Стыд

4.

Мы познакомились с ней два года назад, когда она поступила учиться в институт на режиссёрский факультет и ей дали комнату в общежитии рядом с моей. Зовут девушку Мариной. Она полька. Из Варшавы. Имеет жениха из Германии. Он регулярно звонит ей.

Однажды, очень скоро после нашего знакомства, я засиделся у неё в гостях. Её соседка по комнате, моя однокурсница, куда-то ушла, видимо, к своему парню из Лаоса. Марина мне казалась западной девушкой, в смысле лёгкости отношений, поэтому, засидевшись, я пытался угадать, чего она от меня ожидает. То ли пора вставать и уходить, то ли следует её обнять и поцеловать. Тогда я так и ушёл в четвёртом часу ночи, не определившись, как следовало бы себя вести. Но мы стали друзьями. От нечего делать мы коротали вечера за разговорами и чаепитием. Постепенно я даже привык к ней.

Однажды, в середине сентября, в так называемое бабье лето, я лежал на своей койке и смотрел в потолок, предаваясь размышлениям. За полуоткрытым окном вечерело, слышались возгласы играющих в волейбол студентов, удары по мячу. Мне даже захотелось самому поиграть, но мысль, что там играют иностранные студенты, афганцы, с которыми я не знал как общаться, - слишком уж вызывающе и грубо они себя порой вели, остановила меня. «Ладно, - думал я, - мне и так хорошо». И чего это русские не играют, а играют афганцы? Я захотел курить, - тогда я ещё курил, это теперь бросил. Встал, решив, что прежде нужно попить чаю. Такое со мною бывало: чтобы получить большее удовольствие от сигареты, я прежде пил чай или съедал что-нибудь. А уж лучше кофе с сигаретой ничего не придумаешь. В буфете института это целый ритуал у студентов. Правда, теперь, когда я не курю, этот ритуал вызывает во мне презрительное отвращение. Не стоит разрушать самих себя, жизнь и так это сделает вместо нас. И не стоит заблуждаться, будто все эти разговоры об искусстве и посредственные наши способности дают нам право умереть раньше времени.

Вошёл мой сосед по комнате, Дмитрий. Он уже не учился в институте, был отчислен годом раньше за "аморальное поведение". Он не совершил ничего такого преступного, просто неловкими поступками обнаружил свои пороки, а потом стал настаивать, что порочны все. Дмитрий прежде учился со мной на одном курсе, я никогда особо не дружил с ним, напротив, он мне не нравился, но так случилось, что я приютил его.

Он-то и сообщил мне, что нашёл нам двух девушек. «Только что познакомились. У нас на первом этаже. Одна - Тамара, другую забыл, как зовут».

Мне ничего не оставалось, как положиться на обстоятельства: куда пойдёт этот вечер, туда и пойдёт, пальцем не ударю, но и препятствовать не буду.

Через час Тамара пришла. Вместе с подругой. Подругу звали Наташей. Они принесли с собой бутылку шампанского и бутылку вина, две или три консервы, гитару. Наташа мне мгновенно понравилась, так что у меня затрепыхалось сердце. Девушки были навеселе, но Наташа, улыбаясь, молчала, а Тамара громко и возбуждённо говорила. Мы выпили. Поболтали. Вскоре Тамара увела куда-то Диму, и я остался один с Наташей. Мы не успели с ней толком познакомиться, но взаимная симпатия сблизила нас. Мы легко о чём-то болтали. Потом я сел рядом с ней и обнял её. Она не сопротивлялась. Я поцеловал её. Она не сопротивлялась. Тогда я коснулся её грудей, она слегка отодвинулась от меня, но внутренний жар распалил её чувственность, и она вновь прижалась ко мне.

Часа через два с половиной я попрощался с Наташей, преувеличив сладость последнего поцелуя, чтоб не обнаружить оскорбляющей женщину холодности и, хуже того, отвращения. Я был утомлён, но доволен собой. Никогда ещё я не обладал столь качественной женщиной.

Проблема была только в том, что я любил другую. И это была не полька, которая не смогла мне простить бурного секса за относительно тонкой стеной, разделяющей наши комнаты…

5.

