Недосказанное (ЛП)

Кэми обняла себя и почувствовала, как дрожит её тело. Отец сутулился на над надгробием и Кэми поднесла руку ко рту, физически заставив себя замолчать, когда услышала рыдания своего отца.

Он очень старался, чтобы они этого не видели. Кэми очень хотелось подойти к нему, но он её пугал. Она не хотела его видеть таким, непостижимым и страшным.

Кэми даже не осознавала, что отступала, пока не уперлась рукой в ворота кладбища. Затем она подняла защелку и увидел то, чего она раньше не замечала: железо было выковано в виде маленькой руки, которая опускалась в еще одну руку, которая была зафиксирована в стене.

Она закрыла ворота за собой (две металлические руки вновь встретились) и пошла вниз по переулку, за угол. А потом она пустилась бежать на Главную улицу, пока не добралась до дверей Наводнения.

Она толкнула дверь. Внутри паба оказалось сумрачно и прохладно. Джаред с пинтой пива проталкивался вперед, к мистеру Стёрну, поседевший бультерьер которого преспокойно сидел на своем табурете с таким же терпеливым выражением на морде, как и у его владельца.

Джаред поднял взгляд и заметил её. Все его лицо прежде менялось, когда он увидел её, так же отчетливо как различие между светом и тенью. Но не теперь.

— Марта, я прервусь ненадолго, — сказал он.

Марта, сидящая на другой стороне бара и читавшая книгу, просто кивнула. Кэми узнала взгляд, которым она одарила Джареда, и отметила, что с момента прибывания Джареда здесь, что Райты сменили свой страх до терпимой привязанности к сумасшествию.

Но так или иначе у него это получилось, печально подумала Кэми, вот тебе пожалуйста, переехал и не успел оглянуться, как уже сменил «Дорогой Боженька, я даже не представляю что происходит», на «пусть все так и идет».

Она посмотрела на Марту и мистера Стёрна и его бультерьера, который в ответ уставился на неё туповатым взглядом. Ей захотелось закричать, потому что там на кладбище у её отца разбилось сердце.

Но Разочарованный дол на том и стоял: люди позволяли трагедиям других литься дождем вокруг них и продолжали жить своими жизнями, делая вид, что ничего не происходит.

Кэми не могла сдержать удивление что большинство людей в Разочарованном доле думали о чародеях. Похоже они внушали абсолютный страх, а их возможности были просто невообразимы, как у небожителей. Они должны походить на угрозу, с которой просто нельзя было сталкиваться. Это почти имело смысл, что все хотели покинуть войну волшебников с волшебниками, и потому они все так отчаянно пытаются притвориться, что будто могут продолжить свою обычную жизнь.

Никто не обращал внимания, что Кэми была расстроена, что заставило её думать, что, возможно, она не выглядела так, словно развалилась на куски. Это было хорошо. Ей хотелось сохранить целостность, держать все под контролем. Она стояла, убрав руки в карманы джинсов, так что никто не заметил, что её трясло, а Джаред стащил свою куртку с крючка у двери, подошел к ней, а потом застыл в нерешительности: она подумала, что он возьмет её за руку, но он, вместо этого, потянул её за петлю ремня. Затем он взглянул на неё, их глаза встретились. На его лице отразилось смятение, поскольку он очевидно понял, что хватание петли ремня было не совсем обычным жестом, который он собирался совершить.

— Давай, прогуляемся, — сказал он, и сделал шаг вперед, чтобы придержать для неё дверь.

Кэми вышла на улицу. Она не стала возвращаться к магазинчикам на Главной улице, а поднялась к тому месту, где улица сужалась и переходила в поля, перемежавшиеся редкими жилыми дома в дуэте с садиками, создавая образ дам в зеленых платьях, присевших в реверансе. Земля была в изморози, заборы побелели, а трава искрилась инеем. Стоял тихий вечер, небо было темного насыщенного цвета вечера, идущего на убыль. Было холодно.

Кэми шла рядом с Джаредом, не вынимая рук из карманов, уставившись на золотой, покрытый коркой льда, асфальт. У неё саднило горло. Это было так глупо прибежать к нему. Джаред откашлялся, и она, подняв глаза, увидела, что он наблюдает за ней.

— Что-то случилось, — наконец сказал он. — Ты должна мне рассказать в чем дело. Я больше не могу читать твои мысли.

