За гранью

– Ты опять не внес ежемесячную плату, Раунсхольт. Так дальше не пойдет!

– Сегодня же заплачу. Прошу извинения за просрочку. Перебрал немного, вот и запамятовал, – сказал Томас, виновато разводя руками.

Пребен скрестил на груди руки и, нахмурившись, окинул глазами яхту:

– Мы стараемся, чтобы все было как следует, а тут такое безобразие. Пора тебе навести порядок.

– Кто это – мы?

– Кроме того, ко мне поступали жалобы, что ты пользуешься каналом как отхожим местом. Это запрещено.

– Кто жаловался?

– К тому же не дело, что всякий раз, как ты подключаешься к электросети на берегу, ты устраиваешь короткое замыкание. – Пребен махнул рукой в сторону расположенной на пристани распределительной будки с электрощитом. – От этого страдают владельцы остальных яхт.

– Это я непременно исправлю.

Томас неуверенно поднялся со стула. Он все еще ощущал последствия вчерашнего загула. Скоро похмелье даст о себе знать в полную силу.

– Вон у тебя еще и масло течет, – продолжал Пребен махать руками. На это раз он показал на радужное пятно под кормой яхты. – Твоя яхта – это же плавучая экологическая катастрофа!

– Я знаю, что «Бьянка» знавала лучшие времена, но она еще поправится, как только я… как только все… – Тут на Томаса накатила головная боль, и он забыл, что хотел сказать. – Покрасить ее надо, местами.

– Покраска тут не поможет, яхта вот-вот затонет. Она же представляет опасность для всей гавани. Для туристов, – добавил он, кивая в сторону экскурсионного катера, который как раз проплывал мимо. – И для всех нас.

– Затонет? – возмутился Томас, наступая на собеседника. – Не может она затонуть! Это же яхта серии «Гранд Бэнкс» – одна из самых крепких, знаменитых моделей, которые когда-либо строились. Вся из бирманского дерева, ручной работы… из Бирмы.

Пребен тяжко вздохнул:

– Да ну тебя, Раунсхольт! Надоело слушать, как ты строишь из себя дурачка. Так что если ты не исправишь это и не оплатишь портовый сбор, то я буду вынужден отбуксировать тебя отсюда. – И, глядя на свои деревянные колодки, добавил: – Я ведь знаю твои… обстоятельства. Тебе дается несколько дней, чтобы привести все в порядок.

– Мои… обстоятельства? – Томас сощурился. – За своими следи. Вот тебе деньги прямо сейчас. – Он вытащил из кармана пачку стокроновых банкнот. – Сколько с меня?

– Я не принимаю наличных. Платежные реквизиты указаны в счете, который я тебе послал. Советую ими воспользоваться.

Томас засунул деньги обратно в карман, затем повернулся к Пребену спиной и уселся на стул. Вскоре он услышал удаляющийся стук деревянных башмаков Пребена по каменной мостовой.

Томас устремил взгляд вдаль, на канал. Поганая ситуация! Придется заплатить взносы. Пребен не тот человек, чтобы разбрасываться пустыми угрозами, некоторые владельцы яхт уже лишились места на стоянке за куда меньшие нарушения. Если он потеряет «Бьянку» и место на причале, у него почти ничего не останется.

Двенадцать лет назад он купил «Бьянку» за четыреста пятьдесят тысяч крон у старого пропойцы Вольмера. Чтобы собрать средства на покупку, Томасу пришлось залезть по уши в долги, заложив квартиру, и он до сих пор их не выплатил. Вольмер, скончавшийся несколько лет назад, был в Кристиансхавне местной достопримечательностью. Если он не появлялся в «Морской выдре» или других пивных у канала, это значило, что он бороздит европейские воды. Несколько раз он доплывал аж до Средиземного моря и проводил зиму в каком-нибудь итальянском порту. Томас собирался последовать его примеру, взять на работе отпуск и посетить разные экзотические места, вроде Гибралтара, Корсики или Пирея. Он мечтал о том, чтобы стать на якорь в какой-нибудь безлюдной бухте и спать под открытым небом при свете звезд. Но мечты так и остались мечтами. Работа в полицейском участке Центрального района Копенгагена не позволила их осуществить, а «Бьянка» сильно пострадала от того, что он никак не мог выкроить времени для ремонта. И все равно он провел немало хороших часов на ее борту. Как на просторах Эресунна, так и здесь, на канале, – счастливые часы вдвоем с Евой.

