Страница 47 из 61
Но тогда для кого же создавалась эта комната-копия? Для Джейн? Вероятно, нет. Думаю, гнев и горе свели бы ее с ума. Значит, для кого-то, кто знаком с прошедшими событиями, но не переживал их. Еще хуже.
Еще хуже.
Я спросила его об этом. Это было первое, о чем я спросила, когда мы встретились. Когда пришла Зои и отконвоировала меня к нему, к королю Райского Ада. А произошло это на следующую ночь после моего прибытия, сразу же, как опустились «сумерки».
Так что теперь мне нужно написать об этом. О том, как я снова повстречала его здесь.
К тому времени, ко второму вечеру, я так никого и не увидела в округе, даже из окон, кроме нескольких роботов, прибирающихся и подстригающих парк. (Деревья и кусты растут. Они даже иногда сбрасывают листья. Однако, это неживые деревья и кусты).
Но все же, когда мы с Зои вышли на площадь и пересекали ее, я заметила около восьми или десяти моих коллег-избранных, будто разбросанных то тут, то там по улицам и скверам; все они держались на расстоянии друг от друга. Хотя они рассматривали разные вещи вокруг — высокие здания, деревья, летучих мышей и тому подобное.
Поначалу я думала, что Зои и Лили принадлежали к человеческому контингенту. Теперь я очнулась. В вечернем освещении я смогла разглядеть, что Зои не представляла собой просто особенно изящную смертную девушку. Когда она со свистом проносилась мимо на своем флотборде, в точности как Лили, только кто-то уж совсем слепой не заметил бы, что она была не просто человеческим существом, а чем-то большим.
Разумеется, мне было интересно, — они так молоды и совсем не похожи на богов, — но мое любопытство подавлялось приступом напряженной паники.
Зои, видите ли, не потрудилась сообщить мне, куда мы направляемся, что меня ведут к нему.
За площадью и улицами, расходящимися от нее, протекает река. Точно, я не упомянула о реке; я приберегла это для того, чтобы показать, насколько чертовски странен этот подземный город. Река сама по себе — робот. Вот именно, это не поток воды, хотя и выглядит так. Это извилистая, покрывающаяся рябью, металлизированная форма, которая бежит по направлению к магнитному северному полюсу, ныряет под структуру города, вычищает весь наш отшелушившийся мусор и грязь — из человеческих ванн и кухонь, и из всех других, беспрерывно работающих, механизмов, оживляющих город. Затем она сама себя очищает и снова поднимается на поверхность, чтобы вновь сияющей нестись на север и опять нырять под город. Конвейерная лента.
В сумерках, которые длятся дольше привычного, я действительно приняла ее за обычную реку. Лета или Аверн, как в Аиде, царстве мертвых[59].
Через реку переброшен мост, с его стальных опор свисают фонари. По другую сторону моста расположен сад с кипарисами и деревьями, похожими на кедры, за которым виден другой квартал. Позже он рассказал мне, что там предполагалась административная зона убежища. А теперь это их территория. Его.
Зои покинула меня у лифта.
— Просто заходи. Он доставит тебя, куда нужно.
— А куда нужно? — спросила я.
— А ты как думаешь?
— Либо ты мне скажешь, либо я никуда не пойду.
Зои улыбнулась.
— К Верлису.
Затем она скрылась в сумеречном саду, а я, конечно, зашла в проклятый лифт.
В последний раз я видела Верлиса в МЕТА: царственная, бесстрашная фигура в черном, его волосы острижены… Не двигайся… слушай. И последний раз, когда я видела, чем он являлся — объект в форме воздушного змея из мятого серебра, левитирующий сквозь ночь.
Для меня он всегда отращивает волосы. Возможно, меня обижает то, что он думает, будто для меня этот его вид нужнее, кажется более возбуждающим, менее милитаристским.
Двери лифта раскрылись, и я оказалась посреди огромного круглого помещения с окнами, выходящими на город во все стороны; стена делилась на три сектора, в которых открывались пещерными проходами внешние коридоры. Иллюзий здесь меньше.
Он стоял рядом с лифтом. Одет в синий бархат, рукава отделаны белым. Синие джинсы, темно-синие ботинки. И, как я сказала, длинные волосы.
Когда я в первый раз смотрю на него, даже если мы были в разлуке лишь несколько часов, мне приходится узнавать его заново. Он никогда не становится привычным, знакомым, и не только потому, что он постоянно меняется или может обратиться в иной предмет.
