Страница 70 из 83
Сидзука ждала, что Исаму продолжит свой рассказ. Тот сквозь стеклянную дверь смотрел на опадающую с деревьев листву. Сквозь ветви проглядывало белёсое небо. Пухлые ладони Исаму беспомощно зашарили по коленям.
— Всякий раз, когда я возвращался из школы, мама бывала разной, — заговорил, наконец, он. — Иногда она бывала так резка, что боязно было к ней подойти, иногда она ждала меня у самых ворот и порывисто сжимала в своих объятиях… Однажды она с ненавистью сказала: «Ты, наверное, уже забыл отца», а в другой раз говорила, как грустно без отца, и принималась плакать. Мама была в смятении.
Сидзука вспомнился призрак, бродивший вокруг Дерева мёртвых. Может, это была Сая той поры? «А тебе удалось завладеть мужским сердцем, завладеть мужским клинком?» Может быть, эти вопросы Сая задавала сама себе в трудную пору?
Но Сидзука могла только смутно представить себе мучения Саи. Ей не доводилось испытать чувства, в котором любовь и ненависть переплелись бы воедино. Ей не случалось ненавидеть любимого человека. Подумав так, она тут же засомневалась, правда ли это. Не ненависть ли причина того, что Асафуми раздражал её? Она воспринимала это раздражение как что-то совершенно естественное, обычное в ежедневной рутине, и потому не задумывалась об этом по-настоящему. Может быть, то, что с исчезновением Асафуми она стала подумывать о возвращении в Иокогаму и о своей вдовьей жизни, — это отголосок жившей в ней ненависти? Ведь если доискиваться до правды, разве не вздохнула она с облегчением, когда исчез Асафуми? Разве это не доказывает, что в глубине души ей хотелось, чтобы узы брака распались сами собой?
Сидзука содрогнулась. «Наверное, я ненавидела Асафуми. Ненавидела за то, что из-за него моё будущее оказалось связанным с Тоямой».
— А после этого мама как-то неожиданно переменилась.
Слова Исаму вернули погрузившуюся в свои мысли Сидзуку к действительности. Возвращаясь к прерванному разговору, она переспросила:
— Что-то случилось?
Исаму, наморщив лоб, ответил:
— Трудно сказать… Мне просто стало ясно, что мама как-то переменилась… Потом вернулся папа. И атмосфера в доме стала на удивление спокойной. До этого царило страшное напряжение, и вдруг оно разом исчезло… Это было удивительно. В самом деле, это путешествие отца в Татэяму стало настоящим поворотным моментом в их жизни.
Упоминание о Татэяме поразило Сидзуку в самое сердце.
— Вы говорите, что Рэнтаро отправился в Татэяму?!
— Да.
Сидзука встала и вышла в соседнюю комнату. Там стояли стол со стулом и компьютер. На столе лежала тетрадь Рэнтаро, которую они забрали из дома Охары. Взяв тетрадь, Сидзука вернулась к Исаму.
— Не узнаёте?
Исаму бережно погладил тетрадь.
— Должно быть, это тетрадь, которую папа брал с собой в путешествия, — пробормотал он и посмотрел на надпись на обложке.
— Двадцать второй год Сева?
— Да. Тут записаны татэямские названия. Видимо, это реестр, который он завёл во время своего первого путешествия в Татэяму.
Перелистывая тетрадь, Исаму нахмурился, увидев замысловатый почерк.
— Мой муж Асафуми тоже отправился в путешествие по следам Рэнтаро. И пропал…
Сказанное ею слово «пропал» вдруг обрушилось на неё, обретя реальность. Словно написанные доселе на экране компьютера иероглифы слетели с экрана и вонзились ей в грудь. Из-за нахлынувших чувств Сидзука осеклась.
— Пропал? — недоверчиво спросил Исаму.
Прикрыв рот рукой, Сидзука кивнула. Она сама не знала, почему именно сейчас так разволновалась. Как только она обнаружила в себе ненависть к Асафуми, его исчезновение потрясло её. И она никак не могла объяснить себе эту несуразность.
Несмело, будто боясь прервать повисшее напряжение, зазвонил стоявший в гостиной телефон.
— Звонок, — робко сказал Исаму.
Сидзука встала и взяла трубку.
