Ковчег

Кое-как оправившись от потрясения, Занудин хотел поскорее возвратиться в комнату, но странный, изучающий взгляд Панков против воли удержал на месте. Лицо Джесси, поднявшегося с пола, прояснилось от безумия и приобрело пугающе-серьезные черты.

— Значит, Зануда, так ты с нами… да? Наркотическое, значит, отравление… да? Хорошо-хорошо. Отлично! По-моему… пора тебе немного развлечься, Зануда, — Джесси многозначительно переглянулся с Факки. Факки прищурился, ответил на взгляд кивком мрачной загадочности.

— Благодарю покорно. Обойдусь как-нибудь без ваших развлечений, — рассеянно отозвался Занудин и притворил за собой дверь.

Наклонившись, он подобрал с пола отломанный язычок и затейливо изогнутую ручку. Повертел в ладони. «Может, «Ковчег» сам починит мне замок, и к Дауну обращаться не понадобится?» — мелькнула в голове эксцентричная мысль.

Занудин хотел поскорее забыть обо всем случившемся.

* * *

Сон выдался на редкость беспокойным. Занудин вздрагивал, ворочался, потел и задыхался. Время от времени сквозь зыбкую дремоту мерещились подозрительные шорохи и зловещее перешептывание. И все же сознание Занудина упорно противилось неясным полубредовым тревогам. Разве ночные кошмары — такое уж необычное дело?

Но вдруг мрак поколебался. По комнате разлился неяркий свет…

Занудин резко дернулся. Однако тут же ощутил, что тело сковано чьими-то свирепыми усилиями! Окончательно воспрянув ото сна и испуганно проморгавшись, Занудин превратился в наблюдателя и пассивного участника вот какой дикой сцены: над его лицом нависал Факки — он держал Занудина за руку и за горло, противно сопел и посмеивался, не предвещая своим пакостным смехом ничего хорошего. И это еще не все! На животе Занудина в самой нахальной манере восседал Джесси. Хищно щерясь, юнец издевательски вертел между пальцами медицинский шприц…

— Добро пожаловать в мир теней и фантасмагории, Зануда! — разорвал предательскую тишину ночного часа торжественный возглас Джесси.

— Давно было пора выпустить из кое-кого все его заносчивое дерьмо, — прошипел Занудину в лицо Факки, оскалив гнилые зубы. — Ты думал, мы так тебя и не проучим?

— Угу, верно, — подтвердил Джесси, прищуривая глаз, пугающий невменяемым холодом сузившегося зрачка. — Если остальные сюсюкальщики не могут показать выскочке его место — то для чего же тогда Панки?! Вот он, наш триумфальный выход…

— Добро пожаловать в мир теней и фантасмагории, — исчерпав фантазию, замогильным полушепотом повторил слова Джесси раскрасневшийся Факки и, вытянув губы трубочкой, отвратительно рыгнул.

В предчувствии грозящей беды, Занудин истошно захрипел и предпринял отчаянную попытку отбиться от полоумных Панков свободным кулаком. Но все сопротивление сошло на нет, лишь только игла впилась в вену, а по жилам потекла отравленная кровь… Очертания окружающей действительности утратили прежнюю четкость. Бороться не хватало сил, тело стало каким-то чужим, ватным. Цепенеющий после насильственной инъекции Занудин безвольно уронил затылок на подушку. Гикая и пересмеиваясь, Панки выскочили из комнаты, оставляя Занудина наедине со своими пугающими чувственными метаморфозами.

Глаза заслезились от давящего на них ядовитого света, все гуще и гуще разливавшегося по комнате. Откуда он распространялся, оставалось загадкой. Тупые болезненные толчки сотрясли тело изнутри. Занудин истерзался, пока не открыл для себя, что это бой его работающего сердца. Дик-дум, дик-дум, — отстукивало оно, словно пребывающий в трансе шаман ударял в тугой, утробно ухающий бубен. Привыкнув спустя время к этим звукам, Занудин начал различать и остальные. Сначала он расслышал тихий плеск, очень скоро превратившийся в бурлящий рев целого потока. Неужели так течет по венам и артериям моя кровь?! — дошло до изумленного Занудина. Вслед за этим воображение поразил ураганный свист, доносившийся из легких, по которым проходил воздух. В какофонии, порождаемой шумным организмом, Занудин различал скрежет суставов при малейшем движении тела, шелест трущихся друг о друга тканей. Везде что-то непременно хлюпало, урчало, лязгало и скребло. Однако стоило задуматься о чем-то отстраненном — и хаос анатомических гиперсигналов не беспокоил. Но уж лучше бы Занудин продолжал слушать как трещит и пузырится внутри переваривающийся ужин под воздействием желудочных соков, чем подвергнуться тем ужасам, что ожидали его впереди!..

