Страница 5 из 9
Книгам стало холодно. Даже основательные тома энциклопедий словно съежились. Потрепанные собрания сочинений зябко кутались в переплеты. Академическое издание Пушкина успокаивало книжечку пушкинских сказок:
— Ничего… Бояться не нужно… Люди просто валяют дурака. Ты же их знаешь! Вот уйдут — и все станет как было.
Книжечка прижималась к обложке большой книги и чувствовала, как та вздрагивает.
— А если они начнут мстить?
— За что? — спросил Философский словарь из шкафа напротив. — Не мы же их сожгли!
И все невольно покосились на полку с собранием сочинений Гоголя.
— Пусть только попробуют, — заявил заклеенный в семи местах Ильф-и-Петров. — Нас много! Если что…
Он не договорил.
Похолодало так резко, как будто кто-то распахнул окна и свежий весенний воздух ворвался в библиотеку с улицы. В недрах библиотеки раздался утробный вой Афанасия.
Глава 7
Мерцающий том
После кошмара, который помощница назвала «Библионочью», Елена Степановна долго приходила в себя. Ее бросало то в жар, то в холод, то вдруг хотелось сесть и ничего не делать. От стресса обычно помогал Афанасий, который позволял себя гладить и чесать до полного умиротворения, но кот куда-то запропастился.
Чтобы взбодриться, она решила почитать что-нибудь из старого и доброго. Классику, например. Да хотя бы Чехова!
Елена Степановна с трудом вытащила из тесных рядов «Толстого и тонкого». У нее самой была когда-то такая, она по ней читать училась, у бабушки. И, поскольку книжек у Лениной бабушки было совсем немного, «Толстого и тонкого» Леночка перечитала раз пятьсот и в детстве могла цитировать с любого места.
«Интересно, — подумала она, — сейчас получится?»
Елена Степановна открыла наугад и прочитала:
«— А Гоголя?
— Гоголя? Гм!.. Гоголя… Нет, не читал!
— Иван Матвеевич! И вам не совестно? Ай, ай! Такой хороший вы малый, так много в вас оригинального, и вдруг… Даже Гоголя не читали! Извольте прочесть!»[7]
Елена Степановна нахмурилась. Она вообще не помнила такого текста в любимой книжке своего детства. То ли из головы вылетел, то ли издание другое. Она еще раз, уже внимательно, рассмотрела обложку. Лица Толстого и Тонкого из-за множества наложенных на них скотчевых заплаток казались сморщенными в какой-то мучительной гримасе. Как будто силились что-то сказать — и не могли.
«Что же книга хочет мне сообщить? — Елена Степановна потерла лоб. — Чехов советует читать Гоголя… Классик за классика. Чтобы я больше читала классику?»
Лица на обложке свело, как от уксуса.
«Или другие должны читать классику? Или что-то конкретно про Гоголя?»
Она подняла глаза, разыскивая на полках собрание сочинений Николая Васильевича. Где-то оно было. В четырнадцати томах… Ага! Вон они! Тоже почему-то в самом углу.
Она механически пересчитала корешки, цифры на которых затерлись от времени… Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать… Елена Степановна вздрогнула — ведь точно было четырнадцать. Откуда взялся пятнадцатый? Что там может быть, в этом пятнадцатом?
Или показалось?
Она снова пересчитала — четырнадцать. Елена Степановна с облегчением вернулась за стол, но верхняя полка то и дело притягивала взгляд. Библиотекарь переборола свою неприязнь к практикантке и как можно небрежнее попросила:
— Кира! Будьте любезны, пересчитайте, сколько томов в собрании сочинений Гоголя?
— Четырнадцать! — тут же ответила Кира, которая была занята важным делом: смывала светящуюся краску со стен.
— А вы все-таки проверьте!
Кира удивленно отложила тряпку и направилась к полкам. Елена Степановна напряглась, прислушиваясь.
— Десять, одиннадцать, — донесся до нее голос помощницы, — двенадцать, тринадцать, четырнадцать… пятнадцать!
