Дорога-Мандала

Девочка вышла на дорогу. Двуглавая собака, вывалив языки и тяжело дыша, следовала за ней.

— Ты не видела города?

Девочка отрицательно покачала головой. Затем, крикнув собаке: «Кэка, пошли!», она уверенно зашагала вперёд.

— Но разве ты пришла не оттуда?

С одной стороны, Асафуми почувствовал облегчение оттого, что у него появился попутчик, с другой, ему было совестно.

— Так-то оно так. Но ведь мы с бабушкой ходим по Дороге-Мандала только туда и обратно.

— Значит, это всё-таки Дорога-Мандала? — облегчённо воскликнул Асафуми.

Девочка легко прибавила шаг, явно в недоумении от столь странного вопроса.

— Но какой смысл ходить туда и обратно по Дороге-Мандала?

— Мы водим людей на поклонение Якуси. За тем и ходим.

— Вместе с бабушкой?

— Да, — ответила девочка.

Похоже, Асафуми надоел ей своими вопросами, и она слегка насупилась. Но Асафуми не желал прекращать расспросы. Он испытывал острое недовольство неясностью своего положения и жаждал прояснить ситуацию.

— А бабушка не будет беспокоиться, что ты исчезла?

— Не будет. Всё равно мы ещё встретимся на Дороге-Мандала.

— Но почему вы с бабушкой водите людей на поклонение к Якуси?

— Этого я не знаю.

На лице девочки промелькнуло раздражение, а потом выражение её лица стало таким же свирепым, как у встреченных давеча дикарей. Асафуми отступил и смолк.

Из разговора с паломниками ясно, что они сами ничего не понимают. Асафуми молча шёл следом за двуглавой собакой и девочкой, похоже, знавшей дорогу. Кэка, помахивая хвостом, бежал впереди — видимо, путь и ему был хорошо знаком. Девочка, словно позабыв о шедшем рядом с ней Асафуми, стала напевать себе под нос: «Ффу-ун, фу-фу-фу-фун». Взгляд её стал отсутствующим, полные губы будто надували мыльный пузырь. Асафуми вспомнил Саю. Сая тоже напевала что-то себе под нос.

— Как тебя зовут? — тут же снова спросил Асафуми.

На этот раз девочка не выказала недовольства. Блеснув чёрными глазами, она ответила нараспев:

— Кэ-сум-ба.

32

Небо затянули перистые облака. При въезде на лесную дорогу Михару пробормотала с переднего сиденья: «Не было бы дождя». Отец Михару, Ёситака, сидевший за рулём, ответил: «Ну, до вечера погода не переменится» и, повернув руль, въехал на лесную дорогу.

Это было утром, спустя четыре дня после того, как Асафуми отправился по Дороге-Мандала. Сидзуке, устроившейся на заднем сиденье машины семейства Ясуда, хотелось сегодня же узнать, что случилось с Асафуми.

Вчера вечером ей позвонила Михару. Беспокоясь из-за отсутствия вестей об Асафуми, она попросила отца съездить проверить, что случилось. Вечером отец перезвонил и сообщил, что нашёл оставленную на обочине лесной дороги машину, видимо, принадлежавшую Асафуми. Чтобы убедиться, что это и впрямь его машина, Михару взяла выходной и отвезла Сидзуку к своим родителям.

Из-за тумана на лесной дороге царил полумрак. Сидзука с беспокойством вглядывалась в похожие на тоннель своды Дороги-Мандала. Чаща кипарисовиков вскоре сменилась смешанным лесом. Когда они проезжали крутой поворот, справа на обочине показался голубой «фольксваген». Ёситака остановился.

Сидзука вышла первой. Она узнала машину мужа, как только увидела болтавшийся спереди брелок в виде зайца. Они купили его в небольшом магазинчике, гуляя в центре Иокогамы. На приборной доске лежали даже очки, которые Асафуми надевал за рулём.

— Это его машина, — объявила Сидзука сдавленным голосом.

Проверив двери и багажник, Михару сообщила, что они заперты на ключ.

— Заднее колесо угодило в яму, похоже, он застрял. Видно, он забрал ключ и отправился за помощью, — сказал Ёситака, обойдя машину кругом. Он был одет в джемпер цвета хаки, подпоясан полотенцем. Двигался по-юношески легко — в свободное от крестьянской работы время он водил людей в горы Татэяма.

— Даже пешком любой человек часа за два доберётся до Авасуно. Если бы он застрял здесь вчера вечером, то уже должен был бы связаться с Сидзукой или с кем-нибудь из Тибаси… — сказала Михару, скрестив руки на груди.

— Вчера я подумал, может, он пешком пошёл дальше, и решил это проверить. Я проехал до конца дороги, но ни следа Асафуми не обнаружил, — сказал Ёситака и, видимо, желая утешить Сидзуку, добавил, что вчера он был здесь позже, когда уже смеркалось, и мог проглядеть что-нибудь.

