Страница 28 из 69
— Остатки прежней роскоши, — сказала Нелл, поздоровавшись с Маком.
Макдермотт огляделся. И парадная, и сам дом знавали лучшие времена. Мраморный пол покрывали пятна, в светильниках горели тусклые лампочки. Вся мебель перед столиком консьержа состояла из двух протертых кресел.
— Мать Уинифред сегодня утром звонила управляющему и предупредила о нашем приходе, — сказала Нелл консьержу, который явно выполнял здесь несколько обязанностей сразу.
Консьерж кивнул и указал им на единственный лифт.
— Нелл, по-моему, мы совершили громадную ошибку, отправившись сюда, — сказал Корнелиус Макдермотт, когда кабина старомодного лифта, поскрипывая, везла их на пятый этаж. — Не берусь гадать, чем окончится расследование, которое затеяла окружная прокуратура, но если Уинифред была причастна к взяткам или что-то знала о них, и если...
Он осекся.
— Мак, только не вздумай сказать, что Адам тоже был причастен к взяткам или замешан в мошенничестве, — сердито предупредила деда Нелл.
— По-моему, я ничего такого не говорил. Ты не дала мне докончить фразу. Я хотел сказать: если прокуратура сочтет нужным произвести обыск в квартире Уинифред, получится, что мы сунули туда нос раньше их.
— Мак, прошу тебя, — одернула деда Нелл, стараясь не показывать своего раздражения. — Нас с тобой всего-навсего попросили помочь. Миссис Джонсон очень боится, как бы ей не пришлось покинуть этот пансион. А ей там хорошо. Ты бы ее видел. Совершенно беспомощная, никому не нужная старуха. Вдобавок с тяжелым характером. Она очень давно страдает ревматоидным артритом. Думаю, если бы меня столько лет мучили боли, мне бы тоже было не до лучезарных улыбок.
Они вышли из лифта.
— Нелл, мы с тобой никогда не лукавили, — сказал Мак. — Можешь отрицать, но я вижу еще одну причину твоего визита в эту квартиру. Ты надеешься найти в бумагах Уинифред нечто такое, что в случае чего делало бы главной взяточницей ее и одновременно обеляло Адама.
Коридор был столь же запущенным, как и парадная.
— Какая у них квартира? — спросил Мак.
— Пять «Е», — ответила Нелл и полезла в сумочку за ключами, которые ей дала миссис Джонсон.
— А замочки-то простенькие, — усмехнулся Мак. — Двойной и секретный, в котором никаких секретов. Профессионалам и отмычки не нужно; достаточно простого консервного ножа.
Нелл открыла дверь. Изнутри пахнуло затхлостью нежилого помещения. Странно: Уинифред погибла всего неделю назад, а казалось, квартира пустует уже давно.
Нелл зажгла свет. Почти у самой двери, на столике, стояла ваза с пыльными засушенными цветами. Такие букеты продавались во всех бакалейных магазинах. Прихожая была не слишком просторной. Двойные застекленные двери вели в гостиную — длинную, узкую и весьма унылую комнату с истертым персидским ковром на полу. Вдоль одной стены стояли старый диван, обитый красным бархатом, и такое же кресло, а вдоль другой — пианино и стол, очень похожий на столы в старых библиотеках.
Стол покрывала кружевная дорожка. В центре аккуратным полуовалом были расставлены фотографии в рамках, а по краям высились две одинаковые лампы под абажурами с бахромой. Такую старину Нелл видела только в фильмах о Викторианской эпохе.
Нелл стала разглядывать фотографии. В основном это были снимки Уинифред. Худенькая девочка в купальном костюме, сияя от счастья, получала награды за свои спортивные достижения. На других фотографиях Уинифред было уже под тридцать. Та же хрупкая фигура, но уже не в купальном, а в деловом костюме. И та же растерянность в глазах. Чем-то она напоминала кошку или собачонку, потерявшуюся в большом и недобром мире.
— Скорее всего, миссис Джонсон имела в виду эти снимки, — сказала Нелл деду. — Когда мы будем уходить, я их заберу.
Она вернулась в прихожую. За дверью слева была кухня. Справа, в сумраке коридора, белели двери еще двух комнат. Нелл начала с дальней, оказавшейся спальней миссис Джонсон. Там стояли двуспальная кровать, шкаф, комод с зеркалом и еще один комод, поменьше. Бахрома на кроватном покрывале напомнила Нелл бабушкину спальню.
