Страница 35 из 36
Александр потянулся ко мне, в его руках был цветок — белая лилия в окружении пучка изумрудных листьев. Погладив мою щеку, он осторожно вставил стебель лилии мне в волосы. Потом — с другой стороны, у правого виска.
— Видел бы нас кто-то, — прошептала я.
— Они бы приняли вас за русалку.
— Почему?
— А кто еще может в майскую полночь сидеть на песчаном берегу у самого моря, с лилиями в золотистых волосах… Только русалка или наяда.
Я вздохнула, чувствуя глубокое умиротворение в душе. Я пыталась не вспоминать тот спор, с которого мы начали нынешнюю ночь, и не думать о том, что мы так ничего и не выяснили. Каждый остался при своем. Но, если отбросить это, мы с Александром уже, похоже, не существуем по отдельности — у нас есть общее «мы», мы создали его, мы даже дышим в унисон…
В этом было что-то необычное. У меня было убеждение, возникшее, вероятно, в подсознании благодаря отношениям с графом д’Артуа, что восхищение друг другом и свежесть чувств не сохраняются вечно: проходит несколько месяцев, год, люди хорошо узнают друг друга, притираются, и по мере этого знакомства куда-то исчезает новизна, необычность… Кажется, будто ты слишком хорошо знаешь этого человека, так хорошо, что он становится тебе уже не так интересен, как поначалу, а то и вовсе скучен, да и близость с ним, прежде такая волнующая, кажется теперь пресной до того, что наступает момент, когда ты сам удивляешься: что ты такого в нем нашел? Сейчас все было иначе.
Два с половиной месяца мы провели с Александром наедине друг с другом, мы были близки настолько, что в другом случае это означало бы год знакомства. И все-таки ничто из наших отношений не исчезало. Даже когда я отдавалась ему, это никогда не было обычно, никогда не повторялось. Ну, когда, например, Александр, проведший со мной столько ночей, овладевал мною в гроте. Сегодня это было впервые, совсем по-новому. А сейчас, среди душистых белых лилий…
— Прохладно, — прошептала я, слегка поеживаясь.
Он медленно откинул меня назад, на спину, лег рядом, склонившись надо мной и обнимая меня так, словно хотел защитить от холода. Его горячие губы коснулись моего уха, и я, словно в заколдованном сне, услышала голос Александра — такой хриплый и мягкий… Он говорил что-то. Стихи… Его голос, словно музыка, укачивал меня, уносил в волшебные дали.
— Люблю я длинных глаз твоих зеленый пламень.
И прелесть сладкую, что так теперь горька…
— Но у меня не зеленые глаза, — прошептала я.
— Знаю. Черные. Но ведь вы сегодня русалка. Не так ли?
Что я могла ответить? Слабо улыбаясь, я ответила утвердительно, легким движением век.
Александр целовал мои губы. Я с необыкновенным наслаждением чувствовала его руки, теплую тяжесть его тела на мне, ощущала ласковую руку, раздвигающую мои бедра, и когда он вошел в меня, я содрогнулась от блаженства. И долго еще потом, когда уже все кончилось, у меня внутри все продолжало вибрировать, спазм следовал за спазмом, как запоздалые толчки после землетрясения.
Когда мы поплыли назад, море согрело нас еще лучше, чем объятия. Вода была теплая-теплая… И все такая же мерцающая, фосфоресцирующая. Мы вышли на берег все в огненных струях.
— Как вы думаете, видел нас кто-нибудь? — спросила я.
— А кто мог видеть? Здесь никого нет.
— Ну, может быть, рыбак. Или монах какой-нибудь из Платитеры.
Насмешливо улыбаясь, Александр произнес, ласково вытирая полотенцем мои волосы:
— Монах — возможно. Не завидую я этим монахам. У них только и счастья, что подглядывать да делать это самим с собой.
Он расстелил полотенце на песке и, подхватив меня на руки, уложил лицом вниз.
— Что вы намерены делать? — спросила я, наслаждаясь и забавляясь всем происходящим.
— Сейчас увидите.
Сильные, чуть шершавые ладони с нежностью погладили мой затылок, напористо заскользили вниз по спине, потом вернулись, помассировали плечи. Ясно, он делает мне массаж. Я что-то невнятно промурлыкала, сожалея, что сейчас у него нет под руками масла, хотя бы орехового, но все равно чувствуя себя на вершине блаженства.