— Алло, — сказала она, и тут же услышала возбуждённый голос Михару:
— Сидзука? Такатоми мне сообщил, что Охара скоропостижно скончался сегодня утром. Видимо, кровоизлияние в мозг. Может, он ударился головой, когда упал в костёр. Если так, то травма оказалась смертельной.
Это же она толкнула его в костёр! Сидзука окаменела.
— Папа решил, что лучше съездить в больницу, хорошенько расспросить о причинах смерти. Но у меня сегодня родительское собрание в школе, я никак не могу…
— Я тоже еду в больницу, — сказала Сидзука, решив, что она не вправе сваливать на Ёситаку ответственность за то, что натворила.
— Ну, так, наверное, будет лучше. Я объясню, куда ехать. Если поедешь на машине…
— Водитель я никудышный, так что поеду на электричке.
Объяснив на какой станции надо выйти, и как называется больница, Михару сказала:
— Сейчас сообщу папе. — И поспешно бросила трубку.
— Что-то случилось? — обеспокоенно спросил Исаму, невольно услышавший разговор.
Собрав все свои силы, Сидзука попыталась улыбнуться:
— Умер человек, возможно знавший, где находится мой муж. Может быть, потому, что я толкнула его…
Она не смогла сохранить самообладание. Обессиленно опустившись на ковёр, она сказала срывающимся голосом:
— Это я… это, наверное, из-за меня…
46
Трупы старика и подростка Асафуми опустил в яму, служившую домом мальчику, и завалил вход камнями. «Как я ни голоден, а есть мертвечину не стану, — подумал он. — Старик оказался прав, я, видимо, такое же животное, как и он — я изнасиловал ребёнка и убил человека, но я не желаю опускаться до того, чтобы есть мертвечину. Впрочем, не знаю. Если голод заставит, наверное, я сделаю и это. Возможно, когда-нибудь я вернусь к этой яме, разгребу камни и буду есть подгнившее мясо».
Он больше уже не знал, кто он такой. Асафуми всегда считал себя спокойным и хладнокровным мужчиной. Верил, что он человек с нравственными идеалами, человек уравновешенный. Но это оказалось всего лишь шелухой, которая скрывает иное содержимое. И всё-таки ему не хотелось признать, что в глубине души он оказался таким же, как старик. Наверное, в чём-то они похожи, но не может быть, чтобы они были схожи во всём. Ему хотелось верить в это, и он решил отмежеваться хотя бы от пожирания мертвечины.
Кэсумба подобрала мешок старика и привязала его к поясу. А потом, простодушно взглянув на Асафуми так, словно он и не насиловал её, сказала: «Вернёмся на Дорогу-Мандала».
Вздохнув, Асафуми посмотрел на горные хребты, высившиеся за пиком Якуси на другом берегу Дзёгандзигавы. Что значит вернуться на Дорогу-Мандала? Смешаться с паломниками к Якуси, продолжать искать этого самого Якуси? И тогда, как Кэсумба и как жители этих руин, я позабуду обо всём — и о том, что убил старика?
— Нет… Я возвращаюсь домой, — наконец ответил Асафуми.
Кэсумба растерянно посмотрела на него. Асафуми указал на нижнее течение реки Дзёгандзигава:
— Спустившись по течению реки, можно выйти к моему дому. Я возвращаюсь туда.
Асафуми положил руку на худенькое плечико Кэсумба.
— Спасибо, — сказал он от всего сердца.
Только теперь он понял, как помогла ему эта девочка, точно знавшая только своё имя и имя своей собаки. В конце концов наши знания не имеют особого значения. Оказалось, что он, считавший, что знает множество вещей, не знал даже того, каков он на самом деле.
— Ну, пока. — Асафуми осторожно погладил Кэсумбу по плечу и зашагал вдоль реки.
За спиной послышались звуки шагов. Обернувшись, он увидел, что девочка и собака идут вслед за ним.
— Решила не возвращаться на Дорогу-Мандала?
Отрицательно покачав головой, Кэсумба зашагала рядом с ним. За ней, опустив обе головы и обнюхивая землю, бежал Кэка.
— Я с тобой.
— Почему?
— Не знаю.
— На город ты уже насмотрелась. Там впереди всё то же самое.
Кэсумба, прищурившись, посмотрела на реку Дзёгандзигава и раскинувшиеся вокруг неё развалины. Солнце стояло высоко, и прибрежные камни раскалились.
— Так зачем же ты туда идёшь?