Скиф

Мужчина отсчитал пульки и подвинул к Скифу, взглянув с насмешкой:

– Меня Павел зовут.

– Санта-Клаус, – буркнул недобро: не вяжись дядя.

– Ничего, – хохотнул. – Подходит.

– Отвянь.

– Что так немилостиво?

Парень расстрелял мишени и вновь протянул деньги:

– Еще тридцать.

– Что-то кроме оружия вообще интересует?

– Нет, – отрезал.

Расстрелял следующую партию, положил винтовку и хотел уже уйти, как мужчина остановил:

– Подожди, предложение есть по твоему интересу. Как на счет пострелять из настоящего оружия?

Скиф хмуро уставилась на него:

– Страйкболл?

– Баловство.

– Охота?

– Пейнтболл. Мы с ребятами собираемся, отдыхаем…

– Один хрен, – скривился.

– Ну, не скажи. Подгребай в Сестрорецк в субботу к обеду, за мостом на повороте на приморское шоссе подхватим. Можно и из города. Где удобнее?

– Я не сказал «да», – отложил ружье и вышел.

Скиф доплелся до скамейки, плюхнулся.

Сколько будет помниться тот день?

Взгляд ушел в сторону деревьев, уже почти голых, потерявших свою листву, и четко вспомнились кустики у моста, покрытые молодыми, зелеными листиками, туман, что стелился над водой, песок, трава и джип. И киллер…

И тряхнул волосами: нафига думать об этом? Когда паршиво на душе нужно избегать плохих мыслей, воспоминаний иначе останется лишь один путь – на тот свет.

Впрочем, если ли разница? Он давно там. Мир перевернулся. Давно.

С некоторых пор Скиф был уверен, что этот мир – ад, а тот, возможно, рай. А смерть не так страшна, как жизнь, по – своему она даже красива. Более красива, мудра и справедлива, чем жизнь.

Парень поднялся и пошел к Зотову. Там его знали, там к нему относились как к своему.

Сашка Пелегин пил пиво, обнимаясь с очередной девицей, двадцатой за те двадцать раз, что Влад его видел. Неизменной у Сани была только бандана и улыбка.

– Привет, Скиф, – обменялись хлопками ладоней и парень тут же получил банку «туборга». – Опять с занятий слинял? Чудак ты, человек, тебе диплом нужен.

– Не угадал – отцу.

– Отец за тебя жизнь не проживет. Самому нужно что-то думать. Подошедший Павел просто пожал парню руку и кивнул:

– Пошли, покажу новое.

– Закончил? – вскочил Скиф.

– Сегодня, – улыбнулся благодушно Зотов и подвел к стойке с картиной.

На холсте цвела весна улыбкой прекрасной женщины утопающей в разных цветах. Что говорить, картины Зотова иначе, чем шедеврами Скиф назвать не мог.

– Любишь ты баб, – заметил тихо, даже забыв про пиво в руке.

Павел странно посмотрел на него:

– А ты не любишь. Шовинист.

– Бывают другие?

– Знаешь, Скиф, – обнял Влада за плечо Павел, разглядывая свое творение. – Мы все в какой-то степени шовинисты, но в крайности вдаваться не стоит. Женщины прекрасны – их нужно любить, как воплощение красоты самой жизни. Мы без них, как дети без родителей, как земля без травы, как…

– Ты конечно мастер, Павел, без всяких «но». Однако, с красотами жизни я бы поспорил. Они только в твоих картинах.

– Заведи себе подружку, – посоветовал мужчина, внимательно посмотрев на парня, и пошел к друзьям – Гоше и Киру, вечно подвыпивших и веселых, с массой прожектов в голове. Братья махнули руками, приветствуя Скифа и, о чем-то начали втирать Зотову.

Влад закурил, продолжая рассматривать картину.

– Гений, правда? – заметил Сашка, подойдя неслышно. Скиф дрогнул и кивнул.

– А ты Катерине понравился, – усмехнулся мужчина. – Познакомить?

– Думаешь, даст?

Пелегин засмеялся:

– Смотря, как просить станешь.

Влад отвернулся – взгляд опять приковала изображенная женщина в цветах. Она была иллюзией, а слова Сани Пелегина – реальностью. Зотов воплощал в жизнь свою мечту даже не о женщине – о себе и своем отношении к ней, а в жизни все было просто, пошло и совсем некрасиво, зато честно – как у Пелегина.

