Страница 63 из 79
— Да, тяжеловато будет, — не мог не согласиться Аверин.
— У чиновника ребенок должен учиться в Оксфорде. И виллой он обзаводится, чтобы подчеркивать величие державы за рубежом — на зависть драным иностранцам. И вор не желает от него отставать.
— Кто-то ему эти льготы давал?
— А ты, служивый, не видишь, что Отари — это уже не просто авторитетный вор. Это нечто гораздо большее. Это явление совершенно иного уровня. Это пример нового взаимовыгодного симбиоза высоких властей и бандитов.
Отари действительно перерос рамки обычного мафиозного главаря. В последнее время он вымогал деньги, добивался контрактов, решения коммерческих вопросов чаще не столько угрозой разобраться по всем правилам — взорвать офис, убить семью. Все это в прошлом. Он, как рычагом, пользовался властными структурами. Натравит налоговую полицию, решит вопрос в правительстве, умоет с помощью прокуратуры, устроит разгром при помощи милиции. Новый рэкет — бандитско-государственный. Все знали — у Отари все и везде схвачено. И тот интерес кремлевских шишек к этому убийству лишний раз подтверждал это.
Аверину вспомнился его разговор с Егорычем.
— Вор — помощник власти.
— Идет нескончаемый фуршет, где преступники, политики, артисты подкладывают друг другу икорки и обсуждают, что неплохо было бы помочь бедным спортсменам или голодающим афганцам, и обещают поделиться, если благодетели согласятся выделить льготы. Расчувствовавшиеся чины подписывают бумаги. Естественно, с расчетом на будущую дележку.
— Кто состряпал бумагу Отари? — спросил Аверин.
— А нас туда не пустят. Мы-то знаем, что это наиболее реальное направление расследования. Но президента не вызовешь и не спросишь, кто его надоумил на такое распоряжение.
— Не вызовешь.
— У меня такое впечатление, будто он подмахивает такие бумаги не читая. Не в нем дело. Кто подсунул ему бумагу?
— Тайна.
— С такими льготками это АОЗТ за солидные проценты выступало посредником в крупных сделках по экспорту сырья, — сказала Камышина, ставя на стол ополовиненный стакан с чаем. — Слишком многие серьезные люди были недовольны таким положением вещей. Слишком большие убытки терпели. Вот первый мотив убийства.
— Реально, — произнес Аверин.
— А второй — у Отари началась звездная болезнь. Предположим, он перестал отстегивать деньги своим благодетелям.
— И что?
— Благодетели решили от него отделаться:
— Точно. Из-за кремлевских стен свистнули, гикнули — и вот результат.
— Кремлевскую версию не отработаешь, — кивнул Аверин.
— Посмотрим. Есть еще такая штука, как случай, — сказала Камышина. — А он чаще на нашей стороне… Чует мое сердце, вытащим мы это дело…
Интуиция ее не обманывала.
Прошел первый месяц лета. Жару сменяли дожди и холод. Аверин с некоторых пор заметил за собой, что перестал обращать внимание на погоду. Его не волновало — слякоть или солнце на дворе. Раньше ждал лета, ненавидел зиму, терпеть не мог холод. Наслаждался солнечными весенними деньками, любил съездить за город, погонять мяч, искупаться. Сегодня нет на это ни времени, ни желания.
Переписка через Интерпол по поводу оружия, из которого был убит Отари Квадраташвили, наконец дала результат. Винтовка немецкого производства пришла из Эстонии, из военизированного ополчения «Кайселит». Ничего удивительного, равно как и Чечня, страны Прибалтики служили перевалочной оружейной базой. Эдакий центральный европейский рынок, где можно приобрести что угодно — хоть гаубицу, хоть партию пистолетов, хоть малокалиберную винтовку с оптическим прицелом для того, чтобы убить главаря московской мафии. Естественно, получить ответ из Прибалтики никто не надеялся, учитывая зоологическую ненависть тамошних хозяев к России и привычку поддерживать любые силы, которые расшатывают Россию, будь то чеченские сепаратисты или московские киллеры.
