говорили: видишь, мол, вон тот дом? Это дом такого-то уважаемого россиянина, а этот чудесный особняк — такого-то. Были они осведомлены и о денежных счетах наших видных соотечественников, среди которых преобладали олигархи и предприниматели помельче, но иногда встречались и фамилии высокопоставленных чиновников.

Особняк Бориса Березовского в Лондоне мне тоже показали.

Я никому не завидовал.

Ворованное еще никому не принесло счастья. Оно всегда оборачивалось бедой: насильственной смертью, грабежом, вынужденным изгнанием, утраченной репутацией.





Что касается наших разведчиков, то вся эта информация добывалась ими попутно и не являлась целью их работы. Я же в этих разведданных, которые не находили потребителя внутри самой России, увидел мощное подспорье для борьбы с коррупцией, в особенности для возвращения нелегально вывезенных из России денег. Это миллиарды долларов ежегодно.

Все эти впечатления от заграничных экскурсий были хорошим поводом для размышления. Поводом для действия, потому что я мог убедиться: разведывательная информация, например, Главного разведывательного управления Генерального штаба всегда отличалась добротностью и глубиной. Скажу откровенно, когда в основе наших операций лежали данные ГРУ, как это было в 1995 году и в 1996 году, они всегда заканчивались успехом.

Я посоветовался со всеми нашими ведомствами, интересы которых непосредственно касались государственной безопасности: с ФСБ, Генеральной прокуратурой, ГРУ, СВР, ФАПСИ, побеседовал с каждым из руководителей. Все согласились, что нам нужно скоординировать свои действия. Создать межведомственную комиссию, которая была бы в состоянии использовать по назначению информацию всех «контор», а подчинялась бы только председателю правительства.

Я верил в результативность такого содружества спецслужб. Об этом свидетельствовал опыт борьбы с организованной преступностью на АвтоВАЗе, в Тольятти, когда, объединив под единым руководством все правоохранительные структуры, нам удалось за месяц навести порядок на одном из важнейших промышленных предприятий страны.

План был доложен Ельцину. Президент России написал на докладной записке свою резолюцию: «Согласен. Издать постановление правительства».

Мы, представители всех вышеупомянутых спецслужб, два с лишним месяца работали день и ночь — готовили проект этого документа. Я лично подписал его у Черномырдина.

Все шло отлично.

Но при этом постановление это не вышло даже из стен Белого дома. Ему даже не присвоили номер, что в переводе с бюрократического языка на нормальный означает: аппарат Черномырдина, возглавляемый Бабичевым, не только шел поперек воли собственного шефа, но делал это демонстративно и в какой-то мере даже бесстрашно.

Там не желали создания структуры, способной поднять на-гора тонны убийственного компромата вперемешку с ворованными деньгами.

Бабичев, правда, ссылался на указания Орехова, руководителя государственно-правового управления администрации президента и на его юридически ничтожные аргументы. Было понятно, что в определенных кругах правительства и администрации президента заключен союз, главной задачей которого являлось торпедирование любых усилий сторонников постановления. Буквально любой ценой.

Одному из представителей этих кругов я сказал прямо: «Вы так отчаянно суетитесь, потому что знаете — в списке самых бессовестных коррупционеров ваша фамилия окажется первой».

Еще какое-то время я ждал какой-либо реакции В.С. Черномырдина, но в конце концов понял, что и он пробивать постановление не намерен.

Я не стану обвинять его в безволии или потворстве олигархам, но факт остается фактом: Черномырдин сделал вид, что удовлетворился доводами Бабичева и Орехова. Видимо, просто махнул рукой, не желая ворошить осиное гнездо.

Так был провален план, имевший очень серьезные перспективы.

Решающим фактором, я уверен, стали опасения ближайшего президентского окружения, что информация, которая могла быть получена сообществом российских спецслужб за рубежом и впоследствии реализована в России, могла дать Куликову шанс заглянуть в самые потаенные уголки отечественной политики и усилить его собственное влияние в правительстве и в Кремле.