Плач в ночи

«Боже, не дай ему разозлиться, — молилась Дженни. — Не дай ему сорвать зло на девочках».

Утром девятнадцатого февраля она увидела, что к дому идет Клайд. Его прямая осанка исчезла. Сгорбившись, Клайд шагал по свежерасчищенной дорожке, лицо сморщилось не столько от встречного ветра, сколько от невидимого бремени, которое легло на его плечи.

Зайдя в прихожую, мужчина потопал ногами, чтобы согреться.

— Он только что звонил.

— Эрих?! Клайд, почему вы не перевели звонок? Почему не дали мне поговорить с ним?

— С вами он говорить не хотел. Просто хотел узнать, работали ли ночью телефонные линии в округе. Спросил, выходили вы из дома или нет. Миссис Крюгер, Дженни, он все чует. Сказал, что голос у меня какой-то не такой. Я говорю: знать не знаю, та еще морока кормить скот в такую бурю. Кажется, его это устроило. А потом он сказал, что на днях... Помните, он звонил сразу после того, как мы нашли Арден?

— Да.

— Эрих сказал, что думал об этом. Говорит, в то время я должен был сидеть в конторе, что на звонок должны были сперва ответить оттуда. Дженни, он будто прямо здесь и следит за нами. Будто знает каждый наш шаг.

— Что вы ему ответили?

— Сказал, что в то утро забирал из больницы Руни и еще не заезжал в контору, так что телефон был в ночном режиме, когда звонки идут в дом. А потом Эрих спросил, не вынюхивает ли здесь чего Марк. Так и сказал - «вынюхивает».

— А вы что?

— Рассказал, что животных проверяет доктор Ивансон, и спросил, надо ли было вместо этого позвонить Марку. Он сказал «нет».

— Клайд, а про детей он говорил?

— Нет, мэм. Просто велел передать вам, что позвонит, и хотел, чтобы вы сидели дома и ждали звонка. Дженни, я старался держать его на проводе, чтобы, может, отследили, где он есть, но он быстро говорил и скоро повесил трубку.

Каждый день звонил Марк.

— Дженни, я хочу увидеться с тобой.

— Марк, Клайд прав. Эрих все чует. Он специально спрашивал о тебе. Пожалуйста, держись подальше.

Двадцать пятого февраля, во второй половине дня, пришел Джо.

— Миссис Крюгер, у мистера Крюгера все нормально?

— О чем ты, Джо?

— Он позвонил узнать, как я себя чувствую. Хотел узнать, вижусь ли я с вами. Я сказал: всего раз, когда я случайно с вами столкнулся. Я не говорил, что вы к нам домой приходили. Вы знаете, о чем я. Говорит, он хочет, чтобы я вернулся к работе, как буду готов, но если я к вам близко подойду или если он хоть раз услышит, что я называю вас «Дженни», то пристрелит меня из той же винтовки, из которой пристрелил моих собак. Он сказал «собак». Значит, он вправду убил и того, первого, пса. Похоже, он чокнутый. Думаю, если я останусь тут поблизости, не выйдет ничего хорошего ни для вас, ни для меня. Скажите, чего мне делать?

Похоже, он чокнутый. Теперь Эрих открыто угрожает Джо. Отчаяние заглушило ужас Дженни.

— Джо,ты кому-нибудь рассказывал об этом? Рассказывал матери?

— Нет, мэм. Не хочу ее волновать.

— Джо, умоляю, никому ни слова об этом звонке. А если Эрих позвонит еще, будь с ним очень спокоен и прост. Скажи, врач хочет, чтобы ты подождал еще несколько недель, но не говори, что отказываешься работать. И, Джо, бога ради, не говори, что снова виделся со мной.

— Дженни, тут серьезные неприятности, да?

— Да.

Бесполезно отрицать.

— А где он с девочками?

— Не знаю.

— Понятно. Дженни, богом клянусь, можете мне доверять.

— Знаю, что могу. И если он тебе еще позвонит, пожалуйста, сразу же дай мне знать.

— Хорошо.

— И еще, Джо... Если... то есть он может сюда вернуться. Если случаем увидишь его или машину - сразу предупреди.

— Хорошо. К нам на ужин приходила Эльза с дядей Джошем. Говорила про вас, какая вы замечательная.

— Она ни разу не дала понять, что я ей нравлюсь.

— Боялась мистера Крюгера. Он велел ей знать свое место, держать рот на замке и чтобы в доме все было на месте и ничего не менялось.

— Эрих так плохо с ней обращался... Я никак не могла понять, почему она работала на нас.