Этот мир мужской и правят в нем мужчины, и живут в нем мужские правила. И мир не волнует, понял ли ты это, принял или нет. Поэтому лучше побыстрее понять и принять, иначе сомнет.

– Тоже художником стать? – протянул Скиф.

Пелегин вовсе заржал, обнял парня за плечи и повел к дивану к Катерине:

– Из тебя художник, как из меня сапожник. Не смеши мои усы! Не, старик, без обид. Не кормит это ремесло. Предлагаю спокойный и финансово благоприятный вариант – иди к нам, поставлю на аэрографию, будешь прилично получать, не надо в технаре своем маяться.

– Опоздал, уже. Андрон взял.

Лицо Сани вытянулось от разочарования:

– Во, паразит! Умыкнул! Давно к нему подался?

– Вторая неделя, как пашу.

– Нравится? Небось, зажимает?

– Нет, все отлично. Я доволен.

– Граффити тоже можешь? ― припала к плечу Пелегина Катерина, а взглядом так и ела стройного юнца со смазливой мордашкой, столь нежной, что не смотри ему в глаза, в которых век прожженного старика, показался бы Скиф вовсе мальчишкой.

Влад улыбнулся ей, хитро и понимающе щуря глаз.

– Котик, что там Зотов с братьями – чудаками задумал. Послушай, а? – посоветовала смыться своему бой-френду Катя. Тот смекнул. Одарил насмешливым взглядом Скифа и подругу, и пошел к мужчинам, а девушка подсела ближе к парню, провела ладонью по ноге от ботинка, что он устроил на столе, до бедра, потянула за цепь на ремне:

– Целоваться-то умеешь?

– А ты? – вытащил сигареты, подкурил и подал ей, себе взял другую.

– Обижаешь, – улыбнулась томно и многообещающе, коготки чуть впились в бедро, намекая, что можно на практике узнать, то, что пока на словах обсуждается.

Скиф заинтересованно оглядел девушку, обнял за плечо и с удовольствием затянулся:

– Сколько берешь?

– А ты наглец! – хохотнула Катерина, чуть отстранившись. – Зелень, а язык как у гадюки.

– Цена вопроса.

– Я не проститутка.

– Да? – взгляд парня не верил, и девушка посерьезнела.

– С такими манерами, малыш, ты себе подругу не найдешь, – поднялась и направилась к Пелегину, мигом потеряв интерес к юнцу.

Скиф сплюнул в сторону и глотнул пива:

– Охренеть, как расстроен!..

Домой Скиф явился глубокой ночью, вдоволь прошатавшись по улицам. Прошел в свою комнату и рухнул на диван прямо в куртке и ботинках.

Отец, услышав, что сын вернулся, включил в комнате свет и застыл у дверей, осуждающе глядя на него. Влад не реагировал – лежал и смотрел не мигая в потолок.

Мужчина потоптался и молча выключил свет, ушел к себе.

Макс проснулся не столько от звонка, сколько от поскуливания Макса в ухо: подъем, хозяин!

Что за черт? Два часа ночи! – глянул на дисплей, но вызов принял.

– Срок, – услышал и мигом проснулся.

Минута раздумий и мозг выдал нужный вариант ответа:

– Завтра в одиннадцать при съезде с КАДА на Мурманку.

– Одиннадцать вечера. Я тебя найду.

– Чтоб больше не встречаться.

В трубку хмыкнули и раздался гудок, потом повисла тишина. Все что нужно – сказано.

Взгляд мужчины упал на фото на стене – он и Том.

– Ну, вот и все, «братишка», – то ли сказал, то ли прошипел.

Кинул трубку на тумбочку и опять залез под одеяло.

На следующий день, ровно в одиннадцать вечера, перед его машиной остановилась потрепанная «лада». Максим не сразу сообразил, что она по его душу. Но водитель посигналил фарами и мужчина оставил свое удивление при себе. Вылез нехотя из прогретого салона на промозглый, пропитанный осенним дождем воздух, прошел к машине и сел рядом с водителем. Выставил кейс. Водитель открыл его, глянул на ровно разложенные пачки денег, захлопнул и переложил на заднее сиденье.

– До свидания не говорю. Ни к чему оно, свидание.

– Это точно, – сухо, в тон мужчине подтвердил Макс и вылез.

«Лада» плавно тронулась, унося последнюю дань. Теперь Максим свободен – ченч есть ченч и он уплачен. Он отмыл Кону деньги, а тот выполнил его заказ. Точка поставлена – разошлись. И так хотелось бы сказать – теперь я счастлив, да только язык не поворачивался.