Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 56 из 58



— Почему ты молчишь?! — не выдерживаю я. — Надеешься меня запугать?! Зря стараешься! Даже если мне суждено уйти в тебя, ты ничего не сможешь мне сделать, потому что я тебя не боюсь!

Ровным счетом никакой реакции. Словно кто-то выдернул шнур питания из розетки.

— Тогда я ухожу! — сообщаю я Двери. Или чему-то еще, что зову дверью, лишь бы не сбрендить. Это ведь так по-человечески, развешивать таблички, а потом цепляться за них, даже если надписи не соответствуют истине. — Я должен кое-что закончить…

Развернувшись, направляюсь к выходу. Преодолеваю обезображенный коридор, вновь берусь за холодный металл ручки, тяну на себя. Подвальная дверь открывается поразительно легко, будто мгновением раньше я не висел на ней всем телом, в отчаянии прилагая просто нечеловеческие усилия.

Она и не была заперта. Мне только казалось, будто я тянул ее из последних сил. На самом деле, просто держался, не в состоянии даже пошевелиться…

Уже подхожу к лестнице, когда в спину ударяет обжигающая волна холода, порыв ветра в лютый мороз. Обернувшись, вижу рой снежинок. Вылетев из-за угла, он несется по коридору ко мне, словно наделенное злым коллективным разумом существо. Успеваю лишь зажмуриться, прежде чем буран настигает меня, пытается повалить с ног. Снежинки хлещут по лицу, колют кожу, как осколки стекол. Однако я не бегу. Прикрыв ладонями глаза, упираюсь ногами в пол. Поутихшая было ярость вспыхивает с новой силой, как костер, куда плеснули бензин.

— Пошло ты на хер! — ору я, рискуя, самое меньшее, голосовыми связками. — Что бы ты ни было, пошло ты на хер!! Я же сказал, тебе меня не запугать! Мне нечего больше бояться, слышишь?! У меня и так все забрали, и любовь, и жизнь! Так что повторяю, пошло ты на хер!!

На лице полно порезов, боль становится просто невыносимой, но это все мелочи в сравнении со случившимся. Ну и что с того, что лицо в крови…

Неожиданно вихрь рассыпается, колючие снежинки с самым невинным видом планируют на пол, к моим ногам и тают. Когда я уже почти уверен, Демон, преследующий меня, отступил, взял таймаут до следующего раза, голос, скрипучий как петли в Аду, злой и насмешливый, раздается прямо у меня в голове.

— А как же насчет души?!

Вопрос застает меня врасплох. Ну как же, поклон за напоминание. Теологи учат, она есть у каждого из нас. И даже когда бренное тело лежит в земле, душа остается востребованным товаром. Ее оспаривают Рай и Ад, Свет и Тьма, не так ли?

— Мало тебе, что мы погибли?! — задыхаюсь я.

— Погибли?.. — в голосе чудовища неприкрытое злорадство. — Ты правда себе это вообразил? Нет… Ты крупно заблуждаешься насчет себя. Ты никогда не попал бы сюда, если бы умер на дороге. Все куда хуже для тебя. Но ты сам выбрал этот путь. Сам…

— Ты лжешь! Лжешь, подлая дрянь! Мы погибли в аварии! Это был несчастный случай!

Я снова напуган, тем не менее, успеваю разобрать мимолетную мысль, переполненную горькой иронией. Надо же, а ведь совсем недавно я так дрожал за свою драгоценную шкуру, что боялся взглянуть правде в глаза. Тешил себя надеждами, мол, все обойдется, я всего лишь в обмороке. И вот, с пеной у рта готов доказывать, что разбился, разбился, разбился насмерть, только бы не стало хуже.

Оказывается, есть нечто, неизмеримо кошмарнее смерти, такое, против которого она всего-то блаженное небытие…

— Веришь ли ты сам своему жалкому лепету?

Каркающий смех отдается спазмом в висках, голова готова лопнуть, как осколочная граната. Оступившись, едва не растягиваюсь на полу, задыхаюсь, как в безвоздушном пространстве. Раскаты демонического хохота перемежаются неистовым ревом проснувшейся вьюги, звуки становятся все громче и громче, пока не заполняют все вокруг. Наверное, именно они вытеснили из подвала воздух.

Я скоро не выдержу…

И тут, совершенно неожиданно для самого себя, я начинаю говорить. Слова, срывающиеся с губ, вряд ли принадлежат мне, родившемуся в стране, построенной воинствующими атеистами. Теми самыми, которые грозились сравнять с землей и церкви, и тюрьмы, но потом ограничились одними церквями, решив, с тюрьмами то уж точно спешить не надо.

