Страница 2 из 9
Алекс, принимавший участие во многих боевых операциях, не переносил вида собственной крови. До дурноты. У каждого свой способ преодоления себя. Он преодолевал, учась не падать в обмороки от царапин и порезов.
Вика спала. И он, стараясь не смотреть на сгиб локтя, пошел в соседнюю палату, к Максу.
Максимилиан Тротт кривился, слушая уговоры добродушной медсестры поесть, и мечтал, чтобы назойливая женщина испарилась куда-нибудь. Голова болела страшно, но, во всяком случае, он уже не выпадал в темноту от любого движения или попытки сосредоточиться, и можно было спокойно все обдумать. А вот звуки по-прежнему раздражали, и свет все так же резал глаза, заставляя боль пульсировать в висках и глазницах.
Расстроенная несговорчивым пациентом медсестра выскочила за дверь - жаловаться врачу, а в распахнутую дверь вошел бледный и тощий Алекс, посмотрел на друга, улыбнулся.
- Ты даже на смертном одре будешь заставлять женщин от тебя шарахаться?
- И я рад тебя видеть, - пробурчал Макс, неловко, чтобы не потревожить разламывающуюся голову, приподнимаясь на койке. - Не рано ли ты решил двигаться, Данилыч?
- Раньше начну - раньше восстановлюсь, - объяснил ректор, присаживаясь рядом с Троттом и без зазрения совести утаскивая с подноса сладкую булочку. - Только есть хочется постоянно.
- Ешь, - Макс поморщился. - Я на глюкозе, да и организм не воспримет. И, да, говори тише, Данилыч.
- Хреново, да? - сочувственным шепотом спросил Свидерский, протягивая руку за второй булочкой.
- Хреново, - признался Тротт. - И не ускорить никак, иначе до эпилепсии доускоряюсь. Март тебе рассказал про тха-охонга?
Алекс кивнул.
- Ты знаешь про этих тварей?
- В Бермонте коллега показывал панцирь, - хмуро сказал Макс, - напоминает по описанию смесь гигантского муравья со слизняком. По их словам, всего несколько таких прорывов было. А тут в защищенный королевский дворец, туда, где нет никакой сейсмоактивности. Ни один манок не дал бы ему сил пробить стихийные щиты. Ты же понимаешь, что это значит?
- Понимаю, - спокойно произнес Алекс, уже уничтоживший ползавтрака, и глядящий на остатки с голодным блеском в глазах. - Но сейчас мы с тобой полудохлые, восстановишься - потом поговорим.
Он снова глянул на поднос и стянул желтоватый, вкусно пахнущий кусок мягкого солоноватого сыра, виновато посмотрел на инляндца.
- Да ешь уже, - Макс махнул рукой и тут же поморщился, - порадуй медперсонал за меня.
Некоторое время в палате стояло молчание - Алекс уничтожал завтрак, Тротт пытался справиться с головной болью и кривился от бликов света на плиточных стенах палаты. Еще и ветер разгулялся за окном, и окно ритмично поскрипывало, доводя его до белого каления.
- Малыш, - вдруг серьезно спросил его друг, - скажи мне. Когда ты с Темным ментальными ударами обменивался...он должен был раскрыться. Ты его не смог прочитать?
- Нет. Не смог, - ответил Тротт сухо, и пауза перед ответом была заметна лишь ему.
В дверь постучались, она распахнулась с выносящим мозги скрипом, и огромный Ситников, возникший на пороге, гулко проревел:
-- Извините, профессор Тротт, можно к вам?
-- Ситников, не орите, - огрызнулся лорд Максимилиан. Сощурился - из-за спины семикурсника выглядывала Богуславская, оказавшаяся принцессой Рудлог. Увидела его, покраснела, и спряталась обратно.
-- Извините, - гулким шепотом попытался оправдаться Матвей. - Мы на минуточку. Узнать, все ли у вас в порядке, профессор. Извините, Александр Данилович, здравствуйте. Ух ты, вы здорово выглядите. Димка тоже очнулся, только к нему пока не пускают...
-- Здравствуйте, - ухмыльнулся Свидерский, поглядывающий то на мрачнеющего Тротта, то на очень внимательного студента.
-- Я не в порядке, Ситников, - язвительно сообщил лорд Тротт, - но это не ваша забота. Прекратите ко мне бегать с Богуславской, как заботливые бабушки. Увидимся на занятиях, если решите заниматься дальше.
Матвей сдвинул плечи, набычился. Обиделся.
