Страница 27 из 34
Осеннее солнце затопило класс. К дому напротив школы подъехала машина с полным кузовом капусты. Издали капуста казалась зеленой и чистой — кочан к кочану. Из подвала выскочили люди в грязных белых халатах и замахали на шофера руками. Шофер достал из кармана желтую бумагу, исписанную через фиолетовую копирку, и стал тыкать в нее пальцем, точно хотел проткнуть. Из подвала, ступая тяжело и нетрезво, выбрался еще один человек. Был он в телогрейке и с более красным лицом, нежели люди в грязных халатах. Человек внимательно ознакомился с бумагой, а потом так энергично рубанул себя рукой по шее, что казалось, голова возьмет да отвалится и покатится по улице, как красный кочан капусты. Шофер выплюнул папиросу и выругался. Алла Георгиевна невольно кашлянула. «Осень. Молодая, но уже все познавшая женщина пирует за богато накрытым столом», — подумал Андрей. Он так и не понял, проза это или же стихотворные строчки.
— И тогда… Садофьев, — сделав упор на фамилии, строго сказала Алла Георгиевна, — Блок забывает Прекрасную Даму и обращается к Незнакомке… — Она стояла около его парты, держа в руках синий томик Блока.
— Я знаю, — ответил Андрей.
— Что вы знаете?
— Что он забывает Прекрасную Даму и обращается к Незнакомке…
— Нет, — вдруг сказала Алла Георгиевна, — это Прекрасная Дама забывает Блока и превращается в Незнакомку… Ясно? — Синий томик повис над головой Андрея.
— Мне тоже так кажется, — защитил голову рукой Андрей.
Всю жизнь ждала. Устала ждать.
И улыбнулась. И склонилась.
Волос распущенная прядь
На плечи темные спустилась… —
начала читать учительница.
Андрей вырвал из тетрадки листок, где было его вчерашнее стихотворение. Начиналось оно словами:
А в жизни по-прежнему нету веселья,
Чего не хватает — коня или шпаги?
«Всего, всего хватает», — радостно подумал Андрей и разорвал стихотворение в клочки.
— Чего это вы рвете, Садофьев? — спросила Алла Георгиевна, остановившись на середине строчки.
— Читайте, читайте, пожалуйста, — сказал Андрей, но в это время зазвенел звонок и учительница замолчала.
Андрей вышел в коридор и высоко подбросил портфель. Портфель коснулся белого плафона, и плафон закачался.
— На пару слов, — вежливо сказал Саша Коротков и взял Андрея под руку.
— А знаешь ли ты: если не писал, то разбоем занимался Франсуа Вийон? — спросил Андрей. — Был такой поэт-разбойник…
— Тебя ждут, — Саша приглашающе повел рукой в сторону туалета.
— А ты сам-то дерешься или только зовешь и стоишь у двери?
— Ты, наверное, дурак… — сказал Саша.
— Знаю, — ответил Андрей, — но учтите, сколько бы там вас ни было, я дерусь, как Франсуа Вийон…
— Тебе очень весело? — спросил Саша.
— Да. Я на самом деле влюбился в Нинку.
— При чем здесь Нинка? — удивился Саша.
— Здрасьте! А из-за чего, собственно, все тогда затевается?
Саша смутился. Эта мысль как-то не приходила ему в голову. Зато он живо представлял себе, как Кузнечиков ударит новенького в зубы, а сам Саша с ходу врежет в ухо или в глаз. Этот прием у них хорошо отработан. Под глазом у новенького появится фингал, и он не будет так весело улыбаться…
Нина прошла мимо них по коридору. Зашла в кабинет английского и закрыла дверь. А Саша с Андреем стояли у окна и смотрели на дверь. Почему-то Саше вдруг сделалось грустно. Когда-то давно он ходил на каток в чужой, далекий двор и все время высматривал там Нинину белую куртку с капюшоном. Нина хорошо каталась. Длинные светлые волосы вылезали из-под шапки, кончики их покрывались инеем, и Нина становилась похожей на мультфильмовскую снегурочку. А Саша бродил вдоль катка и мерз. Он никогда не катался на коньках без клюшки и шайбы.
— Ты будешь драться с Кузнецом один на один, — неожиданно сказал Саша новенькому.
