Страница 51 из 58
Ты, гребаный эгоист! Подумай о нем, вытащи его отсюда, подари ему хотя бы те десять-пятнадцать лет, которые были у тебя. Ведь они были... может, это и твой последний шанс. Зачем иначе ты застрял в Госпитале?
Блин, я больше не хочу ничего делать, у меня и сил-то никаких не осталось…
Возможно, это твой единственный шанс.
Шанс на что? У меня и так уже все забрали…
— Саша?! Почему ты тут лежишь? Тебе плохо?! — Малой уже рядом, наклоняется ко мне. Он, естественно, напуган. От меня — одни неприятности.
— Все в порядке. — Мобилизовав остатки сил, принимаю сидячее положение. Отворачиваюсь, чтобы не дать разглядеть своего лица. — Поскользнулся, понимаешь… и, как грохнулся…
— Ничего не ушиб?
— Нет, вроде бы. Кроме, разве что, головы, Саня. Скажу тебе по секрету, она у меня — самое слабое место.
Пытаюсь улыбнуться. Он тоже. Встаю, кряхтя, как старик. Мы меняемся местами, теперь смотрю на Малого сверху вниз. Надо бы накрутить ему уши, чтобы больше не откалывал подобных фокусов. Тоже мне, путешественник. Он чувствует мой настрой и упреждает меня.
— Прости, Шурик, — говорит он, твердо глядя мне в глаза. — Извини, что убежал. Просто… мне вдруг захотелось побыть одному. Я немного побродил…
— Больше так не делай. Не стоит.
Он кивает.
— Не буду. Ни за что.
— Нашел, где бродить…
— Прости, Шурик… — он осекается и, повернув голову, с изумлением таращится на дверь. Похоже, только что заметил, что она, как бы это выразиться, не совсем обычная. Мгновение, и удивление сменяется страхом, лицо вытягивается, принимает такое выражение, будто он как раз хотел пожаловаться мне на кого-то, и только случайно заметил, что этот кто-то стоит рядом. Стоит и слушает каждое слово.
— Саня? — прижимаю его к себе. — Что стряслось?
— Дверь… — одними губами произносит Малой.
— Ну да, дверь, — мне остается лишь согласиться. Делаю это с максимальной беспечностью. Вместе с ним смотрю на нее. Поразительно, но она уже успела преобразиться. На ее поверхности — ни единой картинки с самолетиками, ничего такого, что бы указывало, куда она ведет. Следы от кнопок, и те исчезли. Полотно аккуратно оклеено виниловой пленкой под мрамор. Такая была в моде лет семь назад, Сане она, естественно, незнакома.
— Дверь, — повторяет Малой. В глазах застыл испуг. Разворачиваю его к себе, кладу ладони ему на плечи.
— Саня, послушай меня. Тебе ничего не грозит. Согласен, эта дверь выглядит несколько странновато, я не спорю, но, ты же сам заметил, Госпиталь — не совсем обычное место. Так что не бери дурного в голову. Нет поводов для беспокойства, поверь. — На самом деле, это не совсем то, что я думаю по поводу двери, но сейчас мои соображения не имеют значения. Главное, чтобы мальчишка не паниковал.
— Эта, конечно, тоже странная… — соглашается Малой. Он мучительно подыскивает слова, — но… она… теплая. Да, я чувствую, от нее идет тепло. И свет… Знаешь, она даже немного похожа на ту, что я видел во сне. Через которую пришла мама, помнишь, я тебе рассказывал? Правда, та была просто белой и гораздо выше, но в остальном…
— Ну вот видишь, — ухитряюсь выцедить из себя улыбку, еще не догадавшись, куда он клонит. — В любом случае, тебе нечего опасаться. Доверься мне, она тебя не съест…
— Эта может и не съест, — шепчет Малой. Мои увещевания на него совершенно не подействовали. Мало того, его страх начинает передаваться мне. — А та, другая… запросто может…
Он глотает слюну и смотрит на меня… и будто сквозь меня круглыми как два блюдца глазами. Мне становится жутко от одного его вида.
— Какая… другая? Ты нашел похожую дверь?!
— Нет, Шурик, непохожую…
— Где ты ее нашел?! — леденея, спрашиваю я.
— В подвале…
— Где-где?! — хриплю я, едва не подавившись. — Как ты попал в подвал, Малой?!
— Я не знаю! — он чуть не плачет. — Просто, шел-шел… потом смотрю, дверь. Вроде этой. Только — мрачная. Страшная…
— Страшная? — наступает мой черед сглотнуть ком величиной с яблоко. — Что ты имеешь в виду? Чем она тебя так напугала?