Кэми попыталась рассмеяться. Вышло криво.

— Вынуждена признать, что в отсутствие связи есть положительная сторона. Тебе больше не приходиться страдать, когда мне больно. — Кэми скрестила руки на груди, пытаясь создать некую защиту от холодного ветра.

— И все же, я страдаю, — сказал Джеред низким голосом. — Только я не знаю из-за чего конкретно.

— Не знаю, как рассказать о таком. Мне хочется, чтобы люди думали, что я и сама отлично со всем справляюсь, — объяснила Кэми. — Не возражаю, ели кто-то считает меня чокнутой. Никогда не возражала. Я просто не хочу, чтобы меня считали беспомощной. Я хочу быть той, у которой есть на все ответы.

— О, всего-то?

Кэми уставилась на него и уловила кривоватую ироническую улыбку Джареда.

— Хотелось бы мне иметь вопросы, — сказал Джаред. — Я никогда не чувствовал необходимость говорить с кем-то о вещах, которые рассчитаны на то, чтобы узнать, что не так. Ты была единственно, кто имела значения, и я всегда это знал.

— А теперь?

Он остановился и повернулся лицом к ней:

— Ты все еще единственная, кто имеет значение. И я должен научиться спрашивать. Так вот: мне все равно, есть ли у тебя ответы. Я только хочу, чтобы ты поговорила со мной.

Кэми взглянула на него, и он сделал шаг назад. Какое-то мгновение она была зла, а потом обнаружила, что он протягивал ей свою руку.

Она протянула руку, и когда она вложила свою руку в его, то увидела, что он приложил видимое усилие, чтобы не начать убегать от неё. Он закрыл пальцами её пальцы, и помог ей подняться на несколько ступенек, пока она не уселась на турникет. Джаред уселся на одну из ступенек и смотрел на неё. Наступил еще один из тех нерешительных моментов, которые всегда его выдавали, потому что он умышленно откинулся назад, прижавшись плечом к её коленям. Она почувствовала, как через них обоих прошла дрожь.

Поговори со мной, как бы говорил он. Кэми сделала глубокий вдох.

— Мой папа узнал про магию, — сказала она. — Он узнал, что мама лгала ему, обо всем, и он теперь так зол на неё. Не знаю, простит ли он её. А если не простит...Боже, так нелепо весть об этом речь, когда злой чародей хочет, чтобы город ему через две недели принес кого-нибудь в жертву. Всегда чьи-то родители разводятся. Но у меня такое чувство, что, если он её не простит, миру придет конец.

— Уверен, он простит её, — сказал Джаред.

— Он сказал, что она нагородила столько лжи, и поэтому теперь он не знает, как вновь начать ей доверять. — Дрожащие слова повисли в холодном воздухе. Кэми так хотелось придумать причину, чтобы папа раз и навсегда простил маму. Она могла простить маме любую ложь, но каждый ребенок знал, что родители всегда им немного лгут, чтобы защитить от правды мира. А папа с мамой должны быть на равных. И тут до Кэми стало доходить, насколько ужасна была мысль о лжи: ведь Джаред всего как несколько месяцев мог лгать ей.

— Он найдет выход, — заверил её Джаред. — Выход всегда есть. Если он её любит, тогда он сделает все, что угодно, лишь бы остаться с ней.

— А что, если он её больше не любит? — прошептала Кэми. После того, как она это произнесла, она смогла рассказать Джареду и остальное (что они когда-то могли рассказывать друг другу: как страшно Томо и Тену было бы сегодня, если бы они увидели их отца на могиле сегодня) - каждую деталь в трещинах её изломанной вселенной.

Джаред слушал, не сводя глаз с ей лица.

— Это может быть хорошим знаком. Ну что он так зол, — наконец сказал Джеред. — Нет...не само его бешенство, — осторожно произнес он. Кэми сильнее сжала его руку. — А просто раз он злится, это не означает, что он перестал любить её.

Он умолк, а потом продолжил:

— На следующий день, после того, как ты разорвала связь, я разбил все зеркала у себя в комнате в Ауримере. В спальне, в ванной. Одно в коридоре. — Он отвел взгляд, как будто немного смутился, а потом сразу же вновь обратил взгляд к её лицу. — Я это говорю не для того, чтобы заставить тебя почувствовать себя хуже. Просто ты единственная эмоциональная система координат, что есть у меня.