Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 7



Глава полиции Торранса, Коллиер, не желал больше мириться с моими выходками. Он решил предпринять хоть что-нибудь и посадил меня в местную тюрьму, чтобы я познакомился с заключенными. Мы остановились перед одной из камер и несколько минут стояли, не двигаясь. А затем он спросил: «Луи, куда ты обычно ходишь по субботам?»

– На пляж, – ответил я.

– Так вот, когда будешь сидеть здесь, – произнес он, кивая на двоих мужчин, находящихся в камере, – ты уже не сможешь этого делать.

И тут я кое-что понял, но совсем не то, что шеф полиции Коллиер хотел до меня донести. Я вдруг осознал, что теперь мне следует действовать хитрее, творя свои бесчинства, чтобы больше не попадаться. Спустя пару дней я, высунувшись из-за дерева, швырнул помидор в лицо полицейскому. Когда тот пришел в себя, я уже успел смыться.

Но и на этом я не успокоился. Я вдруг обнаружил, что ключ от моего дома каким-то удивительным образом подходит к задней двери школьного спортзала, – так что мы с друзьями могли отныне играть в баскетбол совершенно бесплатно. Но кто-то донес на нас, и замки поменяли, а я снова оказался за решеткой.

На этот раз все, кто уже давно хотел свести со мной счеты, получили такой шанс. Мои родители и Пит устали от постоянных визитов полицейских. Шеф полиции и директор школы уже отчаялись со мной бороться. Но, откровенно говоря, мне было совершенно все равно – меня волновала одна-единственная вещь: я не хотел, чтобы на меня навесили клеймо душевнобольного. Времена тогда были непростые, и детей, чье поведение не поддавалось коррекции, могли забрать в соответствующее заведение, а также стерилизовать, чтобы их гены неуправляемости не передались последующим поколениям. Самый распространенный вопрос тех лет – «Есть ли в вашей семье случаи душевного расстройства?»

К счастью, сейчас времена другие.

Но с другой стороны, именно тогда я подумал, что, может, мне и правда пора что-нибудь поменять. Мог бы я как-то кардинально изменить свою жизнь?

Мой брат Пит всегда принимал мою сторону и старался подавать мне положительный пример. Но он был настолько непроблемным ребенком, что с ним не имело смысла соревноваться, хотя я и сам не знаю, почему думал, что мне нужно это делать. Может, потому, что я осознавал, что по сравнению с ним далек от совершенства. Пит никогда не доставлял никаких хлопот. Он всегда был идеальным сыном и идеальным братом. Многие дети не хотели бы иметь «идеальных» брата или сестру, я же любил его несмотря ни на что.

А кроме того, когда я пытался вести себя хорошо, это всегда оказывало прямо противоположный эффект, как в той истории, когда родители поехали в Сан-Педро. Пока они отсутствовали, я до блеска отскреб пол на кухне. Однако, вернувшись, они воскликнули: «Вы только посмотрите, какую работу проделал Пит!»

Я ни слова тогда не произнес. Пит же промолчать не смог: «Это не я. Пол вычистил Луи». Но я на всю жизнь запомнил первую реакцию родителей.

Пока родители, школа и полиция размышляли над тем, как меня образумить, Пит повел меня на местный сталелитейный завод. Рабочие показались мне грязными, потными, чумазыми. Я сказал: «Господи, что за отвратительная работа! Не хотел бы я заниматься чем-нибудь подобным».

– Думаешь, это не для тебя? Однако именно этим ты и будешь заниматься, просто ты никогда не работал, не разгибая спины, – только и ответил Пит.

Мысль о подобной перспективе и страх, что меня будут считать безнадежным, наконец-то повергли меня в такой шок, что я задумался: может, я и правда что-то делаю не так?



Все решили дать мне еще один шанс.

Меня обязали участвовать в школьных спортивных соревнованиях.

Я не вышел ростом для американского футбола, поэтому директор определил меня в группу легкой атлетики и включил в состав бегунов для забега на 660 ярдов, организованного для учеников параллельных классов. Если я справлюсь, мне простят все мои школьные выговоры. «Если ему дать шанс, Луи, возможно, осознает, что на свете есть и другие способы привлекать к себе внимание и получать признание».

