Принц шутов

— Так вот, этот мальчик. У нас будут неприятности, если я его немножко проучу? Раз уж ты знаешь все, что надо знать об Анкрате.

— Ну-у, отец сына не любит. Я это точно знаю.

— Уже легче.

Я достаточно расслабился, чтобы опуститься в кресло.

— И я знаю, что ты храбрый человек, Ял, и герой войны…

— Да…

— Но я бы не был так уверен, что надрать уши этому принцу Йоргу — хорошая идея. Ты вчера видел его в «Ангеле»?

— В «Ангеле»? О ком ты говоришь?

— В «Падающем ангеле». Я знаю, что ты был занят другим, но, должно быть, все же заметил, что там торчала вся его банда. Братья.

— Чего?

Я попытался встать, но стул крепко держал меня.

— Принц был там, знаешь? В углу, с сэром Макином.

— Боже!

Я вспомнил его глаза.

— И трахал Салли в комнате по соседству с твоей. Было слышно. Милая девушка, из Тоттена, что к югу от Лура.

— Боже правый!

Я-то думал, что спутнику Макина как минимум лет восемнадцать. И ростом он не меньше ста восьмидесяти.

— И разумеется, ты знаешь, что заставило его снова уехать так скоро после возвращения в Высокий замок?

— Напомни.

Я думал, смертельная вражда с повелителем сновидений может кого угодно отправить в длительное путешествие.

— Он убил лучшего бойца короля, капитана гвардии сэра Галена. Это по нему носит траур сестра Сарет.

— Хочешь сказать, он ему не мед отравил?

— Поединок.

— Уезжаем, — сказал я уже из коридора.

20

Ни у кого не было приказа арестовать заезжего принца, прогуливающегося по городу верхом, прежде чем явиться ко двору. Мы забрали Рона и Слейпнир и поскакали в Крат. И дальше. Ехать было страшно неудобно, и я постоянно ерзал в седле, подыскивая более удобное положение и проклиная всех скорронцев, особенно их треклятых женщин.

— И у обеих глаза слишком близко посажены… И вообще, мне никогда не нравились рыжие, и, уверен, та, что помоложе…

— В ней что-то есть, в этой Катрин, — перебил меня Снорри. — Думаю, что она далеко пойдет и многое совершит. По ней видно.

— Если она тебе так приглянулась, надо было к ней подъехать. — Боль заставляла меня злить его, чтобы хоть так отвлечься. — Может, она как раз любит пожестче.

Снорри пожал плечами и покрутился в седле, когда мы выехали на дорогу, ведущую в Рим.

— Она еще ребенок, а я женатый человек.

— Семнадцать-то ей точно есть. И я думал, что вы, викинги, живете по корабельным законам.

— По корабельным законам?

Снорри поднял бровь. Город Крат теперь казался просто пятнышком в воздухе.

— В том смысле, что на корабле нет законов.

— Ха! — Он чуть прищурился. — Мы такие же люди, как все. Кто-то хороший, кто-то плохой. По большей части — ни то ни другое.

Я присвистнул.

— А сколько тебе вообще лет, Снорри?

— Тридцать. Наверно.

— Тридцать! Когда мне будет тридцать, надеюсь, я не перестану радоваться жизни.

Он снова пожал плечами и чуть улыбнулся. Снорри толком не обиделся. Что вообще-то хорошо.

— Там, куда мы едем, дожить до тридцати — уже непростая задача.

— Есть хоть что-нибудь хорошее на этом Севере? Ну, хоть что-нибудь? Что-то такое, чего я не могу найти в теплых краях?

— Снег.

— Снег — это плохо. Это просто холодная вода, которая сошла с ума.

— Горы. Горы красивые.

— Горы — это неудобные куски камня, которые мешаются на дороге. И потом, если уж горы, то пусть это будут Аупы, что у меня на родине.

Мы с минуту скакали молча. Движение на дороге стало менее оживленным, но на длинных прямых отрезках все еще попадались повозки, всадники и даже пешие путники.

— Моя семья, — сказал он.

И хоть я и не претендую на мудрость, мне хватило ума промолчать в ответ на это.

Лето, запоздало приветствовавшее нас в Анкрате, сошло на нет по мере продвижения на север. В городке Хофф, среди готовых к жатве полей, в день, уже очень похожий на осенний, Снорри повел нас на восток от дороги на Рим.

