Страница 178 из 224
(том П, [раздел JI, «Республика», гл. I) 6
[... 1 Командование шотландской армией было передано Лесли % опытному офицеру, разработавшему весьма правильный план обороны. Он расположил свое войско в укрепленном лагере между Эдинбургом и Лейтом и позаботился о том, чтобы удалить из графств Мэре и Лузианс все, что могло бы чем-то послужить английской армии. Кромвель подошел к шотландскому лагерю и попытался посредством всяческих уловок вызвать Лесли на сражение. Но умный шотландец сознавал, что его армия при всем ее численном превосходстве сильно уступает по своей дисциплине и опытности английской, и предпочел оставаться настороже в своем укреплении. Он старался поднять боевой дух своих солдат посредством мелких стычек и вылазок, что ему вполне удалось. Его армия день ото дня росла и преисполнялась мужеством. В лагерь прибыл король 8; полный готовности к действиям, он произвел большое впечатление на чувства солдат, готовых служить скорее энергичному и храброму молодому королю, чем комитету из штатских болтунов. Священники обеспокоились. Они потребовали от короля, чтобы он немедленно покинул лагерь. Более того, они тщательно очистили лагерь от почти четырех тысяч «мэлигнантов» («malignants») и «эн-гейджеров» («engagers»)9, рвение которых заставило их сопровождать короля и которые были самыми опытными и верными солдатами нации. И тогда духовенство возомнило, что владеет армией, сплошь состоящей из святых, а потому непобедимой. Оно громко роптало не только на своего мудрого генерала, но и на самого Господа Бога из-за того, что тот допускает проволочку в избавлении, и прямо заявляло ему, что если он не спасет их от английских сектантов, то не быть ему больше их Богом [...]
День и ночь священники (ministers) препирались с Господом в своих молениях, как они называли свои действия. Наконец они вообразили, что находятся у порога победы. Они заявили, будто им было откровение, согласно которому вся сектантская и еретическая армия вместе с Магогом (Agag), т. е. Кромвелем, отдастся им в руки. Веря своим видениям, они заставили своего генерала вопреки всем его возражениям спуститься в долину и атаковать англичан в их убежище10. Кромвель, заметивший в подзорную трубу, что весь шотландский лагерь пришел
в движение, предсказал без всякой помощи откровения, что Бог отдает его врагов в его руки. Он приказал немедленно атаковать неприятеля. В этом сражении ясно обнаружилось, что на войне ничто не может заменить дисциплину и опытность и что перед лицом реальной опасности, когда люди к ней не приучены, туман экстаза (enthusiasm) рассеивается и утрачивает всякое значение. Шотландцы, вдвое превосходившие англичан по своей численности, были вскоре обращены в бегство, и преследователи устроили страшную резню. Главное, если не единственное сопротивление было оказано полком, состоявшим из шотландских горцев, т. е. той частью армии, которая была менее всего затронута [религиозным] исступлением [...]
Духовенство подняло ужасные вопли и заявило Господу, что для священников невелика беда лишиться жизни и состояния, но для Бога весьма большая потеря допустить поражение своих избранников. Оно опубликовало декларацию, объясняющую причину недавних несчастий. Эти испытания оно объясняло разного рода проступками королевского дома, в которых, как опасались священники, король недостаточно раскаялся; тайным внедрением «мэлигнантов» в королевскую семью и даже в военный лагерь; оставлением [в составе сражавшихся] в высшей степени роялистски и нечестиво настроенной кавалерийской стражи, высланной из лагеря, дабы она очистилась, но вернувшейся за два дня до сражения, чтобы принять в нем участие; тем, что многие стали на сторону короля, но не подчинились религии и свободе; а также плотским своекорыстием одних и пренебрежением к семейным молитвам со стороны других.
Кромвель, только что одержавший победу мечом, взялся за перо, чтобы дать ответ шотландским церковникам. Он написал им несколько полемических писем, в которых отстаивал главные пункты индепендентской теологии. Более того, он не забыл о том, чтобы обратить против них их же собственный излюбленный прием, состоящий в ссылках на провидение, и задал им вопрос: разве Бог не высказался против них? Но священники думали, что те же самые события, будучи для их противников Божьим судом, для них являются только испытанием, и они отвечали, что Бог отвратил лишь на время свое лицо от Иакова. Но Кромвель настаивал на том, что к Богу обратились самым выразительным и торжественным образом и что в битве при Денбаре вынесено окончательное решение в пользу английской армии [...]