Придется заглянуть в квартиру, чтобы забрать чертов счет.

12

Лена старалась смеяться в самую телефонную трубку. Ее пухлые алые губки вплотную касались черной бакелитовой поверхности, оставляя на ней тонкий мазок губной помады. В июне она отпраздновала тридцатидвухлетие, и на левом запястье у нее сверкал драгоценный теннисный браслет, подарок мужа, Бертиля. На ней было облегающее зеленое мини-платье, подчеркивающее ее бледность. Во время разговора Лена то и дело запускала пальцы в свою пышно взбитую прическу, ероша белокурые волосы.

– Ну хватит уже приставать! – кокетничала она, улыбаясь сама себе. – Нет, сейчас ничего не могу сказать… Почему-почему? Потому! – Она обвила телефонный провод вокруг одного пальчика. – Нет, Бертиля тут нет, но… – Она привстала на шезлонге и бросила взгляд в две другие комнаты, расположенные анфиладой, затем оглянулась назад, где работал телевизор. – Но Эрик здесь… – добавила она, приглушив голос.

На полу, перед телевизором, отделанным палисандровым деревом, на ковре ручной работы сидел Эрик, увлеченно следя за действием черно-белого ковбойского сериала, который он смотрел каждое воскресенье перед ужином. Неделю за неделей Хопэлонг Кэссиди на верном скакуне Топпере отправлялся на очередной подвиг спасать несчастных переселенцев от диких индейцев или кровожадных бандитов. Сериал был снят в шестидесятые годы по довольно стереотипному сценарию, так что Эрику нетрудно было следить за действием, хотя фильм шел на английском языке. У него имелся такой же блестящий кольт, как у главного героя, и пистолет был его самой любимой игрушкой.

Эрик обмакнул ржаную печенинку в чашку с молоком, стоявшую перед ним на полу. Ему нравилось, как теплое влажное печенье без всяких усилий с его стороны само тает во рту. В другом конце комнаты заливисто смеялась мама, и ему захотелось прибавить звук. Но он заранее знал, что тогда она закричит, чтобы он сделал потише, а это еще больше помешает ему смотреть. Поскольку Хопэлонг Кэссиди уже поймал конокрада Бака, который Эрику показался похожим на Юхана Эделя, сегодняшняя серия и так близилась к завершению, и мальчик решил, что лучше спокойно насладиться последними драгоценными минутами.

Но тут открылась дверь, и вошел отец. На нем был темный кожаный фартук, чтобы не запачкать белую рубашку и фланелевые брюки. Эрик никогда раньше не видал его в фартуке и удивился, зачем папе это понадобилось.

– Что ты смотришь? – спросил Бертиль, устраиваясь перед большим горящим камином.

– «Хопэлонг Кэссиди», – торопливо сказал Эрик и снова припал к экрану.

Бертиль взял стоявшую в специальной стойке кочергу и принялся ворошить угли.

– Полагаю, он останется жив.

– Ну конечно да!

– Если тебе заранее известно, чем кончится фильм, то зачем тратить на него время?

Эрик ничего не ответил. Отцовские комментарии раздражали его еще больше, чем мамин хохот, а между тем до конца фильма уже оставались считаные минуты.

– Так зачем же ты его смотришь? – спросил отец, ставя кочергу на место.

– Потому что он интересный, – сказал Эрик, доведенный до отчаяния тем, что его все время отрывают от телевизора.

На экране Хопэлонг Кэссиди запер дверь камеры, а Бак тяжело опустился на тюремную койку.

Бертиль подошел сзади и встал за спиной Эрика:

– Хочешь, пойдем со мной, и я покажу тебе кое-что поинтереснее старого ковбойского фильма.

– Можно я сначала досмотрю до конца?

– Это ты, Бертиль? – раздался из дальнего конца комнаты голос Лены. Она приподнялась в шезлонге, глядя оттуда на отца с сыном.

– Это я, – откликнулся Бертиль.

Он увидел, что она держит в руке телефонную трубку, прижимая ее к груди.

– С кем это ты говоришь, дорогая? – Он кивнул на трубку.