Пока дверь закрыта

   Наступили каникулы, ученики разъехались, равно как и большая часть преподавателей. Мистер Байрон остался бы в Колледже один, если бы не декан, старый человек, подверженный дремоте настолько, что разговаривать с ним было бесполезно, и один или два обеда прошли в унынии. Но мистер Байрон не мог сдержаться и постепенно, слово за слово, поведал старому декану историю своей встречи с медведем и свои ночные видения. Старик слушал его невнимательно, и заявил, что подобные видения весьма неприятны, и самое лучшее, что мистер Байрон может сделать, это выбросить их из головы. "Это вредная вещь, - медленно, скрипучим голосом, произнес декан, - когда человеку мерещатся бродячие медведи и тому подобный рогатый скот. Это расстройство рассудка, мистер Байрон; есть одна старая история по поводу некоего семейства, имени которого я припомнить не могу, главе которого являлась иногда в видениях большая белая птица, прямо к нему в комнату - а это очень плохо. У нас нет преподавателей в Колледже, которых посещали бы в глухой ночной час видения птиц или каких-нибудь лесных чудовищ. Это - плохая вещь, мистер Байрон, это - предзнаменование. В такой момент человек должен читать Священное Писание и молиться; но мне почему-то кажется, что у вас нет намерения делать ни то, ни другое".

   Мистер Байрон сказал, что, по его мнению, крепкое пиво или бренди в таких случаях помогают намного действеннее, но декан уже склонил голову и ничего не сказал по этому поводу, впрочем, как не сказал более ничего ни по какому поводу.

6

   Мистер Байрон вскоре остался один в Колледже, поскольку декан отбыл, и пребывал в скверном расположении духа. Он перестал обедать и довольствовался тостами и чаем, в который добавлял бренди. Он перестал ходить в столовую и основную часть времени проводил в своей комнате, барабаня пальцами по столу. В это время он начал вести записи в небольшой записной книжке о событиях, воспринятых им чрезвычайно близко. Как следует из этих записей, он не был в мире с самим собой, и сожалел о потраченной впустую эгоистичной жизни; были здесь также записи, касавшиеся странных происшествий с некоторыми семействами, глупые рассказы времен его детства и юношеского возраста, которые не имели ни начала, ни конца, к примеру такой: "Когда я гулял в саду, в вспомнил, как Марджори подошла ко мне, показала груши, которые ей дала госпожа Викерс, и предложила мне; но я отказался и предложил ей сыграть на них в игру, которую мы называем паттл-поттл; я жульничал, выиграл у нее все груши, съел их да еще смеялся над нею, так что она расплакалась. Мне жаль, что я обманул Марджори. Она умерла 8 апреля 1748 года, от ангины, но это было много позже. Я плохо относился к ее мужу, он так скверно разговаривал со мной..." И тому подобный вздор, без какого-либо порядка. Через несколько страниц записи были сделаны трясущейся рукой, линии строк налезали друг на друга: "Это самая плохая вещь, которая когда-либо приключалась со мной в жизни, но я никак не могу описать ее, поскольку, боюсь, не знаю, что это. Может быть, Господь пожалеет и пощадит меня, и простит мне неверие мое. Вот как это случилось: я проснулся встревоженный, как мне кажется, около трех часов ночи (это было в среду, мне кажется, - но я в этом не уверен, как не уверен и в остальном), поднялся и услышал, как кто-то ходит, взад-вперед, снаружи моей комнаты; кто-то, кто трижды пытался открыть дверь, она прогибалась и трещала, но выдержала. Затем я услышал, как кто-то фыркнул под дверью, и почувствовал запах, который не могу описать, поскольку он вызывает у меня отвращение... - О Господи, я погиб! - О Господи! Снова я услышал его; оно фыркало и дышало под дверью. Все это время я стоял неподвижно, не осмеливаясь пошевелить ни одним членом, одеревеневший и похолодевший. Медленно светало, стало тихо, наконец, я набрался мужества и отворил дверь. В комнате царил полумрак, но - о Господи! Как я только могу писать об этом - Господь смилостивился надо мною; медведь стоял, как я и опасался, ссутулившись, напротив двери, и смотрел на меня своими маленькими глазками; я видел красный язык между острыми зубами. Это был конец. - О Господи, что мне делать? Я затворил дверь, но ослабел настолько, что вынужден был ползти к моему ложу; этот ужасный смрад преследует меня: оказывался ли когда человек в положении более ужасном, чем я? О Господи!