Перспектива начать девятый класс с чистого листа, без единого нарекания, показалась мне пленительной. Все, что мне следовало сделать, – это пробежать некую дистанцию. «Думаю, у меня получится, если ты заставишь», – сказал я Питу.

– Никто не будет тебя заставлять, – возразил брат. – Ты уже достаточно взрослый парень, чтобы принимать решения самостоятельно. Можешь продолжать деградировать, ведя тот образ жизни, который ведешь, и со временем окажешься в тюрьме, на сталелитейном заводе или в поле, где будешь собирать спелый арахис. А можешь попытаться чего-нибудь добиться.

Все, что от меня требовалось, – это пробежать. Тут не шла речь о том, чтобы выиграть. Поэтому я никого не разочаровал, придя последним, совершенно вымотанным и задыхающимся, потому что был курильщиком, с саднящей болью в груди. Я поклялся себе тогда, что это первый и последний раз. Но уже спустя неделю был вынужден бежать снова. Было так же невыносимо, за тем небольшим исключением, что, уже находясь на финишной прямой, я услышал подбадривающие возгласы одноклассников, кричавших: «Давай, Луи!» А я и не знал, что им известно мое имя. «Поднажми!» В итоге я пришел третьим.

И вот тогда я осознал, что мне предстоит принять серьезное решение: по-прежнему докучать окружающим или стать бегуном. Мне очень нравилось то новое ощущение, которое я испытывал благодаря бегу, но стоило ли продолжать? Однозначно. И я стал тренироваться так же неутомимо, как до этого чинил козни.

Мне потребовалось еще несколько забегов, чтобы наконец начать выигрывать. Никого уже не удивляли мои результаты, да и сам я вдруг понял, что не могу без бега. Я принял участие в городском финале в забеге на 660 ярдов и пришел пятым. Не так уж плохо для мальчишки, который бы с большим удовольствием занимался чем-нибудь еще, но был вынужден спасать свою шкуру.

Благодаря Питу, продолжавшему направлять меня в нужное русло, а также моему растущему желанию чего-то добиться мне удалось радикально изменить свою жизнь. Пит помогал мне тренироваться: он бежал позади, подгоняя меня небольшим хлыстиком.

В 1934 году, все еще будучи школьником (так как был оставлен на второй год), на межшкольных соревнованиях я установил мировой рекорд, пробежав 1320 ярдов за 3:17. Пит сказал мне тогда, что я мог бы стать бегуном на милю – все, что мне требовалось, это пробежать на один круг больше школьного стадиона. «Но если ты хочешь быть лучшим бегуном, нужно бегать везде, где только можно, – заявил он. – Если думаешь, что школьная площадка слишком грязная, бегай вокруг квартала». Так я и сделал: бегал в своей обычной уличной одежде. «И никогда не пропускай тренировки, – наставлял меня Пит. – Бушует вокруг пыльная буря – закрой рот платком и беги. Идет дождь – беги». Спасибо, что в Торрансе хоть снега не было.

Когда закончился учебный год и началось лето, я действительно бегал везде, где мог. Я просто бегал, бегал, бегал. Вместо того чтобы просить водителей попутных машин подбросить меня до пляжа, я пробегал четыре мили от Торранса до Редондо. Затем я пробегал две мили вдоль пляжа и еще четыре обратно до Торранса. Я очень любил горы, поэтому частенько приезжал туда на своем старом «додже» 1926 года и бегал вокруг озера Кристал, перепрыгивая через небольшие горные речки и поваленные деревья, а случалось, и через гремучих змей. Иногда я гонялся по холмам за оленями.

Я бегал все лето и, сам того не осознавая, выработал в себе потрясающую физическую выносливость, впоследствии поражавшую всех во время соревнований, на которых я неизменно занимал первые места.

Но раскрою небольшой секрет: бегать по кругу не имело для меня особого смысла, потому что я всегда оказывался в той же точке, с которой начинал. Куда комфортнее я себя ощущал, передвигаясь в открытом пространстве. Что я хочу этим сказать? Что после всех моих детских шалостей и проступков я чувствовал себя намного лучше, обретя свободу.