— Из-за денег. Эльза сказала, что за такую большую зарплату работала бы и на дьявола. — Джо положил ладонь на дверную ручку. — Похоже, она и вправдуработала на дьявола, верно, Дженни?

«Февраль - не самый короткий месяц в году», — размышляла Дженни. Он казался ей вечностью. День за днем. Минута за минутой. Ночное безумие - лежать в кровати, рассматривать хрустальную вазу в темноте. Каждую ночь Дженни надевала ночную сорочку Каролины, держала под подушкой кусочек соснового мыла, чтобы постель хранила слабый аромат хвои.

Если однажды ночью тихо, украдкой вернется Эрих, если он зайдет в спальню, то эта сорочка и этот аромат внушат ему чувство безопасности.

Когда Дженни все же засыпала, ей снились дочери. Во сне они ждали ее. Звали, забирались на кровать, прижимаясь к Дженни своими маленькими, юркими телами, а когда она пыталась обнять девочек, то просыпалась.

Малыш не снился ей совсем. Словно безраздельное внимание, которое она отдала сохранению огонька жизни в его крошечном тельце, теперь принадлежало Тине и Бет.

Дженни затвердила признание наизусть; снова и снова оно возникало в ее мыслях: «Я не отвечаю за то, что делаю...»

Днем она всегда держалась рядом с телефоном. Чтобы убить время, по утрам убирала дом. Смахивала пыль, натирала воском полы, мыла, подметала, полировала серебро. Но пылесос не включала - боялась не услышать телефонный звонок.

Почти каждый день после обеда приходила Руни - тихая, изменившаяся Руни, для которой ожидание закончилось.

— Я тут подумала, можем начать лоскутные одеяла для кроватей девочек, — предложила она. — Пока Эрих еще хочет вернуться сюда, найти тебя и снова жить с вами семьей, он с ними ничего не сделает. А тебе нужно руки чем-нибудь занять. Иначе свихнешься. Так что давай начнем шить лоскутные одеяла.

Руни поднялась на чердак, за сумкой с обрезками ткани. Женщины принялись за шитье. Дженни вспомнила легенду о трех сестрах, которые пряли, отмеряли и резали нити времени. «Но мы - лишь две из трех сестер, — подумала Дженни. — Эрих - третий. Это он может обрезать нить жизни».

На кухонном столе Руни аккуратно разложила кусочки ткани.

— Одеяла нам нужны яркие и веселые, — говорила она. — Так что темные цвета брать не будем. — Руни принялась смахивать обратно в сумку те лоскутки, которые ей не приглянулись. — Этот вот от скатерти, которая была у старой миссис Крюгер, матери Джона. Мы с Каролиной, бывало, смеялись, что кому-то понадобилась такая унылая штука. А эта парусина из рулона, который она купила, чтобы сшить чехол на стол для пикников. В то лето Эриху было пять. А это... ой, даже не знаю, зачем храню эти синие обрезки. Помнишь, я тебе говорила, что шила портьеры для большой задней комнаты? Когда они были на окнах, можно было подумать, что ты в пещере. Комната была такая темная. Ну ладно... — Руни запихнула лоскутки в сумку. — Как знать, вдруг еще пригодятся.

Женщины начали шить. Дженни подумала, что крушение надежд высосало из Руни силы. Все, что она говорила, звучало примерно одинаково, вяло:

— Как найдут Эриха, мы устроим Арден настоящие похороны. Сейчас тяжелее всего вспоминать, как Эрих ободрял меня, заставлял думать, что Арден жива. Клайд все говорил, что она бы никогда не сбежала. Мне бы самой знать. Наверно, я и знала. Но только я заговорю, что, видать, моя Арден у Бога, как Эрих возьмет и скажет: «Руни, я в это не верю». Так жестоко было с его стороны поддерживать мои надежды; он вроде как не давал ране зажить. Говорю тебе, Дженни, не заслуживает он того, чтоб жить.

— Руни, пожалуйста, не говори так.

— Прости, Дженни.

Каждый вечер звонил шериф Гундерсон.

— Мы проверили недвижимость. Раздали фотографии полицейским в тех местах, только безо всякой огласки, и предупредили, чтобы они Эриха не арестовывали, если увидят его самого или машину. Ни в одном из мест, указанных в налоговых декларациях, его нет. — Шериф старался осторожно утешить Дженни: — Миссис Крюгер, говорят, отсутствие новостей - хорошие новости. Может, сейчас детки играют на пляже во Флориде, загорая на солнышке.