— Наверное, он решил, бросив машину, пойти по Дороге-Мандала пешком, — чтобы обнадёжить себя, сказала Сидзука, вовсе не думавшая, что Асафуми был так одержим идеей найти дома, внесённые в реестр.

Отзывчивая Михару ухватилась за эту мысль:

— Точно! Наверняка так и было! Папа, давай доедем до деревни и узнаем, не видели ли там его.

— Что ж, поехали, — кивнул Ёситака.

Все трое снова сели в машину и поехали по лесной дороге.

И сразу же увидели несколько домов. Ёситака сбавил газ. Опустив боковое стекло, Михару, высунувшись, осматривала окрестности. «Похоже, здесь никого нет», — сказала она. Во всех домах ставни были закрыты, а двери сломаны.

— Во времена послевоенного экономического подъёма люди толпами покидали деревни и перебирались в города. Да и какая это деревня — всего-то пять-шесть домов. Заброшенные тогда деревни теперь поглотили горы, и где они теперь — неведомо. Но здесь люди жили, похоже, до недавнего времени.

Ёситака бросил взгляд на удалявшуюся в боковом зеркале деревушку.

— Их легко понять! Лучше жить в городе, чем в этих заснеженных горах, — ответила Михару.

— Верно, жизнь совершенно переменилась! Во времена моего детства мы, бывало, носили залатанную одежду, ходили в школу в разбитых ботинках, а теперь таких детей уж не сыскать. Цветные телевизоры были только в богатых семьях, а теперь два и даже три телевизора в доме — обычное дело. Не только мир, но и люди изменились. Раньше я чувствовал живое присутствие людей, поднимавшихся в горы Татэяма, а теперь люди, как ходячие телевизоры, фиксируют взглядом пейзаж и поднимаются в горы, погруженные в себя.

— Ох, папа, значит, ты теперь водишь в горы телевизоры?

Михару рассмеялась. Ёситака горько усмехнулся:

— Увы, так оно и есть.

Слушая разговор отца и дочери, Сидзука спрашивала себя, чем отличается пейзаж, показанный по телевизору, от пейзажа, что она видит сейчас за окном. И гребни дальних гор, и окаймлявшие дорогу тронутые багрянцем деревья мало чем отличались от картинки в телевизоре. Пейзаж ничем не трогал её. Думаешь: «Да, красиво» или «Ах, захватывает дух!» Но в глубине души чувствуешь лишь равнодушие.

Хотя сейчас она волновалась об Асафуми, по правде говоря, и тут в глубине души чувствовала лишь равнодушие. Она подумала: «А вдруг Асафуми погиб?» Но и эта мысль не воспринималась как реальность. Конечно, она волновалась, но где-то в глубине души бурлили Мысли, что если он умрёт, она покинет Тояму, вернётся в Иокогаму и начнёт новую, вдовью жизнь. Но даже эти мысли, как и пейзаж за окном, были нереальными, словно речь шла об актёрах из телесериала.

Сидзука вдруг испугалась самой себя и стиснула руки на груди.

— Там кто-то есть! — воскликнула Михару.

Взглянув в указанном направлении, Сидзука увидела среди деревьев дом на противоположном берегу реки Каноко, во дворе которого поднимался дымок от костра.

— Попробуем разузнать что-нибудь об Асафуми, — сказал Ёситака и, заметив боковую дорожку, свернул на неё.

Они проехали по идущей под гору и не укреплённой даже гравием дороге и оказались у старого бетонного моста. За мостом дорога углублялась в смешанный лес и чащу криптомерий и вела в гору. Машина стала подниматься вверх. Похоже, роща криптомерий раскинулась там, где раньше были поля — террасы, окружённые каменной оградой. Местами сохранились следы каменных лестниц, груды балок и черепицы от разрушенных домов. Видимо, здесь тоже когда-то была деревня.

Лишь у дома, где поднимался дымок, был разбит огород, на грядках росли китайская капуста и баклажаны. Дом был маленький, одноэтажный, с черепичной крышей. На обвитом паутиной карнизе сушилась кукуруза, с краю у стены были сложены дрова, половина окон закрыта ставнями. Ёситака остановил машину во дворе этого дома. Дым поднимался от горевшего во дворе костра. Лысый старик, сгребавший палкой в костёр палые листья, обернулся к ним. Округлые выпирающие щёки, вздёрнутые брови, прямая линия рта, кожа цвета чая. Глаза и нос словно приклеены к выдолбленному из дерева круглому лицу. Одет в грязные брюки и фуфайку с протёртыми рукавами, торчащие из резиновых шлёпанцев пальцы были перепачканы землёй. Старик подозрительно смотрел на выходивших из машины людей.