Ковчег

Жертва вздохнул.

— Не знаю, что и сказать, — выдавил из себя Занудин после затянувшейся паузы. — Не уверен по поводу того, что у меня получится…

— Получится! — отрезал дядюшка Ной, пристально взглянув на Занудина и давая тем самым понять, что не самая лучшая идея вступать в пререкания с умирающим.

— Буду стараться оправдать доверие, — Занудин опустил глаза в пол, но все же чувствовал, что старик по-прежнему не сводит с него взгляда. — Прости меня, Жертва, если что не так было… — еле слышно добавил он.

Дядюшка Ной одобрительно закивал. Жертва снова принялся всхлипывать.

— Спасибо. Я прощаю…

Занудин, попятившись, поскорее скрылся за спинами «ковчеговцев».

— И меня прости, Жертвочка, бедненький, ой-ой-ой, — запричитала Женщина, принимая «эстафету». — Успокоюсь ли я теперь, зная, как мало ласки ты от меня получал.

— Я прощаю тебя, Женщина…

— И меня, Жертва, прости, — сказал Поэт. — Пусть и жили мы порой по закону курятника «толкай ближнего, гадь на нижнего» — и все-таки…

— И меня, — в один голос отозвались Музыкант с Виртуалом, перебивая словоохотливого Поэта.

— Прощаю, прощаю… — краешки губ на заплаканном лице Жертвы подернулись в улыбке. Он уже «не успевал» прощать всех сразу.

— И я тоже прошу прощения, — подпрыгивал тут же, возле кровати, карлик, цепляясь руками за край одеяла.

Всем стало как-то легче и радостнее на душе. Никто минуту назад и представить себе не мог, что просьба о прощении у умирающего таит в себе такой тонизирующий эффект! Аура доброжелательности озарила комнату, незримо окутала присутствующих. И дышалось уже совсем иначе — свежо, по-весеннему…

— Эй! — вдруг насторожил всех своим коварным «эй» Поэт, и даже слезы умиления на щеках Женщины моментально просохли. — А Панки-то… Панки-то прощения не попроси-или!.. — принявший изобличающую форму палец Поэта безжалостно указывал на притаившихся у стены Джесси и Факки.

Взгляды собравшихся переметнулись в заданном направлении и посуровели… Что же это такое, в самом деле?! Те, кто больше остальных наделал Жертве гадостей, теперь вот так вот и попрятались?! Ну уж не выйдет!

У вжавшихся в стену Панков был безнадежно жалкий вид.

— Джесси, Факки! Что за дела? — послышался угрожающий голос Музыканта.

— Некрасиво как-то выходит, — покачал головой нахмурившийся Виртуал.

— Да уж… совсем не по-человечески! — не удержался от упрека даже Занудин, взмахнув перед собой пухлым блокнотом. Обладание этой книжицей, казалось, выводило его на совершенно новый качественный уровень в глазах остальных «ковчеговцев»…

Панки воровато переглянулись, но по-прежнему сохраняли шпионское молчание. У Факки горели уши и сокращался мускул на щеке. Джесси тяжело сопел, заламывая руки за спиной.

— Ребята, — выступила вперед Женщина, — вы разве не видите: Жертва умирает. Это означает, что все мы останемся здесь, а его с нами не будет. Уже никогда!..

При этих словах Жертва вновь напомнил о себе трелью плаксивых звуков.

— И неужели, — продолжила Женщина, трагично поджимая карминовые губы, — так сложно заставить себя попросить у Жертвы прощения даже теперь? Что за глупая фанаберия?

Возмущение собравшихся вылилось в еще большую непримиримость взглядов, от которых бедным Панкам просто некуда было деться.

— Сложно вообще-то, — выдавил из себя Джесси. — Но мы… — ища поддержки, он с силой пихнул стоящего рядом Факки локтем под ребро, отчего тот скрючился, — мы попробуем.

Джесси неуверенно шагнул вперед.

— Это… гм… Жертва… ты уж извини за всю труху… ну в общем… за все плохое, что я тебе делал. Вот.

— Слышь… и меня тоже извини, — придвинувшись к Джесси, пробубнил Факки, потирая ладонью ушибленное место.

— Видите! Это же так просто, — залилась поощряюще-добродушным смехом Женщина.