— Спасибо, — ответил Андрей и вспомнил, что Байрон называл свою жену «Принцессой параллелограммов».
Миша грыз ногти, глядя на белую кафельную стенку и мирно журчащие унитазы. Желание драться испарялось, как сухой лед, выброшенный из мороженицы на асфальт. А ведь сегодня у Миши счастливый день. Утром позвонила знакомая девушка из спорткомитета и сказала, что ему присвоили звание мастера спорта. Миша зажмурился. Зеленая, отдающая лекарством вода в бассейне. Тела причудливо преломляются, а к ногам словно гири привязаны. Но в воде крепко не ударишь, другое дело, если схватят за шею. Красные шапочки соперников, оранжевый мяч летает над бассейном и шлепается в воду. И невообразимо далеко шевелится сетка ворот и держится за штангу вратарь, которому надо забить. В последнем матче на первенство города Миша забил три мяча. Его взяли запасным в юношескую сборную страны. Через неделю они улетят в Югославию на отборочный матч чемпионата Европы. Узнав об этом, Миша позвонил Нине и спросил, что ей привезти из Сараево. Нина попросила привезти флакон соли под каким-то дурацким названием «Гарлик».
Это было несерьезно…
Не драться с новеньким Миша уже не мог, и поэтому ему было грустно. Не страшно (драться Миша умел), а именно грустно. Миша старался думать о приятном… Через две недели юношеская сборная страны, Югославия, новый тренер, новые ребята…
А новенький? Он выше и стройней Миши. Одевается лучше, хотя Миша каждый год по нескольку раз ездит за границу. Но Миша не думал о том, что на себя надеть, и редко смотрелся в зеркало. И драка, собственно, никому не нужна. Миша думал, что если он не понравился Нине сразу, то уже не понравится ей никогда. Она будет улыбаться ему, будет с ним вежливой, но дальше этого ни шагу. А записка? Записка, которую ей написал новенький? Она взяла ее и улыбнулась, а потом целый час думала, как бы поумней написать ответ. А как она на него смотрит? Новенькому наплевать на класс, он делает что хочет. Почему-то ему можно. А если бы он, Миша, стал писать Нинке записки? Все бы со смеху померли. Рвал когда-то косы, а потом влюбился. Все-таки лучше влюбляться в тех, кому не рвал косы… Те по крайней мере не помнят, как ты бегал по двору с деревянной саблей в руках и кричал, что ты Чапаев. Но если Нинка нравится ему с шестого класса, а он даже сказать ей об этом не может?
Он войдет в туалет и с холодной усмешкой оглядит врагов. Потом достанет из кармана кольт и спросит: «Мальчикам захотелось поиграть? Ну, подходите! Кто первый?» Он выстрелит в потолок, а они наложат в штаны со страха. Только… у него нет никакого кольта… А драться он будет один на один… Андрей как-то забыл об этом.
— Звал? — спросил Андрей, закрыв за собой дверь и бросив портфель в угол.
— Звал, — ответил Миша и не раздумывая ударил его в лицо. Но тут же получил ответный удар в живот и согнулся. Тогда новенький ударил снизу вверх, и Миша почувствовал, как во рту появилась соленая кровь. Поганое дело, когда бьют в солнечное сплетение. Не разогнуться. Ударов не замечаешь. Убить можно человека, когда он стоит согнувшись.
Но Миша все-таки разогнулся и изо всей силы пнул новенького носком в голень. Тот отскочил к стене и плюхнулся на портфель.
— Идиот, — сказал он, потирая ногу.
Миша подошел к умывальнику и опустил голову под струю воды.
— Два-два, футбольный счет, — сказал он. Когда вода тоненькими струйками побежала за воротник, Миша сообразил, что полотенца нет и вытираться нечем. «Если поставят на игру, обязательно забью югославам», — подумал Миша. Ему сейчас хотелось оказаться в теплом бассейне с зеленой водой, где плавает оранжевый мяч, а впереди ворота, куда его надо забить.
Андрей посмотрел на себя в зеркало. Синяк под глазом пока только намечался.
— Как же я… пропустил… не увернулся? — пробормотал Андрей и посмотрел на Мишу.
— Чепуха, — хмуро ответил тот, — возьмешь дома бодягу, приложишь, и все пройдет…