Плач в ночи

— Он не вернется, Руни, — сказала она. — Ни Каролина, ни Арден. Тине приснилось.

— Конечно, приснилось, — отрезал Марк.

Люк и Клайд подняли Руни на ноги.

— Ей нужно успокоительное, — сказал Люк. — Поеду с вами в больницу.

Люк и сам выглядел больным.

Эмили и Марк остались еще ненадолго. Эмили без особого энтузиазма расспрашивала Эриха о его живописи.

— В феврале у меня будет выставка в Хьюстоне, — сообщил ей Эрих. — Возьму с собой Дженни и девочек. Перемена пойдет на пользу всем нам.

Марк сел рядом с Дженни. Было в нем что-то успокаивающее. Она ощущала его сочувствие, и это помогло ей.

После ухода гостей Дженни удалось накрыть ужин для Эриха и дочерей. Каким-то образом она нашла в себе силы подготовить детей ко сну. Тина плескалась в ванне. Дженни вспомнила, как держала младенца на сгибе локтя, купая его. Она расчесала длинные густые кудри Бет. У малыша сходили темные волосы, а новые были бы золотистыми. Дженни услышала, как молятся девочки: «Пусть Бог на небесах благословит Нану и нашего малыша». Ее захлестнула волна боли, и она закрыла глаза.

Внизу Эрих уже налил ей бренди.

— Выпей, Дженни. Поможет тебе расслабиться.

Он усадил жену рядом с собой, она не сопротивлялась. Его руки перебирали ее волосы. Когда-то этот жест вызывал у нее трепет.

— Дженни, ты слышала, что сказал врач. Мальчик не перенес бы операцию. Он действительно был болен гораздо серьезнее, чем ты думала.

Дженни слушала мужа, ожидая, когда пройдет оцепенение. «Не старайся все упростить, Эрих, — подумала она. — Твои слова ничего не значат».

— Дженни, я беспокоюсь. Я позабочусь о тебе. Но Эмили - сплетница. Слова Тины уже известны всему городу, — Эрих обнял жену. — Слава богу, Руни - ненадежный свидетель, а Тина еще маленькая. Иначе...

Дженни попыталась отодвинуться от мужа, но он крепко держал ее. Его голос был таким мягким, таким гипнотически тихим:

— Дженни, я ужасно боюсь за тебя. Все заметили, как сильно ты похожа на Каролину. Люди узнают, что сказала Тина. О, родная моя, разве ты не понимаешь, что они скажут?

Скоро она проснется и вернется в свою квартиру. И Нана ей скажет: «Слушай, Дженни, ты снова говоришь во сне. Видно, у тебя был кошмар. Ты слишком много думаешь, дорогая».

Но Дженни не в квартире. Она в этой холодной гостиной, заставленной мебелью, и слушает невообразимые предположения: будто люди могут подумать, что она убила собственного ребенка.

— Дженни, проблема в том, что ты действительноходила во сне. Сколько раз девочки спрашивали, почему ты не говоришь с ними, когда по ночам заходишь в их комнату? Вполне возможно, что ты была в комнате малыша, гладила его по лицу. Тина не поняла, что именно она увидела. Ты сама сказала доктору Элмендорфу, что у тебя галлюцинации. Он звонил мне по этому поводу.

— Он звонил тебе?

— Да. Он встревожен не на шутку. Говорит, ты отказалась встретиться с психиатром.

Дженни устремила взгляд мимо Эриха, на портьеры. Кружева походили на паутину. Когда-то она сняла эти портьеры, безотчетно стараясь изменить удушающую атмосферу этого дома. А Эрих снова повесил их.

Сейчас Дженни казалось, что портьеры смыкаются вокруг нее, опутывают ее, душат.

Душат. Она закрыла глаза, отгораживаясь от воспоминаний о том, как ручки Тины закрывают кукольное лицо, вжимаются в него.

Галлюцинации. Могла ли она вообразить лицо, ощущение волос, свисающих над кроватью? Она воображала это столько ночей подряд?

— Эрих, я так запуталась. Я больше не знаю, что реально. И что было реальностью. Но теперь мне нужно уехать. И забрать девочек.

— Дженни, это невозможно. Ты слишком расстроена. Ты не можешь остаться одна, ради собственного блага, ради их блага. И не забывай, по закону девочки - Крюгер. Они такие же мои дети, как и твои.

— Я их мать, их родная мать и опекун.