- Он болеет, - быстро и тихо зашептала ему сзади первокурсница, гладя его по руке, - поэтому такой злой. Не расстраивайся.
Тротт почувствовал глухое раздражение, а уж голова заныла так, будто кто-то со всей силы врезал ему по затылку.
- Богуславская, ваш анализ восхищает. Вы точно тот университет выбрали?
- Я Р-рудлог, - сказала Алина резко, выступая из-за спины угрюмого Ситникова.
- Вы думаете, это сделает меня добрее? - усмехнулся Тротт.
- Макс! - сурово рыкнул Свидерский, перевел взгляд на раскрасневшуюся девушку. - Ваше Высочество, простите нашу неучтивость. Лорд Тротт тоже очень сожалеет о своей резкости.
Алина покраснела еще сильнее, хотя, кажется, уже некуда было, стояла с совершенно несчастным видом. Матвей бросил на своего преподавателя тяжелый взгляд и потянул ее из палаты.
- Да-да, - холодно сказал Тротт им вслед, - приношу свои извинения, Ваше Высочество.
Она услышала, но не обернулась, только расправила плечи и презрительно фыркнула. Совсем по-детски.
Алекс подождал, пока закроется дверь, постучал пальцами по опустевшему подносу. Макс лежал с закрытыми глазами, кривился и молчал.
- Макс, не забывайся, - предупредил его Алекс. - Эта девочка пятый человек в Рудлоге и представительница одной из самых могущественных семей в мире.
- Хватит нудить, Данилыч, - инляндец открыл мутные от боли глаза, - сам все знаю. Если она Рудлог, что с ее аурой?
Ректор пожал плечами.
- Самому бы хотелось понять.
- Алекс, ты иди, - попросил вдруг природник глухо. - К себе.
Свидерский покачал головой, встал.
- Я попрошу для тебя обезболивающего.
- Бесполезно, - Макс бледнел на глазах. - Иди, не стой над душой. И еще, Данилыч..., - он вздохнул, сжал зубы, - организуй Поляне регенератор, у Марта должны были остаться.
Уже закрывая дверь, Алекс услышал из палаты друга болезненный, сдавленный выдох и стон.
Служба королевского протокола была в панике. Накануне бала предполагалось, что высочайшие гости переночуют в подготовленных покоях, с утра примут участие в прощальном завтраке и разъедутся по домам. Но проклятое чудовище сорвало все планы, и теперь в срочном порядке нужно было организовывать завтраки, планировать совместный обед, украшать для обеда залы - отдельно для членов королевских семей и отдельно для их свит, думать, чем развлекать и отвлекать аристократов, проснувшихся раньше своих сюзеренов и молиться, чтобы этим изменения в протоколах закончились.
Однако молитвы услышаны не были, и около полудня выспавшиеся Величества решили посетить раненых в лазарете. Шаг был, безусловно, достойный и политически оправданный, но замученные врачи уже даже не находили сил кланяться и приветствовать венценосных посетителей. Впрочем, к этому все отнеслись с снисхождением.
Не остались без дозы сладкого и придворные сплетники. Все отметили, что принц-консорт, как обычно, держится рядом с Ее Величеством, и что улыбается она ему так же мягко и спокойно. Значит, гроза миновала, пусть даже разлад в правящей семье и всколыхнул надежды у отдельных интриганов - ведь если барон впадет в немилость, то возможность получить влияние на королеву становится вполне реальной. Но Байдек по-прежнему возвышался рядом с супругой, как скала, и дураков, не понявших сигнал, не оказалось. Так что оставалось утешаться оставшимися от невостребованного ужина десертами и шепотом обсуждать вчерашнего монстра и произошедший скандал. И трудно было сказать, что взволновало придворных больше. Но пирожные и кексы, пусть чуть подсохшие, уничтожались со страшной скоростью, наглядно демонстрируя действенность сладкого для снятия стресса.
А вот Майло Тандаджи, разлепивший глаза как раз к полудню, сидел на кровати, замотанный в полотенце, и со стоическим видом пил добытый где-то непривычно тихой супругой пенный кумыс. Окна были предусмотрительно занавешены темно-зелеными шторами, и в спальне был полумрак, не так бросалась в глаза раздражавшая хозяина дома яркая обстановка. Таби была с юга Тидусса, а там любили пестроту и разноцветье, в отличие от почти монашеской скромности пригорных районов, где родился Майло. Но за дом всегда отвечала женщина, а он не хотел ее обижать.