Между тем дело Квадраташвили начало приобретать все более зловещий оборот. Продумав тактику беседы с приятелем Квадраташвили Качидзе, от которого надеялись получить информацию об убийстве, набрав достаточно материалов, которыми можно надавить на него, Аверин попробовал выйти на связь с ним… И ничего не получилось. Качидзе исчез. Семья пребывала в истерике.
И самое любопытное — исчез он на следующий день после того, как администрация президента получила информацию о готовящейся с ним встрече.
Аверин заглянул к Ремизову в кабинет. Начальник отделения встретил его угрюмо.
— Что это означает? — спросил Аверин. — Случайность?
— Ты веришь в такие случайности? — пристально посмотрел на него Ремизов.
— С трудом.
— Свидетель исчезает сразу же, как только некие лица узнают о нем. Значит, информация сливается заказчикам убийства непосредственно откуда?
— Из администрации Президента Российской Федерации.
— Получается.
— Черт, куда же они его дели? — спросил Аверин. — И вообще, в живых ли он?
— Или его попросили уехать из России, чтоб не мозолил глаза. Или попросту ликвидировали. Понимаешь, куда идет дело?
— Понимаю.
— Ах, сукины дети, — Ремизов поднялся из-за стола, подошел к шкафу, налил воды из графина, стоявшего там, проглотил одним махом.
— Что нам дальше делать? — спросил Аверин.
— Копать. Еще глубже и активнее! — Ремизов ударил кулаком по столу. — С сегодняшнего дня вся информация, которую мы посылаем наверх, должна быть скорректирована.
— Раньше об этом следовало думать, — пробурчал Аверин.
— Да — наша вина. Просчет ценой в человеческую жизнь… Ох, мерзавцы, — Ремизов вздохнул и отхлебнул еще глоток воды…
У Аверина было ощущение, что его вываляли в грязи. Он не мог успокоиться. Одна бумага наверх — и обрублена перспективная линия. И, вероятно, погиб человек.
Аверин насмотрелся на многое. И в принципе мог допустить всевозможные шутки. Но когда увидел все наяву, это повергло его в шок..
Через несколько дней он встретился с Ледоколом. Вечером пересеклись в излюбленном кафе.
— Чего, самбист, невесел? — спросил Леха, уминая из горшочка грибы с мясом.
— Дела заели.
— Бывает.
— Квадраташвили — какой шелест идет?
— Идет шелест. Идет. Но никто ничего не знает. Одного подмосковного авторитета уже грохнули на всякий случай — У него конфликты были с Отари, братва решила, что не мешает его наказать, а виноват он или нет — потом выяснится.
— Кого?
— Васю Паркина.
— Но он ни при чем.
— Вот и я говорю… Там какие-то финансовые завязки вокруг фонда Яшина и фирм.
— Льготы?
— Они.
Аверин кивнул. Ледокол подтверждал еще раз то, что уже знали.
— Хочешь подарок? — осведомился лениво Ледокол.
— Ну.
— Не прочь узнать, кто Глобуса и Бобона убрал?
— Кто? — Аверин подобрался.
— Есть такой уникум. Саша Македонский. Александр Салоников.
Аверин озадаченно посмотрел на Ледокола.
— Не помню что-то.
— Бывший мент. В патруле служил. Потом в высшей школе милиции учился. Уволили. Сел за изнасилование. В зоне его пробовали опустить по морали — и как мента, и как насильника. Дрался со всей камерой — насмерть. Заработал уважение. Стал спецом по наемным убийствам. Физически силен. Стреляет потрясающе. Уникальный человек. Поговаривают, еще Калина на нем.
— Ага, а президента Кеннеди не он застрелил?
— Нет. Кстати, воровской приговор на него тянется еще с зоны.
Получается, что Саша Македонский расстрелял без суда и следствия значительную часть павших известных преступных авторитетов. Знаменитого Глобуса и его правую руку Бубона. Самого молодого вора в законе Калину — провинившегося тем, что в гостинице «Космос» по пьяному делу и по беспределу зарезал вора в законе Мансура. Выходит, везде тень этого самого Саши.
— Под кем ходит?
— Говорили, имел хорошие отношения с солнцевскими. С Сильвестром. Сейчас сблизился с курганскими. Подрабатывает тем, что держит крышу кому-то в артбизнесе.
— Кому?