Страница 24 из 41
Отраслевые профсоюзные объединения, бывшие централизованными структурами, вначале служили большевикам для того, чтобы ограничить и подчинить себе фабрично-заводские комитеты, по своей сути федеративные и свободные. С 1 апреля 1918 г. слияние этих двух типов организации стало свершившимся фактом. Отныне профсоюзы, под надзором партии, стали играть дисциплинарную роль. Профсоюз металлистов Петрограда наложил запрет на «дезорганизаторские инициативы» заводских комитетов и осудил их «опаснейшее» стремление передавать в руки рабочих те или иные предприятия. Было заявлено, что в этом заключается худшее подражание производственным кооперативам, «идея которых давным-давно уже обанкротилась» и которые «не замедлят вскоре превратиться в капиталистические предприятия». «Все предприятия, брошенные или саботированные их владельцами, продукция которых необходима национальной экономике, должны быть подчинены государственному управлению». «Недопустимо», чтобы рабочие брали предприятия в свои руки без одобрения профсоюзных органов.
После этой предварительной операции захвата профсоюзы, в свою очередь, были укрощены, лишены любой автономии, подвергнуты чисткам; их съезды откладывались, их члены подвергались аресту, их организации распускались или же сливались в более крупные объединения. В ходе этого процесса любые анархо-синдикалистские тенденции были уничтожены, а профсоюзное движение стало полностью подчинено государству и единственной партии.
То же произошло и в отношении потребительских кооперативов. В начале революции они стали возникать повсюду, росли количественно, объединялись на федеративных началах друг с другом. Их преступление состояло в том, что они были вне контроля партии, к тому же в них просочилось некоторое число социал-демократов (меньшевиков). Вначале стали лишать местные магазины средств снабжения и транспорта под предлогом борьбы против «частной торговли» и «спекуляции» или даже без каких-либо предлогов вообще. Затем внезапно были закрыты все независимые кооперативы, а вместо них бюрократическим способом были созданы потребительские кооперативы при комиссариате по продовольствию и производственные кооперативы при Высшем совете народного хозяйства. Многие кооператоры были брошены в тюрьмы.
Рабочий класс на это не отреагировал ни достаточно быстро, ни достаточно решительно. Он был рассеян, разобщен, изолирован в необъятной, отсталой, в преобладающем большинстве сельской стране, обессилен лишениями и революционной борьбой, и, хуже того, деморализован. К тому же лучшие его представители ушли на фронты гражданской войны или же влились в партийный или правительственный аппарат. Несмотря на это, некоторое число рабочих чувствовали себя обманутыми, незаконно лишенными своих революционных завоеваний и прав, взятыми под опеку, униженными высокомерием, надменностью и произволом новых властей, и отдавали себе отчет в истинной природе пресловутого «пролетарского государства». Так, летом 1918 г. недовольные рабочие московских и петроградских предприятий избрали делегатов из своей среды, стремясь тем самым противопоставить подлинных «фабричных уполномоченных» комитетам предприятий, созданным властями. Как рассказывает Коллонтай, рабочий чувствовал, видел и понимал, что его отстранили, отодвинули в сторону. Он мог сравнить образ жизни советских бюрократов и чиновников со своей жизнью. А ведь на нем, по крайней мере, теоретически, зиждилась «диктатура пролетариата».
Но когда рабочие окончательно прозрели, было уже поздно. Власть успела прочно утвердиться, сорганизоваться, в ее распоряжении был репрессивный аппарат, способный сломить любую попытку независимого движения масс. По словам Волина, ожесточенная, но неравная борьба, длившаяся три года и практически неизвестная за пределами России, противопоставила авангард рабочего класса государственному аппарату, упорно отрицавшему разрыв, произошедший между ним и массами. С 1917 г. по 1919 г. происходили все более многочисленные забастовки в крупных промышленных городах, главным образом в Петрограде, и даже в Москве. Как мы увидим далее, они были жестоко подавлены.
Внутри самой правящей партии возникла «Рабочая оппозиция», которая требовала возврата к советской демократии и самоуправлению. На десятом съезде партии в марте 1921 г. один из ее глашатаев, Александра Коллонтай, распространяла брошюру с требованием свободы инициативы и организации для профсоюзов, а также избрания центрального административного экономического органа страны «советом производителей». Брошюра была конфискована и запрещена. Ленин заставил участников съезда практически единогласно принять резолюцию, уподоблявшую тезисы «рабочей оппозиции» «мелкобуржуазным анархистским извращениям»: «синдикализм», «полуанархизм» оппозиционеров, представляли, по его мнению, «непосредственную опасность» для монополии на власть, осуществляемую партией от имени пролетариата.
