Сын повелителя сирот

Но капитан не слушал.

– Второй помощник сделал глупость, но он действовал, он защищал нас, а не подставлял под удар. А ты, ты застыл на месте, и теперь нам конец.

Первый помощник открыл было рот, но капитан бросил на него свирепый взгляд.

– Мог сказать, что ты репортер и готовишь статью о простых рыбаках. Или ученый из университета Ким Ир Сена и изучаешь креветок. Тот офицер не собирался заводить с тобой дружбу. Ему наплевать на тебя. А они – еще хуже, – показал на берег капитан. – Для них люди ничего не значат, совсем ничего.

Чон До тупо уставился в глаза капитана.

– Ты понимаешь?

Чон До кивнул.

– Тогда повтори.

– Люди ничего не значат для них, – сказал Чон До.

– Правильно, – произнес капитан. – Им важно только одно – понравится или нет то, что мы расскажем. Когда они спросят, что стало с нашим флагом и портретами, что ты им ответишь?

– Не знаю, – ответил Чон До.

Капитан повернулся к машинисту.

Машинист сказал:

– Был второй пожар, на этот раз в рубке, и портреты, к сожалению, сгорели. Мы могли бы разжечь огонь, а когда корабль обгорит немного, потушим его огнетушителем. Чтобы он еще дымился, когда войдем в порт.

– Хорошо, хорошо, – согласился капитан. – А что ты делал во время пожара?

– Я обжег руки, спасая портреты Вождей.

– А как начался пожар? – допытывался капитан.

– Виновато дешевое китайское топливо, – ответил второй помощник.

– Хорошо, – сказал капитан.

– Разбавленное южнокорейское топливо, – предложил первый помощник.

– Еще лучше, – кивнул капитан.

– А у меня сгорели волосы, пока я спасал флаг, – добавил лоцман.

– А ты, третий помощник, – спросил капитан. – Что ты делал во время пожара?

Чон До задумался.

– Гм, – произнес он. – Я носил ведра с водой?

Капитан посмотрел на него с отвращением. Он поднял ботинок и стал рассматривать его цвета – зеленый и желтый, с бразильским гербом.

– А это мы никак не сможем объяснить, – сказал он и швырнул ботинок за борт. Потом поднял второй, с серебристой эмблемой «Найк», и тоже кинул его за борт: «Несколько простых рыбаков вышли в благодатные воды Северной Кореи, множа своим трудом богатства самого демократичного народа в мире. Хотя они устали и с лихвой превысили революционные нормы, они знали, что близится день рождения Дорогого Вождя Ким Ир Сена, на который приедут высокие гости со всего мира, чтобы засвидетельствовать свое почтение.

Первый помощник вытащил пару ботинок, которые он припрятал, и с глубоким, горестным вздохом бросил их в море. Он сказал: «Что они могли сделать, эти простые рыбаки, чтобы проявить свое уважение к Дорогому Вождю? Они решили отправиться на поиски вкуснейших северокорейских креветок – предмет зависти всего мира».

Лоцман пнул ботинок, и тот полетел в море: «Во славу Дорогого Вождя креветки с радостью выпрыгивали из моря и устремлялись прямо в сети рыбаков».

Машинист стал сбрасывать целые груды башмаков: «А в это время в тумане трусливо затаились американцы, в гигантском корабле, купленном на кровавые деньги капитализма».

Второй помощник на мгновенье закрыл глаза. Он снял ботинки и остался совсем без обуви. По нему было видно, что с ним происходит что-то ужасное. Но в следующее мгновение ботинки выскользнули у него из рук – прямо в воду. Он притворился, что смотрит на горизонт, чтобы никто не видел его лица.

– В этой истории неприкрытой империалистической агрессии какую роль сыграли вы, гражданин? – обернулся к Чон До капитан.

– Я был свидетелем всего этого, – ответил Чон До. – Юный второй помощник слишком скромен, чтобы рассказывать о своей храбрости, но я видел все – как неожиданно напали американцы, как южнокорейский офицер командовал ими, как собаками. Я видел, как они оскорбляли нашу страну и размахивали нашим флагом, но когда они дотронулись до портретов наших вождей, второй помощник, словно молния, в духе истинного самопожертвования выхватил нож и набросился на целый взвод американских свиней. Через мгновенье американцы отступили перед отвагой и революционным пылом второго помощника, спасая свои жизни.