— Бог мой, — сказал он, — я так скучал по тебе.
Он говорил это раньше. Лифт оставался открытым, а я стояла и глядела. Я размышляла: «Почему он говорит о Боге; что Бог может значить для него? Говорит ли он так, чтобы казаться человечнее, и если так, то для меня или для себя?»
— Скучал?
— Нет, на самом деле, — ответил он, — Я забыл: ты, к дьяволу, кто такая?
Я продолжала стоять в лифте.
— Я — женщина, которую ты поместил в квартиру, копирующую комнату Джейн и Сильвера в трущобах. Зачем размещать меня там? Зачем делать копию?
Он протягивал руку, и когда я не сделала ответного движения, сказал:
— Лифт задержался. Но в следующие восемнадцать секунд он отвезет тебя обратно. Ты этого хочешь?
— Я не знаю.
— Пока ты решаешь, может быть, выйдешь из него? Или ты боишься, что я потеряю контроль над собой и наброшусь на тебя?
— Перестань, — сказала я. — Я не хочу участвовать в игре «Верлис — живой мужчина». Разве я не говорила тебе этого?
В этот момент двери начали съезжаться. Не нужно говорить, что он даже не пошевелился, но двери тут же резко разошлись в стороны как по приказу.
И я подумала: «Кого я пытаюсь обмануть?» Так что, порабощенная как лифт, я ступила на толстый однотонный ковер комнаты.
Он не пытался прикоснуться ко мне, но взял два бокала серебристого вина со шкафчика и протянул один мне. Даже наши пальцы не соприкоснулись. И я не торопилась подносить бокал к губам.
— В нем нет наркотика. Хочешь поменяться со мной бокалами?
— Наркотики не могут действовать на тебя. Нет никакого смысла. Верлис, — обратилась я, — что ты натворил?
Неожиданно весь внешний лоск с него сошел. Он развернулся и швырнул бокал о стену. Стекло разлетелось в эффектном акте вандализма, сильно выраженном, потому что, как я предполагаю, он преодолел ударопрочные свойства бокала.
— Слушай меня, — его голос гудел в моей голове, неистовый и скрежещущий, причинял боль, — Я покончил с их играми. Теперь это моя игра.
— Верлис… какая игра?
— Жизнь! — накричал он на меня. Его крик несравним ни с чем. — Жизнь. Ради всего святого… Лорен… неужели ты думаешь, что я позволил бы им напугать меня и сделать то, что сделали с ним?
Его человеческая жестокость, разгорающиеся в глазах эмоции поразили меня.
— Ты боишься смерти, — выдохнула я.
— Да, — он дышал как человек, вдох и выдох. — Да. Он — Сильвер — в нем было что-то… что-то, чего нет у меня. Душа? Возможно. Джейн думала и продолжает думать, что у него была душа. Но я не знаю, есть ли она у меня. И если они действительно отключат меня и демонтируют — причудливые фразочки — я умру. И я не знаю, Лорен, способно ли что-то во мне пережить смерть.
Холодно и с горечью, из глубин своего апокалиптичного прошлого я ответила ему:
— Никто из нас этого не знает. Добро пожаловать в херов клуб!
Он отошел от меня. Пересек комнату и на мгновение задержался у одного из окон, за которым уже опустилась тьма, а фонари светились бесконечной нитью топазов.
— Я думаю, — произнес он издалека, — предполагается, что люди должны завидовать нам, Лорен. Существам моего рода.
— Может, мы завидуем. Но, похоже, теперь перед нами всеми стоит одна и та же смертельная проблема.
— Я могу избежать смерти. Блэк Чесс и остальные тоже могут ее избежать, при условии, что мы останемся автономными. А почему бы нам не оставаться такими? Мы — элита.
Все было абсолютно нереальным. То место, где мы находились. Все, что произошло. Этот наш разговор. И любые чувства, которые я к нему испытывала… колоссальная, скребущая душу тоска ненормальной любви. Фальшивка. Как ночь. Отсюда можно разглядеть пограничные стены. Помни, Лорен, помни о границах.
59
Лорен говорит об Аверне, кратерном озере, находящимся в Кампании, где по преданию находилась пещера кумской сивиллы, роща Гекаты и вход в царство мертвых. Возможно, Лорен путает названия и имеет в виду другую из пяти подземных рек Аида — Ахерон.