Страница 14 из 57
“Мне нужна сила, я должен спасти людей, которые доверяли мне”, - попытался извиниться маг.
И теперь он стоял на ступенях лестницы, ведущей в католический храм, и, сжимая в руке флюорит, пытался найти следы потерянных друзей. Судьбы Талин и Вериэна пока не внушали ему тревоги, аура Эвина была окрашена кровью, но сложнее всего было с Алевом: рыцарь был жив, но его не было, и маг никак не мог понять, что это может означать.
Алев. ЗОВ СУРОВОЙ СТРАНЫ (продолжение)
- Не убивай, - дрожащим голосом повторил лежащий на земле мальчишка.
- Да ты еще молодой совсем, - присмотрелся получше Алев, - Как же ты к разбойникам угодил? Делать больше ничего не умеешь?
- Я в университете учился, в Махачкале.
- Вот как? А почему ушел? За обучение заплатить было нечем?
Мальчишка отвернулся.
- Изучал что?
- Медицину.
Алев изумился.
- Лекари - уважаемые люди и денег у них гораздо больше, чем у уличных громил и лесных разбойников. Что-то ты темнишь, парень.
- У нас не так.
Да к каким же дикарям его занесло! Лекарей не ценят, гостям ночью руки вяжут. Может быть, у них еще и учителя голодными сидят? А детей они здесь, случайно, не едят?
Алев встал, сделал несколько шагов, вернулся обратно.
- Ну а меня вы, почему схватили? Ты же горец. Как можно гостя рабом делать? Если бы в бою взяли, я бы понял.
- Это все Омар. Он не здешний. Не горец. Саудит. Араб из пустыни.
Мальчишка сплюнул.
- Мы его не любили.
- И с каких это пор люди гор стали подчиняться людям пустыни?
- Он деньги платил. Мало. Жадный. Шейхи много присылают, но он все себе забирал.
Парень уже отдышался и теперь незаметно отползал в сторону. Внезапно он вскочил и бросился бежать. Алев вскинул автомат,
и палец уверенно лег на спусковой крючок. “Калашников” плюнул огнем, и мальчишка покатился под откос.
“Вот, значит, как это бывает”, - подумал Алев, - Жалко пацана, надо было его так догнать. Чего он побежал?”
В небе послышался какой-то гул. Алев осторожно вышел на пригорок и осмотрелся. Из-за вершины показался… Вертолет? Да, вертолет. Видавшая виды боевая вертушка. Машина приближалась к нему. Алев почему-то не испытывал ни страха, ни волнения. Вертушка опустилась совсем низко.
- А ну бросай автомат, мать твою! - заорали оттуда, - Бросай, чурка долбанный.
- Сам ты чурка, - ответил Алев, но автомат аккуратно положил рядом.
Из вертолета с автоматами наперевес посыпались бойцы в пятнистой форме, за ними на землю спрыгнул командир.
- Леха, живой! Мы же тебя месяц как похоронили, искать перестали! - бросился он к нему, - Вот жена твоя обрадуется. Она аж почернела вся.
- Володька! - капитан российской армии Алексей Виленкин обнял старлея Владимира Старова, с которым учился на одном курсе в Рязанском десантном училище.
- Ты стрелял?
- Я.
- Что случилось-то?
- Да так, разборки небольшие с несознательными товарищами.
- Покажь! Не фига себе! Ты что, Омара замочил?
- Ага. И еще одного, там, внизу валяется.
- Ну, ты, блин, крутой. Слушай, а где пропадал все это время?
- Не помню ничего. Контузило, наверное. Знаешь, какие-то видения. Маги, рыцари…
- Ну, ничего, тебе теперь отпуск и путевка в санаторий полагаются, подлечишься и снова к нам. Звездочку обмывать. Чего стоим, орлы? Грузим падаль на вертолет, а сами - в засаду. Поближе
с Омаркиными ребятами познакомимся.
Эвин. ЧУЖАЯ БИТВА (продолжение)
Вечером этого дня Ярослав и Эймунд выехали, чтобы осмотреть поле великой битвы. Потери с обеих сторон были ужасающими. Ярослав с тоской думал о том, что ему опять придется унижаться перед старшинами новгородцев, выпрашивая ратников
и серебро с мехами для оплаты новых варяжских отрядов. Эймунд хмурился, прикидывая и подсчитывая доли добычи своих воинов, не забывая включать в их число и погибших. Выходило совсем не так много, как он рассчитывал. Возвращаться домой с малой добычей не хотелось.