Сердце Елены Степановны ухнуло куда-то в желудок. Она не выдержала и несолидным полубегом бросилась к Кире.
К ее ужасу, та уже держала в руках томик с числом 15 на обложке.
— Ничего себе! — у Киры глаза полезли на лоб. — Это же… второй том «Мертвых душ»!
Елене Степановне стало мучительно страшно.
— Вы перепутали! — заявила заведующая библиотекой, отняла книгу, но заглядывать на страницы не стала, сразу захлопнула и вернула в строй собратьев.
— Да не перепутала я! — Кира горела энтузиазмом. — Это точно второй том! Мы его вчера вызвали — он и появился! Вы сами посмотрите!
Кира протянула руку к собранию сочинений Гоголя и удивленно отдернула ее.
— Четырнадцать, — пораженно прошептала она. — Четырнадцать…
— Вот видите! — Елена Степановна потащила Киру за руку. — Померещилось!
Кира еще пару раз успела обернуться через плечо — ровный строй гоголевских томов заканчивался четырнадцатым.
— Жаль, — вздохнула она, — это же второй том! Уникальная ценность! Если бы удалось его найти… да за эту книжку дрались бы!
— Да-да-да, — нервно подтвердила Елена Степановна, — Но вы ведь стенку мыли? Давайте я вам помогу! И вот Ник поможет, да?
Ник, который по обыкновению притаился между стеллажами, кивнул не сразу. Он продолжал смотреть на полку с собранием сочинений Гоголя.
…На следующее утро он пришел в библиотеку первым. Пока Елена Степановна мелкими глоточками вливала в себя фирменный чай, Ник, озираясь, подошел к таинственной полке.
Пересчитал тома Гоголя.
Зажмурился.
Снова пересчитал.
Довольно усмехнулся и вытянул на свет божий пятнадцатый том. У него был знакомый, который согласился за пятьсот рублей отсканировать и оцифровать книгу. Пятьсот рублей пришлось воровать у мамы, но Ник утешал себя тем, что скоро он продаст уникальный текст за большие бабки и тогда не только вернет украденное, но и завалит маму деньгами.
Междуглавие 7
Нет такого слова!
— Что он собирается с ними делать? — спросил первый том Мертвых душ.
— От-ска-ни-ро-вать, — объяснил Маленький принц.
— А что это? — встревожился первый том.
— Нет такого слова, — гордо заявил Энциклопедический словарь 1979 года издания.
— Нет такого слова, — не менее гордо сообщил тридцать первый том Большой советской энциклопедии, изданный в 1955 году.
— Да не волнуйтесь вы, — встрял в разговор Ильф-и-Петров, просвещенный компьютерным самоучителем, — это значит, что он собирается перевести их в электронный вид.
И Словарь, и Энциклопедия попытались испепелить выскочку взглядом.
— Зачем? — спросил Маленький принц. — А что это? А это не больно?
— Насчет больно — не знаю, — улыбнулся Ильф-и-Петров. — А зачем… может, он хочет выложить их в интернет?
Словарь и Энциклопедия демонстративно отвернулись.
— Нет такого слова, — прошипели они друг другу.
— Это все сленг! — уверенно сказал Словарь, смягчая букву «л».
— И хорошо, если приличный! — возмутилась Энциклопедия.
— Элементарные слова пишут с ошибками, а выдумывают себе новые. Загубят наш исконный, наш русский язык! — всплеснул страницами том с рожью на обложке.
Казалось, что рожь от возмущения заколыхалась.
— Послушайте, — нахмурился первый том, — меня очень беспокоит этическая сторона вопроса. Дело в том, что Николай Васильевич сжег эту книгу. И мне кажется, что в данном случае его воля — закон. Мы не должны допустить интернета…
— Нет такого слова! — возмутились хором Энциклопедия и Словарь. — Следите за своим языком! Вы в приличном месте находитесь!
— Но я не об этом! — возмутился первый том. — Сейчас речь не о словах, а о том, что нельзя допустить, чтобы эту книгу отсканировали!
7
Антон Чехов. Иван Матвеевич.