Принц драконов

Она долетела по солнечному лучу до своей родины. Речного Потока, и преспокойно вернулась назад. В ту же ночь она сплела тонкий лунный луч в тропу, которая вела до самой Крепости Богини, а когда возвратилась, то увидела, что Уриваль смотрит на нее и кисло улыбается.

— Не понимаю, из-за чего ты переживаешь, — проворчал он. — Сколько раз прикажешь повторять, что ты не имеешь никакого отношения к случившемуся с принцессой Тобин? Все знают это, кроме тебя.

— Я должна быть уверена в себе, — упрямо ответила она. — Должна точно знать, что я делаю.

Уриваль откинулся на спинку стула, и пламя единственной свечи озарило его твердое лицо и огромные, прекрасные глаза.

— Ну, если ты так страдаешь по кольцам «Гонцов Солнца», то почему не осталась в Крепости Богини? Ты, Сьонед, была ненасытной с первого дня, когда пришла к нам. Но зачем это тебе сейчас?

— Если я решу выйти за Рохана, то не принесу ему ни земель, ни золота — того, ради чего женятся принцы. Его вассалы будут вне себя. Я должна буду доказать, что стою их доверия и преданности. А если случится так, что я не стану его женой, то должна буду знать, как использовать мое искусство при другом дворе. — Она пожала плечами. — Уриваль, я больше не имею отношения к Крепости Богини.

— Значит, ты стремишься получить седьмое кольцо, а за ним и восьмое?

— Да. Ты будешь учить меня?

Он положил руки на стол и распрямил пальцы. Кроме среднего пальца на левой руке, все они были унизаны золотыми или серебряными кольцами, большинство которых украшали крошечные самоцветы.

— Ты взялась за опасную вещь. Скажи, почему. Только не морочь мне голову россказнями о том, что не уверена в свадьбе. Ты можешь одурачить Ками, Оствеля, возможно, даже Андраде, но только не меня.

Прежде чем ответить, она надолго задумалась.

— Понимаешь, когда я приехала в Крепость Богини, то сразу перестала себя чувствовать чудачкой, придурковатой, чужой, какой меня считали дома. Жена брата не давала мне проходу, а вслед за ней и слуги. Уриваль, я не осуждаю невестку. По ее понятиям, я действительно была странной. И поэтому я попала именно туда, куда должна была попасть. Туда, где могла учиться. Однажды я поняла, кем могу стать, если как следует постараюсь, и мысль не узнать что-то пугала меня больше, чем самые трудные уроки.

— Значит, ты добиваешься колец только для себя?

— Не совсем. И для себя, и для Рохана. Я не могу махнуть рукой на то, что не принесла ему ни земель, ни богатства. Я должна защищать его и всю Пустыню. Если Рохан женится на мне, я буду в долгу перед его народом.

Уриваль несколько мгновений помолчал, а потом тихо сказал:

— Я больше никогда не буду учить тебя. Она вскочила с кресла и вскричала:

— Но почему? Разве я в чем-то провинилась?

— Потому что мотивы твоего стремления к кольцам ложны. Ты подумала о том, что фарадим всегда будет казаться людям чужим, даже если и станет принцессой? Считаешь, что несколько лишних колец дадут тебе право не обращать внимания на тех, кто — вроде жены твоего брата — будет считать тебя странной и даже опасной? Мир в стране зависит от соотношения сил между правителями. Фарадимы ткут паутину власти и следят за тем, чтобы она не порвалась.

— Не фарадимы, а Андраде! — яростно возразила она. — Так ведь Андраде и велела мне покинуть Крепость Богини и выйти замуж за Рохана!

— Да, Андраде, — спокойно согласился он. — Но у нее для этого много причин, и они не всегда совпадают с твоими.

— Тогда чего она хочет? Объясни мне! Он поднялся на ноги. В глазах Уриваля сквозила жалость, но голос был холоден как лед.

— Не приказывай мне, «Гонец Солнца». Ты еще не владетельная принцесса.

Она смотрела ему вслед, оцепенев от злости. Чего они хотят от нее? Рохан велит играть роль, которая заставляет ее страдать, а потом издевается, обзывая недоучкой; она чуть не умерла от стыда, ибо это означало неверие в то единственное, что она могла ему дать, став его женой. Андраде настаивает на этом браке, а сама даже не объясняет, почему. Уриваль отказывается ее учить, потому что не верит, что она может воспользоваться этими знаниями с добрыми намерениями. И никто из них не верит, что она действительно может быть им полезна…

Сьонед бросилась за Уривалем, постучала в дверь его комнаты и потребовала впустить ее. Уриваль стоял у окна и глядел на нее с глубоким состраданием. Весь гнев тут же улетучился, и девушка прошептала его имя, испытав острое унижение, когда голос ее дрогнул от невыплаканных слез.