— Дженни, пожалуйста, запомни вот что. В глазах закона у меня в точности столько же прав на них, как у тебя. И поверь, если ты когда-нибудь бросишь меня, я получу опекунство. Ты думаешь, с твоей репутацией в этом городе хоть один суд отдаст детей тебе?

— Но они мои!Малыш был твоим, а ты даже не дал ему своего имени. Девочки мои, а ты хочешь их. Почему?

— Потому что хочу тебя. Что бы ты ни наделала, как бы ни болела, я хочу тебя. Каролина хотела бросить меня, но, Дженни, тебя я знаю. Ты никогда не бросишь своих детей. Вот почему мы всегда будем вместе. Прямо сейчас мы начнем все заново. Сегодня я перееду обратно к тебе в комнату.

— Нет.

— У тебя нет выбора. Прошлое мы оставим позади. Я больше ни разу не упомяну о мальчике. Буду рядом, чтобы помочь тебе, если ты начнешь ходить во сне. Я позабочусь о тебе. Если будут проводить расследование смерти ребенка, я найму адвоката. — Эрих поднял жену на ноги. Она безвольно разрешила ему увести ее наверх. — Завтра мы вернем детской прежний вид, — сказал Эрих. — Просто представь, что ребенок и не рождался.

До тех пор, пока Дженни не придумает план, надо будет потакать мужу. В спальне Эрих открыл нижний ящик большого комода. Дженни знала, что он достает оттуда. Сорочку цвета морской волны.

— Надень ее для меня, Дженни. Прошло так много времени.

— Не могу.

Она испугалась. Какой странный у него взгляд. Она не знает этого мужчину, который говорит ей, что люди считают, будто она - убийца, который велит ей забыть ребенка, которого она похоронила несколько часов назад.

— Можешь. Ты теперь очень худенькая. Ты прелестна.

Забрав у него сорочку, Дженни ушла в ванную. Она изменилась, и сорочка снова была впору. Дженни уставилась в зеркало над раковиной. И поняла, почему люди видят в ней Каролину.

В ее глазах было то же печальное, затравленное выражение, что и у женщины на портрете.

Утром, тихо выскользнув из постели, Эрих начал на цыпочках ходить по комнате.

— Я не сплю, — сказала Дженни. Было около шести утра. Время кормления малыша.

— Дорогая, постарайся уснуть. — Эрих натянул толстый лыжный свитер. — Я иду в хижину. Нужно закончить картины для выставки в Хьюстоне. Мы поедем туда вместе, милая: мы и девочки. Замечательно проведем время, — он присел на край постели. — О, Дженни, я так люблю тебя.

Она глядела на него снизу вверх.

— Скажи, что любишь меня.

Она послушно произнесла:

— Я люблю тебя, Эрих.

Утро выдалось промозглое. Даже когда девочки позавтракали, солнце все еще пряталось за обрывками зимних туч. Воздух был холодный и тяжелый, словно перед бурей.

Дженни одела дочерей для прогулки. Эльза собиралась убрать елку, и Дженни отломила от дерева мелкие веточки.

— Мама, зачем они тебе? — спросила Бет.

— Я подумала положить их на могилу малыша.

За ночь свежая земля подмерзла. С зеленой хвоей холмик не казался таким пустым.

— Мамочка, не грусти так, — умоляла Бет.

— Постараюсь, Мышка.

Они отошли от могилы. «Если бы я только могла что-нибудь почувствовать, — думала Дженни. — Внутри такая пустота, такая ужасная пустота».

Направляясь обратно к дому, Дженни увидела, что Клайд выезжает на проселочную дорогу, и подождала его, чтобы узнать новости о Руни.

— Пока ее не отпустят домой, — сказал он. — Проводят всякие тесты и говорят, что на какое-то время мне стоит положить ее в специальную клинику. Я отказался. Миссис Крюгер, с тех пор, как вы приехали сюда, ей стало гораздо лучше. Наверное, я не понимал, как одиноко было Руни. Она боялась надолго уезжать с фермы. Думала, вдруг позвонит или вернется Арден. Но в последнее время ей снова стало хуже. Вы видели... — Он сглотнул, с трудом сдерживая слезы. — И слова Тины выплыли наружу. Шериф... он говорил с Руни. Притащил с собой куклу. Велел Руни показать, как Каролина гладила ребенка по лицу и как, по словам Тины, леди с картины трогала малыша. Не знаю, что задумал шериф.

«Зато я знаю, — подумала Дженни. — Эрих прав. Эмили дождаться не могла, когда разболтает эту историю в городе».