Капитан подошел и похлопал Чон До по спине. Так все «Найки» отправились в море, шлейфом растянувшись за кораблем. То, что собирали всю ночь, исчезло за несколько минут. А потом капитан велел принести огнетушитель.

Машинист поднес его к борту корабля, и все смотрели, как он погружался в воду – носом вниз, блеснув красным. Затем настала очередь спасательной шлюпки, которую они взгромоздили на перила. Они взглянули на нее в последний раз, ярко-желтую в лучах заходящего солнца, но когда первый помощник собрался столкнуть ее, капитан остановил его.

– Подождите, – сказал он и, собравшись с духом, добавил: – Давайте хотя бы посмотрим, как она работает.

Он потянул за красную ручку, и шлюпка к всеобщему удивлению с шумом раскрылась, не успев даже долететь до воды. Она была такой новой, чистой, с двумя кольцами и тентом от непогоды, достаточно большая, чтобы вместить всю команду. Наверху блеснул маленький красный огонек. Молча смотрела команда, как их спасательная шлюпка уплывает без них.

Чон До спал до самого вечера, пока они не вошли в порт Кинджи. Все надели красные партийные значки. На пристани их ждала целая толпа – несколько солдат, морской министр из Чхонджина, местное партийное начальство и репортер из регионального отделения газеты «Нодон Синмун»[9]. Все они уже слышали об оскорбительном поведении американцев, хотя меньше всего собирались бросать вызов американскому флоту и приходить на помощь «Чонма».

Чон До рассказал свою версию, и когда репортер спросил его имя, Чон До ответил, что это неважно, он всего лишь простой гражданин величайшей нации в мире. Репортеру это понравилось. На пристани был еще престарелый господин, которого Чон До не сразу заметил. Серый костюм, седые короткие волосы «ежиком». А вот его руки сразу бросались в глаза – кости были переломаны и неправильно срослись, словно их затянуло в лебедку «Чонма». Когда все кончилось, старик и репортер отвели второго помощника в сторону, чтобы уточнить детали и записать цитаты.

С наступлением темноты Чон До направился вниз по дороге, ведущей к новому консервному заводу, где обычно возили тележки с рыбой. Старый консервный завод выпустил партию бракованных банок, и многие граждане погибли от ботулизма. Причину не смогли выявить и решили построить новый завод рядом со старым. Он прошел мимо рыбацких лодок и «Чонма», которую уже разгружали. Если случалось, что какие-то бюрократы из Чходжина не проявляли должного повиновения и верности, их отправляли на исправление в Вонсан или Кинджи, где пару недель они служили на благо Революции, например, разгружали рыбу день и ночь.

Чон До жил в доме директора консервной фабрики – большом, красивом здании, в котором никто, кроме него, не желал жить из-за того, что произошло с хозяином и его семьей. Чон До занял только одну комнату и кухню, где было все необходимое: свет, окно, стол, печь и кровать. На берегу он проводил всего несколько дней в месяц, и его не беспокоило то, что здесь могли водиться призраки.

На столе стоял передатчик, который он собирал. Если он будет передавать послания короткими сигналами, как американцы со дна моря, возможно, его не засекут. Но чем ближе он был к завершению, тем медленнее работал.

О чем же он будет говорить? Об американском матросе, который сказал: «Курить, курить?». Или он расскажет миру о том, как смотрел их капитан на широкие пустынные пляжи Вонсана, мимо которых они проплывали – мимо этого рая, куда обещают отправить всех бюрократов Пхеньяна, когда они выйдут на пенсию.

Чон До приготовил себе чай на кухне и побрился – впервые за три недели. Через окно он наблюдал, как в темноте разгружают «Чонма» – эти люди, которые, несомненно, молились о том, чтобы, наконец, вырубили свет и они смогли упасть на свои койки. Сначала он сбрил щетину вокруг рта, а затем вместо чая глотнул китайского виски, потом провел еще раз лезвием – звук получился такой, словно оно врезалось в акулью шкуру. Он очень волновался, когда плел репортеру всю эту историю, все-таки удивительно, что капитан оказался прав: репортера даже имя его толком не интересовало.

9

Нодон Cинмун» (Рабочая газета) – ежедневная газета Северной Кореи, центральный печатный орган Трудовой партии Кореи. Выходит в Пхеньяне с 1 ноября 1945.– Прим. пер.