— Ах, Сьонед… — пробормотал он и раскрыл ей свои объятия. Она опустилась на пол и, вся дрожа, уткнулась лицом в его колени. Уриваль гладил ее по голове, но ничего не говорил, пока она не успокоилась и не подняла лицо. — Теперь ты понимаешь? Понимаешь, как тебе будет трудно?

— Я… я понимаю… С одной стороны — Андраде и традиции фарадимов. А с другой — Рохан, мое будущее и мое сердце. Но если она не хочет, чтобы я использовала свой дар на его благо, то почему велела мне приехать сюда и стать его женой? Я ничего не понимаю, Уриваль! Помоги мне!

— Наверно, она считала, что ты сумеешь применить свой дар на благо всех, а не только Рохана. Это была ошибка.

— Но они оба используют меня! Я не ярмо, в которое нужно впрячь быка и жеребца и заставить их пахать!

— Догадываюсь, кому ты отводишь роль быка, — сказал он, и Сьонед не смогла скрыть улыбку. — Ну вот, так-то лучше. Правда, я предпочел бы сравнить нашу дорогую леди с меньшим из этих милых животных. А тебя, Сьонед, не с ярмом, а с уздечкой, за которую тянут двух упрямых зверей, чтобы приучить их друг к другу. Дитя, они смогут использовать тебя только если ты сама позволишь им это. Выбор за тобой.

— За мной? Я родилась с талантом фарадима, но увиденное в Огне не оставляет мне выбора. — Она вздохнула и покачала головой. — Прости, что я накричала на тебя.

— Ничего. А теперь иди спать. Завтра вечером начнем урок. Я научу тебя всему, что нужно. Она насторожилась.

— Но… ты сказал…

— Да. Я заставил тебя как следует призадуматься, правда?

Сьонед поднялась на ноги.

— Сам ты хитрое, упрямое животное, Уриваль! И как только мы все тебя терпим?

— Должно быть, с благословения Богини, — улыбнулся он. — А теперь иди, принцесса.

Уриваль был первым человеком, который произнес этот титул, и Сьонед безмолвно воззрилась на своего учителя. Он подмигнул и развел руками.

— Ничего не поделаешь. Ни на что другое ты не годишься!

В дни перед Избиением драконов мало кто в Стронгхолде видел Сьонед или Уриваля. Рохан знал, что это нехорошо, но испытывал облегчение при мысли о том, что девушка чем-то занята. По правде говоря, у него было слишком много дел, чтобы переживать из-за нее. Однако каждый раз, ложась в постель, он мечтал, что Сьонед рядом, а когда на лицо Рохана падал первый рассветный луч, полусонный принц принимал это прикосновение за ласку теплых девичьих губ. Их случайные встречи действовали на него как удар молнии: приходилось напоминать себе, что он не имеет права окликнуть ее, улыбнуться, прикоснуться, поцеловать, намекнуть на то, что они принадлежат друг другу. Нельзя было даже лишний раз посмотреть на нее. Принц гордился своим самообладанием, но знал, что стоит задержать на девушке взгляд, как все будет написано у него на лице. Он злился на себя за то, что затеял эту игру, а на Сьонед за то, что она согласилась участвовать в ней. Но хуже всего было то, что эта игра ничуть не тяготила ее. Казалось, девушка совершенно равнодушна к нему, в то время как он сходил по ней с ума. Это было настоящим безумием… и в то же время прекрасным уроком терпения.

Начали съезжаться вассалы. Вместо того, чтобы составлять проекты будущих соглашений, Рохан тратил время на искусные маневры, пытаясь заставить их понять необходимость изменений. Конечно, он встречался с ними и раньше, но тогда был всего лишь придатком отца; ему вежливо кланялись, но ни разу не говорили о деле. Теперь у него были все права, но и вся ответственность тоже ложилась на его плечи. Во времена Зехавы он так и не сумел разобраться в том, чего эти люди добивались от отца. У каждого поместья и крепости были свои трудности, у каждого лорда свои требования. Рохан был рад, когда на этих встречах присутствовала Тобин. Положение хозяйки Радзина требовало, чтобы она разбиралась в отношениях мужа с его вассалами. Но Чейну было проще: будучи полководцем Зехавы, он бок о бок сражался со своими людьми и знал их как облупленных. Андраде же никогда не появлялась, но даже ее отсутствие шло на пользу делу: при одной мысли о том, что она рядом, вассалов бросало в дрожь. Рохан только улыбался и разводил руками, не зная, как это ей удается.