Страница 18 из 50
После тренировки мы возвращались в комнату унылые и потрёпанные. Я так вообще выглядела как один большой синяк. Преподаватели разносили нашу с ребятами подготовку в пух и прах, но, ни я, ни близнецы даже не намекнули на усталость после лекции по ментальной магии. Какие же мы тогда будем воины, если решим прикрываться усталостью в бою.
Поднималась по лестнице я на чистом упрямстве. Тело не слушалось, и хотелось сесть на ступеньку и позорно разреветься, но я стискивала зубы и делала следующий шаг. Пришла в комнату самой последней, дроу даже успели принять душ.
Стоило мне переступить порог, как окружающее пространство вдруг поплыло, и я потеряла сознание. Очнулась на руках у Киевена. Он нёс меня в ванную, чтобы отмыть от пота и грязи, позади топал с аптечкой Риззен.
Когда меня в четыре руки раздевали, я даже не попыталась возмутиться. Было откровенно плевать на то, каким образом я приму ванну, главное, что это произойдёт. Решила взять всё в свои руки я тогда, когда Киевен намылил мне голову, а Риззен взял в руки мочалку. Руки меня не слушались, поэтому оставалось только с абсолютным безразличием доверить своё тело дроу.
Пока с моей кожи бережно смывали грязь, а с волос – мыло, я разомлела и задремала. Чувствовала ещё, как меня сушат, бинтуют и одевают. Когда Риззен нёс меня в кровать, я уже крепко спала и не слышала их с братом разговора о моём прошлом, как и не чувствовала, как кто-то гладит меня по щеке.
Проснулась я рано, солнце едва встало, до пробуждения дроу оставался ещё час, но спать не хотелось. На кухне уже вовсю хозяйничал Тор, так что оттуда приятно пахло блинами. Я лежала, слушала шипение масла на сковороде и вспоминала детство.
Мама всегда вставала раньше всех и готовила завтрак. Получались у неё только блинчики, но всё равно каждое утро нас с папой встречало что-нибудь новенькое. Мама часто роняла кастрюли, и папа всегда ругал её за это, но мы с ним всё равно любили этот металлический грохот с утра. Однажды отец по большому секрету мне рассказал, что, прежде чем выйти на кухню и в который раз отругать маму за неосторожность, он сначала долго-долго лежит в кровати, слушает периодическое лязганье металлических крышек о кастрюлю или кастрюли о пол и улыбается.
Я сейчас тоже лежала, слушала и улыбалась. Казалось, вот сейчас я встану, пробормочу что-нибудь наигранно недовольное в адрес расшумевшихся хозяек, выйду на кухню и получу свою порцию не-понятно-чего и мамину тёплую улыбку. Потом, громко топая, спустится папа и будет долго хмуриться и делать вид, что его только что разбудили. Мама вступит с ним в словесную перепалку и, проиграв, нахохлится и отвернётся, а отец рассмеётся, чмокнет её в макушку, усадит к себе на колени и продолжит завтракать.
Когда была маленькой, я всегда ревновала маму к папиным коленям и папины колени к маме, поэтому, позавтракав быстрее отца, дополняла их с мамой бутерброд собой любимой. Папа тогда жаловался, что его раздавят, но крепко прижимал нас к себе. Так же крепко, как держал в руках оружие.
Когда мне было три года, отец первый раз дал мне в руки оружие. Совершенно тупой маленький ножик казался мне грозным мечом, и я воображала себя рыцарем. Родители тогда смеялись и говорили, что я принцесса, и это мне по статусу положен рыцарь, но никак не наоборот. Я не верила им.
В пять лет мне подарили мой собственный кинжал. Тот, который теперь всегда лежит у меня под подушкой ночью. Когда отец отдал его мне, моему счастью не было предела. Я уже достаточно умело обращалась с оружием, поэтому кинжал был заточен, хоть и заговорён от нанесения вреда одной шкодливой рыжей девочки.
Я любовно погладила металл под подушкой, не боясь порезаться. Чары на нём всё ещё действовали, и это было единственным, что осталось мне от родителей, не считая меня самой и карманных часов отца. Почувствовав, что о них думают, часы материализовались прямо в воздухе. Я протянула вверх руку, провела подушечками пальцев по выгравированному на крышке драконьему гербу. Внутри, под циферблатом, красовалось крохотное изображение аканита. Так выглядит семейный герб королевского рода Бианки, из которого и вышла моя мама.
Почему аканит был под циферблатом? Потому что то, что моя мама была фреей – это тайна, хоть папа и не мог не выгравировать её герб. Такая уж традиция у чёрных драконов.
Я вздохнула, стараясь избавиться от вставшего в горле комка, и вернула часы в пространственный карман. Так надёжнее, я их точно не потеряю.
Встала и решила принять душ. Уже стоя под ледяными струями, я думала о том, что увидела в памяти близнецов. Как оказалось, я была права – их действительно растили отдельно. Огненные саламандры парням подчиняются как раз после того магического ритуала, вследствие которого Риззен потерял глаза. Подробнее ни о ритуале, ни о настоящем происхождении дроу я так и не узнала. Единственное, что мне открылось, так это то, что они приёмные дети одного из самых древних кланов тёмных эльфов.
Знаю ещё, что на глазах Киевена убили его любимую маги крови. Он тогда был ещё сопляком по меркам дроу, но Вивьена была его Истинной. Так у некоторых рас называют любовь, которая действительно предначертана судьбой. Если при прикосновении между существами вспыхивает нечто сродни разряду молнии, это значит, что двое уже точно не расстанутся.
В душе я простояла полчаса. Когда за дверью послышались голоса эльфов, пришлось выключать воду и освобождать ванную. На кухне уже ждала стопка блинов с мёдом и сметаной и облепиховый морс. Я уже говорила, что люблю своего фамильяра?
Долго думать о том, как кот может готовить, не стала. В конце концов, он – магическое существо, долго ли ему обед сварить.
Наевшись и сыто икнув, я побрела к шкафу выбирать наряд на сегодня. Руки невозможно болели после вчерашней тренировки. Рана, нанесённая катаром Киевена, всё ещё немного ныла, когда её что-то касалось, поэтому я не рискнула надевать рубашку с рукавами. Вчера рука была перебинтована, так что трение одежды о рану не вызывало дискомфорта, но сегодня я решила немного оголиться.
Достала из шкафа нечто, что не смогла определить одним словом. Может быть, таким вещам и есть название, но я, не будучи никогда модницей, точно его не знала. Это было что-то вроде плаща на пуговицах, которые доходили только до пояса. Дальше полы свисали свободно вплоть до коленей. Ниже ткани не было, как и той, что обычно бывает на месте рукавов. В общем, надела я что-то среднее между плащом и рубашкой. Капюшон натянула на голову, скрыв лицо. Люблю такую одежду.
Кроме неопознанной мной части гардероба в наряд вошли леггинсы и мягкие балетки. Самой себе я напоминала помесь ниндзя и балерины. Образ довершали синяки по всему телу.