Страница 14 из 21
– Я знаю это! – перебил ее детектив. – Я имею в виду другое.
– Что же? – резко перебила его мисс Гиллеспи. – Что может быть еще важнее?
– Почему вы уверены, что этот поступок не повторится?
Лицо Марианны побелело. Она с трудом попыталась что-то сказать, но потом замолчала.
– Есть ли у вас уверенность в том, что это не повторится? – спокойно повторил свой вопрос сыщик.
– Я… ммм… – Девушка опустила глаза. – Конечно, пока это был только один, пусть и жуткий, поступок образцового во всем прочем человека. Я не сомневаюсь в том, что он любит Джулию…
– А что бы вы сказали, если бы вас предупредили об этом за неделю? Могли вы заподозрить, что Одли способен на подобную вещь? – наступал на нее Уильям.
Глаза мисс Гиллеспи запылали.
– Конечно же, нет! Странно даже говорить такое! Нет… Нет, я просто не допускала ничего подобного! Никогда! – Она резко отвернулась словно от удара.
– Итак, вы не можете быть уверены в том, что этого не повторится, – предположил Монк. – Простите, но… – Он намеревался сказать ей о том, что дело может дойти до ребенка, но потом вспомнил, что говорили Эстер и Калландра. Марианна, возможно, даже не представляет, как появляются на свет дети… Детектив промолчал. Ощущение собственной беспомощности душило его.
– Да, вам было нелегко сказать мне все это. – Марианна медленно повернула к нему сразу осунувшееся лицо. – Не у каждого мужчины хватило бы на это отваги. Спасибо вам по крайней мере за это.
– А теперь я должен повидать миссис Пенроуз. Мне бы хотелось придумать другой способ, но я не могу этого сделать.
– Она в гостиной. Я буду ждать в спальне. Должно быть, Одли попросит меня из дома, и Джулия не станет возражать…
Губы девушки дрогнули, она отвернулась и поспешно бросилась вон из комнаты. Монк даже не успел отворить перед ней дверь. Дернув за ручку, Марианна широко распахнула ее и сразу направилась к лестнице, высоко держа голову, но неуверенным шагом.
Уильям помедлил, еще раз пытаясь придумать лучший способ решить проблему. Наконец его рассудок победил чувства, и мужчина направился уже знакомым путем к дверям гостиной.
Джулия стояла посреди комнаты у стола, украшенного вазой с цветами, держа в руке длинный стебель дельфиниума. Очевидно, ей что-то не понравилось в букете, и она решила поправить его, но, увидев гостя, немедленно вставила цветок обратно в букет.
– Доброе утро, мистер Монк. – Голос хозяйки дома дрогнул – она заметила в его лице нечто встревожившее ее. – Что случилось?
Сыщик закрыл за собой дверь. Предстояла очень неприятная сцена, которой, однако, не избежать, и ему нечем было подсластить горечь.
– Увы, миссис Пенроуз, боюсь, что вчера я не сказал вам всей правды, – вздохнул он.
Джулия глядела на него молча. В глазах ее нетрудно было угадать гнев и удивление, но все эти чувства перекрывал страх. Уильям ощущал себя убийцей, явившимся, чтобы нанести этой женщине смертельный удар – без спешки и сожаления. Как только он все расскажет, ничего изменить будет уже нельзя. Невзирая на принятое решение, детектив все еще колебался.
– Объясните свои слова, мистер Монк, – проговорила миссис Пенроуз требовательным тоном и попыталась прокашляться. – Одного этого факта мне недостаточно. Итак, в чем же вы мне солгали и почему?
Ее гость ответил сначала на второй вопрос:
– Потому что правда, сударыня, настолько неприглядна, что я хотел избавить вас от нее. Так намеревалась поступить и мисс Гиллеспи. Действительно, сначала она все отрицала. Однако собранные мной свидетельства сделали ее дальнейшее запирательство невозможным. Потом ваша сестра попросила меня ничего не рассказывать вам. Она решила принять на себя все последствия, только чтобы вы не узнали, кто виноват. Вот почему мне пришлось сегодня еще раз переговорить с ней: я должен был сообщить, что не смогу сдержать свое слово.
Джулия побледнела, и Уильям испугался, что она может потерять сознание. Медленными движениями она отступила от стола, на котором стояла ваза с цветами, и потянулась к ручке диванчика-канапе.
– Прошу вас, мистер Монк, говорите. Я должна знать. Итак, вам известно, кто изнасиловал мою сестру?