Я пришёл на свою новую квартиру, постучал к соседу, но его тоже дома не оказалось. Мне ничего не оставалось, как ждать вечера. Тогда я решил, что замок сегодня вставить не успею, но вечером обязательно зайду на квартиру, чтобы повидать незнакомца, который, как я боялся, вздумает забаррикадироваться. Кроме того, меня тянуло любопытство: кто ж он такой, этот парень?

Часу в одиннадцатом вечера, выйдя как всегда на станции метро «Рижская», я дошёл до проспекта Мира, - это наш обычный путь в общежитие, - а далее свернул в непривычном для себя направлении, налево, пересёк две автодороги и пошёл вдоль длинных, высоких зданий. Осенний холодный ветер продувал мою старую куртку, дырявые кроссовки со стёртыми подошвами скоро промокли, потому что пошёл дождь, в животе бурчало, - злая угрюмость овладела мной. Представляя себе предстоящую встречу, я сжимал кулаки, желваки играли на моих скулах. Я даже вообразил себе, что незнакомец меня убивает, что это мои последние шаги по земле, но, вздрогнув, отвратился от представшей картинки и, расправив плечи, ещё сильнее стиснул зубы и кулаки.

Отыскав нужную арку дома, я вошёл в подъезд, поднялся по лестнице и остановился на верхней площадке, где было темно: то ли лампочка перегорела, то ли её вообще не было. Я в последний раз подумал, что со мной может произойти несчастье, но мрачная решимость владела мной. Я толкнул дверь, она распахнулась, свет из маленькой прихожей ударил мне в лицо.

6.

На пороге стоял парень и вопросительно-трусливо смотрел на меня. «Я здесь буду жить, - сказал я отрывисто. – Я хозяин этой квартиры». «Я понял, - он виновато улыбнулся. – Заходите». Пелена спала: ничего устрашающего и необычного в парне не было. Я вошёл и сразу посмотрел на его вещи: рюкзак был собран, банки уложены в огромную спортивную сумку. «Уже готов», - сказал он. Я в знак одобрения важно покачал головой. Парень действительно был огромный, но лицо имел детское. «Что же ты так долго тянешь? Записки получал? Почему не съехал сразу?» Он стал оправдываться. Сказал, что его сюда вселил прежний дворник, его товарищ, который и провёл инструктаж, как себя вести в случае попытки выселения. Инструктаж был коротким: не обращать внимания на письменные угрозы, укрепить дверной замок. «Я думал, - говорил юноша, - что она (начальница) только так… врёт про то, что эту квартиру кому-то под жильё отдавать будут…» Я не стал ни в чём упрекать парня и доискиваться до истины, потому что давно не жду от людей благородства, тем более, что злоба моя иссякла, на её место пришли сочувствие и понимание.

Оказалось, что он иногородний, альпинист, перворазрядник, приехал в столицу, потому что скоро в армию, и он хочет попасть служить в ЦСКА. В настоящее время работает в каком-то кооперативе, моет окна на высотных зданиях. «На верёвке, значит, висишь?» - уточнил я. «Да».

Едва парень сказал, что он альпинист, как я с любопытством стал разглядывать его, чувствуя уважение к человеку. Верхняя губа у него не касалась нижней, и были видны кончики двух-трёх передних зубов, - явное сходство с зайцем. «А как тебя зовут?» «Кирилл». Мы познакомились.

Я подошёл к окну, выглянул во двор. Кирилл стал прилаживать к рюкзаку свёрнутый походный матрас. Во дворе было пусто и темно, я стал рассматривать оконную раму, стёкла, грязные от пыли и краски.

«Я готов», - бодро сказал Кирилл, стоя навытяжку передо мной. «Ну и куда ты сейчас пойдёшь? - спросил я, прикинув, что уже, должно быть, часов одиннадцать вечера. – Есть куда?» Он замялся: «Надо сейчас другу позвонить, потом к нему». «А где он живёт?» Кирилл назвал отдалённую часть города. «Уже поздно. Если хочешь, оставайся, а завтра тогда улаживай свои дела». «Да, а можно? Я тебя не стесню?» - радостно спросил он. «Нет. Тем более, что сейчас я здесь ночевать ещё не буду. Я живу в общежитии, нужно завтра здесь всё убрать, принести вещи, постель, так что сегодня я уйду. И хорошо, если б был ты: замок вставлять уже поздно, ночь на дворе, а двери открытыми оставлять опасно: украдут что-нибудь. Тут, правда, и нет ничего, но народ может и дверь унести!»