Но его пальцы, похоже, становились все коварнее, лаская мою кожу, так что я уже не могла полностью расслабиться, особенно когда его рука скользнула вниз, до изгиба бедер. Я слегка напряглась, ощутив чувственную дрожь, побежавшую по спине, и тогда он обратился к пяткам, пощекотал их одну за другой так, что мне стоило труда все это выдержать.
Но вот рука Александра вернулась к моим коленям — забравшись между ними, он прошелся до самой возвышенности ягодиц.
— Какая же у тебя кожа — прямо как шелк…
Его руки ринулись вверх, нашли и слегка сжали мои напрягшиеся груди.
— А вот это уже не массаж, — пробормотала я, испытывая легкий трепет, пробегавший под кожей.
Смеясь, он перевернул меня на спину, наклонившись, легко разместился между моими ногами.
— Ты расслабилась?
— Нет. Ты не умеешь делать массаж. Да и зачем сейчас расслабляться…
Я сама погладила его плечи, ощущая, как под моими ладонями напрягаются крепкие мускулы. Я наслаждалась и этим ощущением, и тем, что видела, как отличается моя золотистая кожа от его — смуглой, прокаленной солнцем, казавшейся теперь почти черной…
Он наклонился ближе, его язык медленно, влажно и горячо обошел по кругу розовый сосок моей правой груди, и снова, и снова, теперь уже быстрее… Другая рука, обвив мою голову, легла на мою левую грудь, крепко сжала, словно пытаясь вобрать в ладонь, — и все это так нежно и возбуждающе, что я ощущала, как кровь приливает к груди и делает ее полнее. Я невольно сделала нетерпеливое движение бедрами, и его палец сразу оказался там, внизу, скользнул вверх по узкой податливой горячей дорожке.
Потом он сильными неистовыми толчками погружался в благодарную и давно уже тосковавшую по нему горячую глубину моего лона, толкал так сильно, что я сначала вскрикнула, потом застонала, а потом закричала — и от сильного напора вхождения, и от первых конвульсий удовольствия, которые нынче были так сильны, что я буквально билась под ним, и он едва меня удерживал.
Разгоряченные, взмокшие, уставшие, мы словно провалились в глубокий сон. Он прижал меня к себе жестом собственника, и я уснула, ощущая его теплую руку у себя на талии. Нас даже как-то не заботило, что мы уснули прямо на пляже, полуобнаженные, прикрытые лишь полотенцем, обнявшиеся любовники. Впрочем, Корфу — это же был немного дикий остров, и мы могли, пребывая здесь, слегка забыть о том, о чем никогда бы не забыли в иных краях.
Проснулись мы, похоже, так же, как и уснули, — почти одновременно. Открыв глаза, я сразу ощутила, что он тоже не спит. Ночь подходила к концу.
Мы оба молча наблюдали, прижимаясь друг к другу, как исчезают с моря слабые серебряные блики и тают сумерки. После бледной, прозрачной зари в небо, будто гигантский кокон, поднималось закутанное в дымку солнце и обрызгивало остров тонкой золотой пылью.
Небо начинало сиять ясной, нежной голубизной, а на холмах мы видели темные стрелы кипарисов, качающихся под легким ветерком.
Александр нежно поцеловал меня.
— Есть у вас какие-нибудь желания, cara?
— А высказывать можно любые? — спросила я лукаво.
— Любые. Даже можете пожелать звезду с неба — я подарю ее вам…
Уткнувшись подбородком в скрещенные локти, я призадумалась. Желание! Это был трудный вопрос. Какое можно иметь желание, когда все, похоже, исполнилось? Но вдруг я вспомнила кое-что, и меня осенило.
— Клубника, — проговорила я с восхищением. — Я бы все сейчас отдала за горсть свежей клубники! Наверное, ее нетрудно достать — мы скажем монахам, и они, может быть…
— Ну что ж, подождите меня в таком случае.
Крайне удивив меня, Александр вдруг вскочил, набросил на себя рубашку и, как был, с полотенцем, обвязанным вокруг бедер, зашагал прочь.
— Куда это вы? — окликнула я, недоумевая.
— Лежите спокойно, ждите меня и не смейте никуда уходить.
— Но как же вы можете уйти в таком ви…