Вторую комнату занимала Уинифред. Здесь она и работала, и спала. В тесное пространство были втиснуты диван-кровать, телевизор, корзина с журналами и компьютерный стол. Стену над столом занимали два ряда книжных полок, а над диваном, в застекленных рамках, висели спортивные награды Уинифред. Нелл никогда не страдала клаустрофобией, однако сейчас ей вдруг почудилось, что стены сомкнутся и раздавят ее. Какая унылая, безрадостная квартира! А Уинифред жила здесь год за годом; с раннего детства и до смерти. Даже отправив мать в пансион, она не решалась что-либо поменять в привычном убранстве.
Все это время Мак молча следовал за внучкой по пятам.
— Нелл, полагаю, экскурсия по чужой квартире окончена. В таком случае ищи бумаги, которые ты надеешься найти, и давай не будем здесь одерживаться. Время дорого.
Мак говорил будто классический бизнесмен, привыкший беречь каждую минуту. Для Нелл это было сигналом: дед чем-то встревожен. Интересно чем? Ах да, его беспокоит, что окружная прокуратура может усмотреть в их приходе сюда совсем иные мотивы, нежели выполнение просьбы больной капризной старухи.
— Прости, Мак, — сказала она. — Ты прав.
Нелл подошла к столу и выдвинула центральный ящик. Ее не покидало неприятное чувство вторжения в чужой мир.
Она действительно попала в чужой мир. Ящик был плотно забит всевозможными бумагами: от блокнотиков до архитектурных проектов. И везде печатными буквами или аккуратным, несколько старомодным почерком Уинифред, крупно или совсем мелко были выведены четыре слова: «Уинифред любит Гарри Рейнольдса».
Управляющий косметического салона, в котором работала Лайза Райен, дал ей неделю оплаченного отпуска.
— Вам нужно немного прийти в себя, — сказал он. — Тогда процесс адаптации пойдет легче.
«Процесс адаптации», — скорбно вздохнула Лайза, глядя на кровать, заваленную одеждой мужа. Глупейшие слова. Джимми всегда презрительно морщился, когда слышал их в выпуске новостей, сообщавшем об авиакатастрофе или землетрясении.
— Главное, они известили родственников погибших. Сообщили, что тела найти не удалось и хоронить, собственно говоря, некого. А теперь этот шут с микрофоном болтает о «процессе адаптации», — с раздражением отзывался Джимми.— Иными словами: привыкайте поскорей и живите дальше.
Кто-то посоветовал Лайзе обязательно находить себе занятия. Самые пустяковые и даже бессмысленные дела гораздо полезнее неподвижного сидения. Лайза это и сама понимала и потому решила разобрать вещи мужа, разложить по коробкам и отдать какой-нибудь благотворительной организации. Уж лучше пусть их носят бедняки, чем они будут пылиться в шкафу, как это случилось с одеждой ее деда.
Для ее бабушки любая мелочь, оставшаяся после мужа, была святыней, а попытка выкинуть что-либо ломаное или просто никому в семье не нужное — святотатством. В детстве Лайзу всегда удивляло, когда она открывала гардероб и рядом с бабушкиными платьями видела аккуратно развешанные костюмы деда.
«Мне не нужны напоминания о Джимми, — мысленно твердила Лайза, складывая спортивные рубашки, которые дети подарили ему на минувшее Рождество, — Я и так постоянно думаю о нем».
— Измените привычный уклад жизни, — настоятельно советовал ей распорядитель похорон. — Если у вас было постоянное место за обеденным столом, больше туда не садитесь. Переставьте мебель в спальне. Вы удивитесь, как подобные мелочи помогают переживать боль утраты. Особенно и первый год.
«Дом мечты» она перенесла в гостиную. Лайза поняла, что ей будет невыносимо смотреть на макет, лежа в постели без Джимми.
«Завтра я поставлю кровать между окнами», — решила Лайза, хотя она и сомневалась, что это ей поможет. Кто знает, сколько еще дней и месяцев должно пройти, прежде чем она перестанет постоянно думать о Джимми.
Часы показывали четверть третьего. Еще двадцать минут, и из школы вернутся дети. Лайзе очень не хотелось, чтобы они застали ее за разборкой отцовской одежды.