— Мы могли бы сесть на корабль в порту Конахт, — сказал я.

— Людей истинного Севера в Конахте не любят, — ответил Снорри. — Мы слишком часто наносили им визиты.

Он погнал Слейпнир по неухоженной заросшей тропе, ведущей на восток, к горам северного Геллета.

— Думаешь, тертанцы лучше?

— Ну не то чтобы лучше, — признал норсиец, — но в Маладоне нас примут несколько теплее.

— Их вы реже навещали?

— Мы там останавливались. В Маладоне наймем корабль. У меня там родня.

— Хорошо бы, а то тащиться дальше на восток не хочется. — К востоку от Маладона был Ошим, а туда никто не ездил. В Ошиме Зодчие некогда соорудили колесо, и с тех пор любая сказка, после которой снятся кошмары, начинается: «В стародавние времена, неподалеку от Ошимского колеса…»

Снорри кивнул с серьезным видом.

— Маладон. Сядем на корабль в Маладоне.

Горы перебросили нас через осень прямо в зиму. Скверные были времена, хоть мы и закупились в Хоффе теплой одеждой и провизией. Я платил, торгуясь больше, чем обычно, так как понимал, что кусочки серебра могли вымостить мой путь домой, в теплый Вермильон.

Среди геллетских гор мне страшно не хватало той роскоши, которую мы едва вкусили в ту единственную ночь в Высоком замке. Даже вонючие койки «Падающего ангела» были сущим раем по сравнению с ночлегом на голых скалах под пронизывающим ветром на склоне какой-то безымянной горы. Я предложил Снорри более долгий, но менее трудоемкий путь через Красный замок. Мерл Геллетар, тамошний герцог, был племянником моей бабки и из долга перед семьей помог бы нам.

— Нет.

— Какого черта?

— Слишком далеко в объезд.

Снорри раздраженно бормотал — для него это было необычно.

— Это не причина.

Он всегда сердился, когда врал.

— Нет.

Я подождал.

— Аслауг предупреждала, что туда нельзя.

— Аслауг? Разве Локи не называют отцом лжи? А она его дочь… — Я помолчал, думая, что Снорри сейчас начнет это отрицать. — Значит, тогда она… ложь?

— В этот раз я ей верю.

— Гммм.

Мне не понравилось, как это прозвучало. Когда ваш единственный попутчик — псих под два метра ростом, да еще и с топором, узнать, что он почти поверил в демона, нашептывающего ему в ухо на закате, — не то, что может поспособствовать крепости ваших нервов. В любом случае спорить я не стал. Баракель говорил мне с утра ровно то же самое. Возможно, когда ангел опять зашепчет мне на рассвете, я ему поверю.

Той ночью я видел во сне Сейджеса, кротко улыбающегося про себя, глядя на доску, по которой двигали меня — с белого квадрата на черный, с черного на белый, из тьмы на свет… Снорри был рядом, его тоже двигали, и все вокруг нас были фигурами в тени, перемещающимися согласно хитроумному замыслу. Серая рука толкала пешки вперед. Я почувствовал прикосновение Молчаливой Сестры и шагнул с черной клетки на белую. За ней высилась другая тень, много выше, глубокого алого цвета, — Красная Королева вела самую долгую игру. Мертвая черная рука потянулась через всю доску, высоко над ней — другая, полночно-синего цвета, что вела ее и направляла, — я почти видел нити. Вместе Синяя Госпожа и Мертвый Король передвинули коня, и без предупреждения передо мной встал нерожденный — лишь простая белая фарфоровая маска скрывала его ужасный облик, дабы уберечь мой здравый рассудок. Я проснулся с воплем и уже не заснул до рассвета.

В Тертанах мы держались особняком, избегая постоялых дворов и городов, спали под живыми изгородями, пили из рек, которых там более чем достаточно, — они делили местность на бесконечные полосы.

На границе Восточного и Западного Тертана лежит сосновый лес под названием Гофау, огромный, темный, угрожающий.

— Мы могли бы просто ехать по дороге, — сказал я.

— Лучше пересечь границу незаметно. — Снорри окинул взглядом опушку. — Тертанские гвардейцы с легкостью упекут нас на месяц в тюрьму, да еще и отберут все ценности в уплату за это удовольствие.