(том II, ¡раздел] I, «Республика», гл. П1) 11
[...1 Теперь уместно на мгновение задержаться и произвести общий обзор века в том, что касается нравов, финансов, армии, торговли, искусств и наук. Главная польза истории состоит именно в том, что она дает материал для такого рода изысканий, и долг историка требует, по-видимому, обращать внимание на надлежащие выводы и заключения.
Ни один народ не испытал в течение данного периода более неожиданных и коренных перемен в нравах, чем английский. Из состояния спокойствия, согласия, повиновения, уравновешенности англичане в одно мгновение были ввергнуты в состояние раздора, фанатизма и чуть ли не безумия. Неистовство английских партий превзошло все, что только можно вообразить, и, продлись оно еще немного, вполне имелось бы основание опасаться всех ужасов избиений и проскрипций древнего мира. Военных узурпаторов, власть которых опиралась на явную несправедливость и не имела поддержки в народе, побуждали к подобным кровавым мерам ярость и отчаяние, и, если бы эти ужасные средства были применены одной партией, жажда мести заставила бы другую совершить то же самое по возвращении к власти. Между партиями не сохранялись никакие общественные связи, между их представителями не были возможны ни браки, ни родство. Роялисты, хотя их и подавляли, преследовали и уничтожали, с презрением отвергали всякую близость со своими победителями. Чем более их унижали, тем сильнее они чувствовали свое превосходство над узурпаторами, которые приобрели господство посредством насилий и несправедливости.
Нравы этих двух фракций были столь противоположны, что они, казалось, составляли две совершенно отличные друг от друга нации. «Ваши друзья «кавалеры»,— говорил сторонник парламента роялисту,—совершенно распущенные и развратные люди». «Да,—отвечал роялист,— у них есть недостатки. Но ваши друзья «круглоголовые» 12 обладают всеми дьявольскими пороками, и им свойственны тирания, дух возмущения и духовная гордыня». Необузданность и беспорядок, несмотря на благой пример Карла I, несомненно, преобладали среди очень многих его сторонников. Будучи обыкновенно знатными и богатыми людьми, для которых излишества менее
пагубны, чем для простонародья, они были слишком склонны разрешать себе всякие наслаждения, особенно чревоугодие. Противоборство с сухим педантизмом врагов еще более склоняло их к общительности, и репутация поклонника наслаждений высоко ценилась у них как залог преданности королю и церкви. Даже разоренные конфискациями и секвестрами, они старались сохранить видимость беззаботности и уверенности в будущем. «Насколько надежда лучше страха,—сказал один бедный и веселый «кавалер»,— настолько наше положение предпочтительнее положения наших врагов. Мы смеемся, тогда как они трепещут».
Мрачное исступление, господствовавшее среди большинства членов парламентской партии, было, несомненно, одним из самых любопытнейших зрелищ в истории, самым поучительным и занимательным для философского ума явлением. Все развлечения были в некотором роде запрещены пресвитерианами и индепендентами с их непоколебимой суровостью. Конные состязания и петушиные бои расценивались как самые чудовищные преступления264. Даже медвежья травля считалась языческим и нехристианским занятием, преступность которого усматривалась не в бесчеловечности, а в развлекательности. Как-то полковник Хьюсон13, побуждаемый религиозным рвением, явился со своим полком в Лондон и перебил всех медведей, которых держали там для развлечения горожан. Это событие, по-видимому, легло в основу вымысла о Гудибрасе14. Хотя англичане от природы обладают искренним и прямодушным характером, над ними как в старое, так и в Новое время тяготело беспримерное лицемерие. Религиозное лицемерие, как можно заметить, особенное: обычно оно не осознается личностью и, будучи более опасно, чем другие виды неискренности, предполагает в то же время меньшую долю лживости. Ветхий Завет, которому отдавалось предпочтение перед Новым, чтили все сектанты. Восточный поэтический стиль Ветхого Завета делал его более доступным такому истолкованию, которое отвечало их интересам.