“Надо уговорить Ярицлейва сразу же идти на Кенугард”, - подумал он, - Там добра на всех хватит”.
- Битва закончена, но война только начинается, - снова обратился он к Ярославу, - Твой брат соберет своих воинов и еще раз придет сюда. Пока Вы оба живы, не будет конца раздорам.
Русский конунг ничего не отвечал, и его молчание сильно раздражало норманна.
“Лучше бы ты остался в Хольмгарде, а сюда отправил твою Ингигерд. Она правильная девочка. Я уверен, если бы она могла, то уже давно - сразу после смерти старого конунга, приказала мне принести в жертву Одину всех твоих братьев. И ты ведь тоже прикажешь, должен будешь приказать - но пока колеблешься и теряешь время! А Ингигерд… В качестве вена она потребовала себе Альдейгьюборг с окрестностями, и теперь хольмгардцы называют этот удел Землей Ингигерд, а мы - Ингерманландией. Богатыми подарками переманила она к себе лучших воинов из тех, что смогла найти - норманнов, словен, алеманов, ливов, эстов… И я не завидую человеку, который поссорится с ней. Этот новый норвежский конунг… Он не забудет ее - таких не забывают. И будет любить, пока не погибнет в бою. Шведская принцесса была готова стать его женой, но отец решил иначе - политическая целесообразность…”
Внезапно Ярослав остановился. У подножия холма, где недавно стоял киевский князь, втоптанное копытами в грязь, лежало черное знамя - один из старых стягов, оставшихся еще от князя Владимира. Около сотни, не успевших соединиться с основными силами, киевлян были изрублены здесь окружившими их варягами. Эймунд поморщился.
“Я говорю правильные и умные слова, а Ярицлейв меня не слушает. Что он хочет найти здесь, среди мертвых”?
Лицо князя потемнело. Он сошел с коня и стал осматривать убитых. Ярослав знал почти всех и даже помнил имена некоторых из них.
“Варяг говорит дело, войну надо окончить и побыстрей”, - подумал он и с ужасом представил осаду Киева, резню на улицах города и ненавидящие взгляды оставшихся в живых горожан. Или - торжествующие толпы киевлян на улицах Новгорода, трупы, плывущие по Волхову в Ладожское озеро, и надменное лицо брата, к ногам которого бросят Ярослава - если не удастся бежать в Швецию…
- Это воины, Ярицлейв, - неодобрительно глядя на него, сказал Эймунд, - И мое тело, быть может, завтра будет вот так же лежать на этой земле. Только тело, но не дух, который с радостью уйдет в Вальхаллу.
Конунг, к его удивлению, вдруг опустился на колени перед лежащими рядом воинами. Один из них, молодой светловолосый норманн в окровавленной рубахе и с разбитым лицом, казался мертвым, но слабо застонал, когда Ярослав грубо оттолкнул его от русоволосого киевлянина, между колец кольчуги которого торчал обломок древка секиры. Было совершенно непонятно, каким образом он прошел сквозь нее, и с какой нечеловеческой силой был нанесен этот удар, пробивший закаленное железо. Киевский витязь тяжело дышал, и при каждом вдохе розовая пена выступала из раны.
- Вышата, - простонал Ярицлейв, - Вышата…
- Бьяртмар может попробовать вылечить его, - оторвался от своих размышлений Эймунд, - но он возьмет за это много серебра.
Ярослав, молча, кивнул головой. Через час они вернулись в шатер Ярослава. Предстояло продолжение тяжелого разговора.
Асмунд же в это время с тревогой смотрел на тяжело дышащего Эвина. Бьяртмар только что напоил раненного отваром из каких-то трав и грибов, и жар, похоже, спал, ушло беспокойство и возбуждение. Совсем недавно он кричал и звал каких-то незнакомых людей, и эти странные имена больше всего обеспокоили Бьяртмара.
- Эйнхерии Вальхаллы зовут твоего племянника, - сурово сказал он, - Валькирии выбирают для Одина самых лучших из нас. Что ж поделать? Мудрый человек просит у богов не долгой, но славной жизни, и боится не смерти, а увечья или болезни, из-за которых он станет в тягость родичам.
- Значит, Эвин умрет?
- Если мы постоим здесь, хотя бы неделю, может и выживет. Двинемся дальше - наверное, погибнет.