   Эта запись заканчивается неразборчивыми каракулями, которые, кажется, представляют собой переданные по памяти фрагменты Псалма XCV, "Живущий под покровом".

   Имеется еще только одна запись, сделанная двумя днями позже. "Дальше ничего не произошло, и ужас понемногу схлынул; но мне никак не удается изгнать запах чудовища из комнат, моя одежда пропиталась зловонием, равно как и моя еда. Слишком много времени я провел в закрытом помещении. Я должен покинуть и место и уехать как можно дальше; мне нужна другая жизнь, и другая диета, и - молитва, может быть, это мне поможет. Я не осмелюсь обратиться к врачу, а если обратиться к священнику - то не знаю, с чего начать. Я не могу избавиться от мысли, что меня ждет несчастье, но даже не могу предположить, какое именно. Наверное, сегодня слишком поздно, я просто боюсь изменить свою жизнь. Если бы это случилось со мной лет двадцать назад! Проклятие моей семьи пало на меня, и я сам в этом виноват. Если бы у меня был хоть один друг, хоть один близкий человек, к которому я мог бы обратиться, у меня оставалась бы надежда. Если бы моя маленькая Марджори были жива, она поняла бы меня..."

7

   Развязка наступила стремительно; но все, что я смог найти - это краткая заметка-некролог относительно мистера Байрона, которая была опубликована в Журнале для Джентльменов от 20 июля 1788 года, двумя днями позже случившегося. Содержание ее было таково:

   "18 июля, в гостинице Рыба и Утка, Коттэнхэм, скончался мистер Байрон, преподаватель Магдаленского Колледжа, Кембридж, остроумный и всеми уважаемый человек. Ему смерть произошла в результате несчастного случая. Указанный джентльмен, находившийся в превосходном здравии, по своему обыкновению, совершал утреннюю прогулку в окрестностях Кембриджа, где постоянно проживал. Утром 18-го июля два норвежских моряка, известные как Свайн и Бам, водили по улицам Коттэнхэма обученного медведя, когда мистер Байрон внезапно показался из переулка. Медведь, без видимой причины, не нашедшей объяснения, вырвался и сделал движение, будто хочет обхватить мистера Байрона, застывшего рядом в нерешительности. Он попытался убежать, когда медведь оказался рядом с ним, но упал на землю, и зверь схватил его. Его сразу же вызволили, но он, казалось, был охвачен ужасом, от которого не оправился, и умер тем же полднем.

   На допросе, который был учинен Свайну, одному из владельцев медведя, тот показал, что зверь всегда отличался хорошим поведением и что ему без опасений можно было оставить самого маленького ребенка. Он сказал также, что, действительно, поведение животного показалось ему странным: он вел себя так, будто распознал в мистере Байроне старого знакомого, и желал выразить ему чувство привязанности, но никак не вражду. Было решено, что медведя следует умертвить, но Свайн воспротивился этому, утверждая, что медведь с ним уже давно, и что он является единственным средством, с помощью которого он добывает себе средства к существованию; кроме того, доктор заявил, что мистеру Байрону не было нанесено ни малейшего вреда, то поэтому мистер Катлак, судья, изменил свое решение в пользу Свайна и позволил ему уйти. Мистер Байрон будет похоронен на кладбище Св. Петра в Кембридже, в присутствии тех, кто знал его и искренне сожалеет о его кончине".

ОТВЕРСТИЕ В СТЕНЕ

~ 1 ~