Борьба продолжалась и внутри центрального руководства профсоюзов. Томский и Рязанов были исключены из президиума и отправлены в ссылку, поскольку они настаивали на независимости профсоюзов от партии. Лидера «Рабочей оппозиции» Шляпникова постигла та же участь, и он вскоре последовал за вдохновителем другой оппозиционной группы, Г. И. Мясниковым, рабочим, инициатором казни великого князя Михаила в 1917 г. Он состоял в партии на протяжении 15 лет до революции, провел более семи лет в тюрьме и держал 75-суточную голодовку. В ноябре 1921 г. он осмелился заявить в брошюре, что рабочие потеряли доверие к коммунистам, потому что партия не имеет больше общего языка с рядовыми рабочими и теперь использует против рабочих репрессивные меры, которые использовала против буржуазии в 1918–1920 гг.
Какую роль играли русские анархисты в этой трагедии, в ходе которой революция либертарного типа превратилась в свою противоположность? В России не было либертарных традиций: и Бакунин, и Кропоткин стали анархистами заграницей. Ни тот, ни другой никогда не действовали в качестве анархистов в России. Их произведения, по крайней мере, до революции 1917 г., издавались заграницей, зачастую даже на иностранном языке. Лишь некоторые отрывки из них с трудом, подпольно, попадали в Россию в крайне ограниченном количестве. Все общественное, социалистическое и революционное воспитание русских не имело абсолютно ничего общего с анархизмом. Наоборот, как пишет Волин, «передовая российская молодежь читала литературу, в которой социализм неизменно был представлен в свете государственном». Умами владела правительственная идея: они были заражены германской социал-демократией.
Анархисты были лишь «горсткой людей без влияния»; их было, самое большее, несколько тысяч. Их движение, по словам того же Волина, было «в ту пору еще очень слабым, чтобы оказывать непосредственное влияние на события». Кроме того, по большей части они были интеллигентами индивидуалистического толка, слишком мало связанными с рабочим движением. Нестор Махно,[74] который, как и Волин, являлся исключением, и на своей родной Украине боролся в самой гуще масс, строго судит в своих воспоминаниях российский анархизм, который «был в хвосте событий, а подчас даже вне их».
Однако такое суждение кажется несколько несправедливым. Анархисты сыграли далеко не малую роль в событиях между Февральской и Октябрьской революциями. Троцкий не раз соглашался с этим в его «Истории русской революции». Отважные и активные, несмотря на свою малочисленность, они были принципиальными противниками Учредительного собрания еще тогда, когда большевики не совершили поворота к антипарламентаризму. Они выдвинули лозунг «Вся власть Советам!» задолго до того, как это сделали большевики. Это они вдохновляли движение за социализацию жилья, зачастую вопреки желанию большевиков. Еще до Октября рабочие захватывали заводы в некоторой степени под влиянием анархо-синдикалистов.
В революционные дни, положившие конец буржуазной республике Керенского, анархисты были на переднем крае вооруженной борьбы, в частности в Двинском полку, который под командованием старых анархистов Грачева и Федотова вытеснил из Кремля контрреволюционных «кадетов». Учредительное собрание было разогнано отрядом анархиста Анатолия Железнякова: большевики лишь утвердили свершившийся факт.[75] Многочисленные партизанские отряды, сформированные анархистами или руководимые ими (отряды Мокроусова, Черняка и др.), упорно сражались против белых армий с 1918 г. по 1920 г.
74
Махно, Нестор Иванович (1888–1934) — деятель российского и международного анархического движения, в 1918–1921 гг. — лидер народного повстанческого движения на Украине. Анархист с 1906 г., участник Российской революции 1905–1907 гг. В 1910 г. приговорен к смертной казни, затем замененной каторгой. В 1917 г. освобожден из тюрьмы революцией, вернулся на Украину, где стал одним из лидеров анархического движения и главой местного Совета в селе Гуляй-Поле. С 1918 г. — командир партизанских повстанческих отрядов, сражавшихся против австро-германских оккупантов, украинских националистов, белогвардейцев. На территории, контролировавшейся махновцами, была установлена власть вольных Советов, проводились социалистические мероприятия. Повстанческая армия под руководством Махно заключала несколько военных союзов с Красной Армией, сыграв большую роль в разгроме белых, но неоднократно объявлялась большевиками вне закона и подвергалась репрессиям. В 1921 г. махновщина была окончательно ликвидирована, Махно с группой соратников ушел за границу. С 1925 г. Махно в Париже, где совместно с П. Аршиновым участвует в группе «Дело труда» и одноименном журнале. Умер в 1934 г. в Париже. Автор воспоминаний по истории революции на Украине и махновского движения.
75
Герен несколько вольно трактует эти события.