Сердитые складки на лицах «ковчеговцев» разгладились. Смазанный момент благополучно забылся и восторжествовало единение. Все снова улыбались и пребывали в прекрасном расположении духа. Даже дядюшка Ной выглядел моложе — прищуренные глаза его переливались лукавым перламутром. Но больше остальных был растроган сам Жертва.

— Эх… вот ведь… разумеется, я вас прощаю, друзья, — вытирая слезы, радовался он. — Ой, я прям… я прямо даже и не знаю… даже и не умру теперь, наверное… Как же хорошо, как все по-доброму! Теперь только жить да жить!

От переизбытка нахлынувших чувств Жертва трясущимися руками достал из-под подушки сигареты и, игриво щелкнув зажигалкой, с наслаждением закурил. В комнате сгустилась тишина.

— Даже ноги, не поверите, мерзнуть перестали!

С неописуемой проворностью Жертва стащил «носочные валенки» и торжественно раскидал по сторонам. Один из них ненароком угодил в Джесси ― мягко, но увесисто шлепнул по лицу. Джесси отшатнулся в приступе накатившей дурноты. Стоявший позади него Факки в изумлении раскрыл рот.

— Это как это не умрешь?! — подальше от себя отшвырнув ногой зловонный «носочный валенок», оскорбленно вылупил глаза Джесси. — Да это чего ж?.. — Он не находил слов.

— Мы, выходит, тут извинялись… — пролепетал Факки и запнулся. На его принявшем имбецильное выражение лице читалась мученическая работа мысли.

Остальные «ковчеговцы» в не меньшей степени были огорошены подобным поворотом событий и поэтому ровно никак не успели отреагировать на то, что последовало дальше.

«Одураченные» Джесси и Факки зловеще переглянулись… Панков как ветром сдуло с места, а уже в следующую секунду они с кулаками наседали на несчастного симулянта, пытающегося поглубже зарыться в вороха бесчисленных одеял, горой наваленных на кровати.

* * *

Еще неделю после этого случая Жертва пролежал в постели. Но теперь основной причиной недомогания были синяки и ссадины, полученные при побоях. Опасности для жизни, согласно общему мнению, они не представляли.

Занудину пришлось вернуть обратно черный блокнот — символ своего несостоявшегося посвящения во многие таинства «Ковчега». Но ведь Занудин и не стремился затесаться к компиляторам в «свои»! Где-то в сознании прочно засела Айковская аллегория о червях, вероломно вторгшихся в табуированную среду, возомнив себя хозяевами найденного трупа. Хотел ли он стать таким червем?! Велико искушение, да противится что-то внутри, отвергает… «Не от Бога все это», — мысленно ежился Занудин, хотя назвать его человеком верующим было бы чересчур. Но такова уж сама жизнь, преподносящая примеры как святых атеистов, так и неисчислимой рати набожных негодяев по всему свету…

— 7 —

СОН ЗАНУДИНА

о некоторых фрагментах тео- и космогонии, поведанных ангелом-хранителем

— Мини-я, я яблок тебе принес, — Занудин положил сетку с большими зелеными яблоками на кровать.

Он и сам сызмальства любил такие яблоки. Обязательно зеленые и сочные, медово-сладкие — грызть которые одно удовольствие.

— Спасибо, — глаза ангела-хранителя по-доброму улыбнулись, — мне что-то не хочется. Ешь ты.

Занудин не удержался и, легко порвав сетку, забрал одно. Остальные раскатились по всей кровати. Он с громким хрустом впился зубами в лакомство, и ароматный сок брызнул по сторонам. Несколько капель шлепнулось Занудину-маленькому на лицо, но ангел-хранитель не подал и виду — он по-прежнему выглядел доброжелательно.

Закончив расправу над яблоком, Занудин долго молчал, играя в ладони коричневеющим огрызком.

— Знаю, о чем ты думаешь, — обронил Занудин-маленький, первым не выдержав сгустившейся тишины.

— О чем? — вскинул по-детски уличенный взгляд Занудин.

— Все о том же. Об Анфиладе Жизней.

Занудин тяжко вздохнул.

— Но сильно сомневаюсь, — продолжил ангел-хранитель, — что ты уговоришь меня на новое путешествие.

— Почему нет? — невинно поинтересовался Занудин.