– Да, боюсь, что так… – Глубоко вздохнув, сыщик предпринял последнюю попытку убедить женщину не расспрашивать его ни о чем, хотя и понимал, что рассчитывать на успех не приходится. – Я по-прежнему полагаю, что лучше вам не интересоваться тем, кто это был. Вы не сможете доказать обвинение. Лучше найдите такое место, где ваша сестра сможет жить, не встречая этого человека. Быть может, у вас есть родственница, лучше всего тетя?
Брови хозяйки поднялись.
– Итак, вы предлагаете, чтобы человек, совершивший подобную низость, остался безнаказанным? Мистер Монк, я понимаю, что закон не накажет его и что слушание в суде причинит Марианне больше боли, чем самому негодяю! – Она сотрясалась всем телом. – Но я не допущу, чтобы он остался безнаказанным. Или, по-вашему, это не преступление? Признаюсь, я разочарована. Я думала о вас лучше.
Уильям едва сдерживал гнев:
– Чем меньше людей пострадает в этом деле, тем лучше.
Собеседница поглядела на него:
– Возможно, вы правы, но что я могу сделать? Кто он? Прошу, не тяните больше! Я не переменю своего решения.
– Ваш муж, миссис Пенроуз.
Джулия не стала протестовать и выражать свое недоверие, она только опустилась на канапе с серым, словно пепел, лицом… А потом облизала губы и попыталась заговорить, но горло ее, должно быть, перехватило, и она не смогла издать ни звука. Немного выждав, женщина попробовала снова:
– Предполагаю, что вы не сказали бы этого, если бы… если бы не были полностью уверены?
– Конечно же. – Сыщику хотелось успокоить ее, но это было немыслимо. – Я же не хотел вам ничего говорить. Ваша сестра просто настаивала на этом, но в конце концов я решился – отчасти потому, что вы вознамерились расследовать это дело до конца, прибегнув к услугам другого детектива. А еще потому, что подобное может повториться и, не дай бог, дело дойдет до ребенка…
– Прекратите! – На этот раз в крике женщины слышалась мука. – Прекратите! Я слышала вас. Довольно. – Отчаянным усилием Джулия овладела собой, хотя руки ее тряслись, не поддаваясь контролю.
– Когда я впервые сказал ей, что знаю насильника, она стала все отрицать – ради вас, – безжалостно продолжил Монк, чтобы теперь же покончить со всеми вопросами. – Но когда все стало ясно – по ее собственным свидетельствам и показаниями соседей, – она призналась, но просила меня ничего не говорить вам. Не сомневаюсь, она рассказала вам о том, что с ней случилось, лишь потому, что была глубоко потрясена, а еще чтобы объяснить появление синяков. Иначе она бы промолчала – ради вашего же спокойствия.
– Бедная Марианна! – Голос Джулии дрожал. – Она действительно сделала бы это для меня… Как я перед ней виновата!
Детектив сделал шаг вперед, подумывая, сесть ли без приглашения или остаться стоять, нависая над нею. В итоге он предпочел сесть.
– Ну, вам-то себя в этом винить незачем! – доверительным голосом проговорил Уильям. – В случившемся вы виновны в последнюю очередь.
– Нет, это не так, мистер Монк. – Миссис Пенроуз глядела не на него, а куда-то вдаль, пронзая взглядом зеленую тень листьев, прикрывающую окно; в голосе ее звучало самоосуждение. – Одли – мужчина, он вправе был рассчитывать на то, чего я так и не смогла дать ему за все годы нашего брака. – Она сгорбилась, словно в комнате вдруг сделалось нестерпимо холодно, а ладони ее стиснули подлокотники, так что побелели костяшки пальцев.
Сыщик хотел остановить женщину, сказав, что подобные объяснения не обязательны, однако было понятно, что ей нужно выговориться и тем избавить себя от непереносимой тяжести.
– Мне не следовало так поступать, но я боялась… Как я боялась! – Она мелко дрожала, словно в припадке. – Видите ли, между нашими с Марианной рождениями у нашей матери было много детей, но все ее беременности заканчивались либо выкидышем, либо смертью новорожденного. Я видела, как она горевала. – Джулия начала медленно раскачиваться взад и вперед, словно движение помогало ей выдавливать из себя слова. – Я помню ее лицо, белое как снег… на простынях кровь… столько крови, большие темные пятна… словно это жизнь истекала из нее. От меня пытались все скрывать и держали в собственной комнате. Но я слышала, как она кричала от боли, видела, как бегали служанки, торопились с кусками полотна, пытаясь свернуть их так, чтобы никто не видел. – Теперь по лицу миссис Пенроуз бежали слезы, и она не пыталась больше скрыть их. – А потом, когда мне позволяли видеть ее, она бывала такой усталой, вокруг глаз темные круги, серые губы… Я знала, что она плачет о младенце, которого не стало, и не могла вынести этого!