— Я не знаю… — лепечет Малой. — Просто мне стало очень страшно, когда я ее увидел. И холодно… Мне вдруг захотелось плакать и спать… а еще — убежать. Но — я не мог…
— Почему не мог?
— Не знаю, — повторяет он через слезы. — Она как будто держала меня… Ноги прилипли к полу, и я не мог уйти, как бывает во сне. А потом я будто оторвался и как побегу…
Он бледнее мела. Цвет лица — еще убедительнее слов.
— Успел только заметить, что она, кажется, деревянная… вроде как из темного дерева…
На мгновение мне становится трудно дышать. Кислород улетучился, парю в безвоздушном пространстве.
Из темного дерева… Кажется, теперь догадываюсь, о чем речь.
Около года назад, в рамках так называемого косметического ремонта я, когда руки дошли до двери, не стал морочиться новой, просто заменил старую мраморную свежей, имитирующей мореный дуб. Тогда нам очень понравился этот цвет, мне и моей девушке. Дешево и сердито, если не ошибаюсь, заметил я, и она улыбнулась в ответ. Мы собирались расписаться, каждая копейка была на счету…
Итак, Малой нашел мою дверь… Эта вот, светлая, на пятом этаже — его. А та что в подвале — моя… Бинго, мать вашу!
— Ты ее не открывал?
— Нет, Шурик, что ты?! Я так испугался!
— Больше туда не ходи! — сдвигаю брови на переносице
— Ни за что, обещаю!
— Вообще с этажа ни ногой. Уразумел?
— Конечно, Шурик.
— Вот и договорились, — позволяю себе облегченный вздох, хоть, на самом деле, какое тут, в задницу, облегчение?
Чем дальше в лес, тем толще партизаны…
— Ладно, хорошо то, что хорошо заканчивается. Считай, нам обоим — крупно повезло.
Неожиданно, в голову приходит идея. Мы оба здесь, наверху, под дверью, так, почему бы не попробовать? Не позволить себе эксперимент, без каких наука, безусловно, целыми столетиями топталась бы на месте.
— Слушай, Саня, а ты не мог бы открыть эту дверь?
Его лицо снова напрягается:
— Зачем? Разве это не опасно?
— Нет, — отрицательно качаю головой, — не думаю. Но, на всякий случай, давай возьмемся за руки. Вдвоем ведь нестрашно, верно? Кроме того, я уже открывал ее, и, как видишь, ничего не стряслось…
— А что там, за ней?
— Я видел дом. Свой дом. Ты, возможно, увидишь что-то другое. Понимаешь, я подозреваю, у нее для каждого из нас припасено что-то особенное.
— Я боюсь, — признается Малой.
— А ты вспомни свой сон. Сам весь рассказывал, как через похожую вышла мама…
Мне остается надеяться, ему на ум сейчас не придет другой сон, а скорее мираж. Дверь, преградившую путь его желтому «Аисту» за какие-нибудь доли секунды до аварии. За мгновение до того, как он угодил под колеса…
— Ладно… — наконец соглашается Малой. — Если ты настаиваешь…
Он нерешительно топчется под дверью, набираясь храбрости, потом берется за круглую деревянную ручку, тянет на себя. Никакого результата. Дверь заперта.
— Не выходит… — говорит Малой. В голосе явственно ощущается облегчение, должно быть, будто гора свалилась с плеч. Я, признаться, тоже испытываю аналогичное чувство. Не сомневаюсь, если все сложится благополучно, рано или поздно он пройдет именно в эту дверь. Но, не сейчас, и я рад этому, хоть и ругаю себя за убогий эгоизм. Мне страшно представить, что я снова останусь один на один с Госпиталем.
— Ладно, Саня, идем вниз, а то там у нас все открыто — еще сдует модели на пол…
— Только не это… — подхватывает Малой.
— И не говори, — я стараюсь улыбнуться. Мы идем к лестнице, возвращаемся к себе, оба приучились считать палату чуть ли не домом. Она для нас — как островок твердой почвы на гиблом, изобилующем бездонными топями болоте.
X. Черный ход
Лежу на койке, натянув одеяло по подбородок, делаю вид, что сплю. Вместо окна — черный квадрат. Можно сказать — почти что Малевича, исполненный без единого мазка. Помнится, мы тоже рисовали подобные картинки в школе. Композиции назывались «перегорели пробки». Правда, было трудно доказать учительнице, что перед ней мировые шедевры.