Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 33 из 73

1999 год

Бремя белых

«Несите бремя белых, И лучших сыновей На тяжкий труд пошлите За тридевять морей — На службу к покоренным Угрюмым племенам, На службу к полудетям, А может быть, чертям.» Киплинг Люблю рассказы о Бразилии, Гонконге, Индии, Гвинее… Иль север мой мне все постылее, Иль всех других во мне живее Тот предок, гимназист из Вырицы, Из Таганрога, из Самары, Который млеет перед вывеской «Колониальные товары». Я видел это все, по-моему,— Блеск неба, взгляд аборигена,— Хоть знал по Клавеллу, по Моэму, По репродукциям Гогена — Во всем палящем безобразии, Неотразимом и жестоком, Да, может быть, по Средней Азии, Где был однажды ненароком. Дикарка носит юбку длинную И прячет нож в цветные складки. Полковник пьет настойку хинную, Пылая в желтой лихорадке. У юной леди брошь украдена, Собакам недостало мяса — На краже пойман повар-гадина И умоляет: «Масса, масса!» Чиновник дремлет после ужина И бредит девкой из Рангуна, А между тем вода разбужена И плеском полнится лагуна. Миссионер — лицо оплывшее,— С утра цивильно приодетый, Спешит на судно вновь прибывшее За прошлогоднею газетой. Ему ль не знать, на зуб не пробовать, Не ужасаться в долгих думах, Как тщетна всяческая проповедь Пред ликом идолов угрюмых? Ему ль не помнить взгляда карего Служанки злой, дикарки юной, В котором будущее зарево Уже затлело над лагуной? …Скажи, откуда это знание? Тоска ль по солнечным широтам, Которым старая Британия Была насильственным оплотом? О нет, душа не этим ранена, Но памятью о том же взгляде, Которым мерил англичанина Туземец, нападая сзади. О, как я помню злобу черную, Глухую, древнюю насмешку, Притворство рабье, страсть покорную С тоской по мщенью вперемешку! Забыть ли мне твое презрение, Прислуга, женщина, иуда, Твое туземное, подземное? Не лгу себе: оно — оттуда. Лишь старый Булль в своей наивности, Добропорядочной не в меру, Мечтал привить туземной живности Мораль и истинную веру. Моя душа иное видела — Хватило ей попытки зряшной, Чтоб чуять в черном лике идола Самой природы лик незрячий. Вот мир как есть: неистребимая Насмешка островного рая, Глубинная, вольнолюбивая, Тупая, хищная, живая: Триумф земли, лиан плетение, Зеленый сок, трава под ветром — И влажный, душный запах тления Над этим буйством пышноцветным. …Они уйдут, поняв со временем, Что толку нет в труде упорном,— Уйдут, надломленные бременем Последних белых в мире черном. Соблазны блуда и слияния Смешны для гордой их армады. С ухмылкой глянут изваяния На их последние парады. И джунгли отвоюют наново Тебя, крокетная площадка. Придет черед давно желанного, Благословенного упадка — Каких узлов ни перевязывай, Какую ни мости дорогу, Каких законов ни указывай Туземцу, женщине и Богу.

1998 год

Война объявлена

1. Прощание славянки

Аравийское месиво, крошево С галицийских кровавых полей. Узнаю этот оющий, ающий, Этот лающий, реющий звук — Нарастающий рев, обещающий Миллионы бессрочных разлук. Узнаю этот колюще-режущий, Паровозный, рыдающий вой — Звук сирены, зовущей в убежище, И вокзальный оркестр духовой. Узнаю этих рифм дактилических Дребезжание, впалую грудь, Перестуки колес металлических, Что в чугунный отправились путь На пологие склоны карпатские Иль балканские — это равно,— Где могилы раскиданы братские, Как горстями бросают зерно. Узнаю этот млеющий, тающий, Исходящий томленьем простор — Жадно жрущий и жадно рожающий Чернозем, черномор, черногор. И каким его снегом ни выбели — Все настырнее, все тяжелей Трубный зов сладострастья и гибели, Трупный запах весенних полей. От ликующих, праздно болтающих До привыкших грошом дорожить — Мы уходим в разряд умирающих За священное право не жить! Узнаю эту изморозь белую, Посеревшие лица в строю… Боже праведный, что я здесь делаю? Узнаю, узнаю, узнаю.

1999 год