— Прибежище мое и защита моя, — начинаю я, представления не имея, откуда взялся этот текст. — Ты избавишь меня и от сетей ловца, и от гибельной язвы, ты отведешь меня к тихим водам и укрепишь душу мою. И, КОГДА Я ПОЙДУ ДОЛИНОЮ СМЕРТИ, ТО НЕ УБОЮСЬ ЗЛА…

В подвале повисает гробовая тишина. Правда, всего на мгновение.





— Обращение — не по адресу, — скрипит голос язвительно. — Не зови Его, Он тебя не услышит. Отныне ты принадлежишь мне.

Падаю на кафель под грохот, с каким захлопываются обе двери, ведущая в подвал и та, Другая, внутри Затем звуки затихают, снова воцаряется тишина. Лежу без сил. Чувствую, как вода быстро пропитывает одежду, а холод пронизывает плоть до костей. Скоро наши температуры выровняются, и это будет означать смерть.

Новую смерть?

Да какая тебе разница?

Ну и ладно.

Нет… не ладно. Мне рано, я еще нужен Малому.

Мобилизую последние резервы, ползу к лестнице. Встать даже не пробую, совсем не чувствую ног ниже колен. Коченеющие пальцы цепляются под ледяной водой за выщербленные стыки старых бетонных плит, скребут по ним. Я словно оживший жук из коллекции орнитолога, который силится убраться восвояси, не понимая, что это за штука пришпилила его к картонке с биркой.

— Ну же!

Последний рывок, лестница уже совсем близко. Но, тут и руки меня подводят, выходят из повиновения. Мозг еще отдает команды мышцам, но те — игнорируют их.

Несвязные мысли еще какое-то время мечутся в голове, но и они постепенно замедляют бег. Покрываются кромкой льда, чтобы навсегда сохраниться в застывшем сознании.

Меня поглощает тьма.

XI. Госпиталь

Я иду по лесу. Густая листва, как крыша, укрывающая меня от моросящего дождя. Слышу, как капли тихо, почти нежно барабанят по листьям. Можно даже сказать, шуршат. Или что-то нашептывают мне, пытаясь поделиться своей небесной тайной.

На мне темный деловой костюм, длинный серый плащ и черные туфли. Я продвигаюсь не спеша, старательно огибая маленькие и не очень лужи.

Что это за место? Где я?

Дорожка, ведущая меня в неизвестность, покрыта старым выщербленным асфальтом. Вдоль обочины, через каждые двадцать метров — маленькие таблички, вроде указателей километража, которые стоят на трассах, только чуть меньше и гораздо запущеннее. Краска на них совсем облупилась, надписей не разобрать, ясно только, что это цифры. Направо и налево расходятся аллеи, такие узкие, что кроны растущих вдоль них деревьев касаются друг друга, образовывая тоннели.

Через какое-то время, безо всякой на то причины, сворачиваю в одну из аллей. Ловлю себя на том, что не вполне управляю своим телом. Я, скорее, пассажир, наблюдающий за проплывающим мимо пейзажем из окна маршрутного такси. В салоне, кроме меня, никого, двигатель работает абсолютно бесшумно.

Замечаю по бокам, среди зелени, серые и черные пятна. Почти сразу догадываюсь, это памятники — мраморные, гранитные или просто сваренные из стальных труб кресты. У какой семьи на что хватило, тень имущественного неравенства, отброшенная обществом в загробный мир. Все памятники, вне зависимости от степени запущенности, взяты в плен невысокими металлическими оградками.

Вокруг очень тихо, щебет птиц не нарушает тишины. Напротив, подчеркивает ее.

Асфальт обрывается, далее мой маршрут пролегает по проложенной между заборчиками тропинке. С овальных фотографий, с вырезанных в камне портретов на меня смотрят десятки лиц. Имена, цифры, последние прости, коротенькие фразы, иногда стихи, застывшие попытки выразить словами боль утраты. Капли дождя блестят как слезы.

Наконец, движение прекращается. Я на месте. Передо мной две свежие могилы, покрытые живыми цветами. За ними кто-то недавно ухаживал. Взгляд медленно поднимается выше. В изголовьях — два небольших памятника, они соединены маленьким «мостиком». Никаких портретов, одни имена. Наши имена. Ее и мое. Фамилии, так и оставшиеся разными, как распорядилась судьба. Послания от родных, о том, как рано мы ушли, и как велика для них эта потеря.