По-прежнему не изменяя лежачего положения, Занудин плавно двигал головой и оглядывал комнату. Теперь он видел ее будто впервые. Все предметы в номере казались зыбкими, перекошенными. Все до одного пульсировали вровень со стуком сердца, словно живые. Освещение становилось все ярче и порождало в воздухе радужные вспышки. Поплевав на пальцы, Занудин осторожно потер ноющие глаза. При этом он обнаружил, что руки его стали волнообразно изогнутыми и фосфоресцировали. В такт стуку сердца они слабо вздрагивали и отбрасывали тончайшие брызги-флюиды — проще говоря, вели себя как и все вокруг. Редкая, ни на что не похожая оптическая феерия разыгрывалась в окружающем пространстве.

Неожиданно Занудин подловил себя на мысли, что способен воспринять происходящее вполне милым и не лишенным своеобразного изящества. Сознание плавно и неуклонно адаптировалось. Порой даже выдавались минуты такой повышенной экзальтации, что Занудин, едва ли узнавая собственный голос, начинал с упоением бубнить туповато-слащавое «рай! рай!» и ощущал себя не меньше чем на седьмом небе от счастья. Он видел себя парящим. С большими белыми крыльями за гордой спиной. А рядом с ним в поднебесной синеве проплывали ангелы… Но показав блаженство, лукавый маятник с той же готовностью мог продемонстрировать и обратную, темную сторону своей силы. Занудин почувствовал, что куда-то проваливается…

Только-только в компании ангелов он покорял небесную высь — и вдруг ощущение полета приняло абсолютно иную, паскудную, изощренно-мерзостную форму. Что это?! — содрогнулся возмущенный и растоптанный в своих лучезарных переживаниях Занудин…

…С одной кучи экскрементов на другую, занудно жужжа, перелетала толстая неуклюжая муха… Правое крыло ее было повреждено и растрепано на оконечности в бахрому. Этот дефект каждый раз мешал удачной посадке. Муха была жадная — как ненасытно и порочно любое существо, обиженное судьбой и жизненным предназначением! Муха старалась не пропустить ни одной кучи из тех, что попадались ей на пути! Муха стремилась попробовать отовсюду! И постоянно подводило раздробленное крыло… Она плохо балансировала в полете и как только подлетала к очередной куче экскрементов и пыталась сесть, ее непременно заваливало набок, лапки мухи беспомощно подламывались и переплетались, звучал курьезный шлепок. Не повалявшись, не поешь…

А сколько же этих зловонных куч увидел выставленный с облаков Занудин — попросту не верилось глазам! А какое разнообразие колеров!.. Экскременты бурые, песочные, кофейные, палевые, каштановые, грязно-красные, изжелта-коричневые, зеленовато-бежевые, матово-черные с алебастровыми прожилками и даже розово-голубые!

— Как это все омерзительно, ужасно и неподобающе! — вскричал Занудин, не способный взять в толк, где он, зачем он здесь, при чем тут все эти гадкие испражнения и эта, черт побери, уродливая муха! Что за игры затеял с ним воспаленный разум?..

Крылатое насекомое еще раз взлетело в воздух и со смаком шлепнулось в очередную вязкую кучу.

— Омерзительно, говоришь? Неподобающе?!

Занудин оцепенел. Это муха — именно муха, а не кто-то еще! — одарив пронзительным взглядом, заговорила с Занудиным на человеческом языке.

Отвесив потяжелевшую челюсть, Занудин тоже глядел в ее странные, не отличающиеся доброжелательностью коричневые глаза, похожие на мозаичную композицию из тысячи проницательных линз. Помимо них, на макушке насекомого располагались еще три дополнительных глаза. Эти три — были намного меньше, смотрели прямо вверх и казались безразличными ко всему происходящему.