Страница 59 из 135
Клэйтон обернулся.
Подошел второй Негр, одетый точно так же, как и первый. Вдалеке, у входа, Негр-карлик в форме парикмахера запирал ворота на цепь.
И тут уж у Клэйтона выступил пот. Он повернулся к первому Негру: интересно, закрыты ли уже остальные выходы из парка? И кто за это отвечает? Это хэллоуинский розыгрыш? Да наверняка. И волноваться-то все равно не о чем, поскольку поведенческие стабилизаторы Слуг запрещают даже самое малое безобразие. И сделать ему что-то плохое они, разумеется, не смогут, и если он просто пойдет дальше…
Янтарсон Чайнег, вспомнил он.
Первый Негр погремел карандашами в стаканчике.
— Вот дерьмо, — сказал Клэйтон и почувствовал укол. Еле заметный, в правую лопатку, но воздействие было такое, словно ему в голову залили ведро «Банкирского праздника».
Он беспомощно опустился на колени, усиленно моргая. Услышал голос Негра:
— О, Ватаман, снова в яблочко.
И ответ:
— Ну, Энди, я ж тренироваюсь.
Клэйтон застонал. Все уже собрались вокруг него, шарили по карманам; сопротивляться он был не в силах. Послышался еще один голос — казалось, что он принадлежит белому человеку, к тому же — знакомому; он раздавал приказы:
— Амос, проверь, ты точно взял все бумажки? Ценности. Ключи. Я немедленно блокирую все кредитные линии. Коротышка! Тащи косметику. Ватаман, тащи степлер для языка.
Собрав все силы, Клэйтон поднял голову и сфокусировал взгляд. Над ним стоял белый мужчина в безупречном сером костюме.
— Рой?
— Привет, Мэри Солнышко[172], — ответил Рой. У него в руке тоже был жестяной стаканчик с карандашами. — Готов выйти на работу?
— Босс, вот его часы, — сказал Амос, подавая «Ролекс» Клэйтона. Рой посмотрел на него в упор.
— 12:59, — сказал он. — Округлим до часа. Энди, настрой таймер в ошейнике на час дня в четверг. — Рой кивнул Клэйтону. — У тебя тридцать шесть часов, чемпион.
— Что это? — умоляюще выдавил Клэйтон. — Что это?
— Проверка, — ответил Рой и погремел карандашами. — Это проверка.
12
Полагаю, мне никто не скажет, что таких людей, о которых я пишу, не существует. То, что эта книга написана — и опубликована, — мое доказательство того, что они есть.Айн Рэнд, послесловие к «Атлант расправил плечи»
Уинстон вытянулся на койке… О'Брайен смотрел сверху, слабая улыбка кривила ему рот.
— Я вам говорю, Уинстон, метафизика — не ваша сильная сторона. Слово, которое вы пытаетесь вспомнить, — солипсизм…Джордж Оруэлл, «1984»[173]
2023: ПАПА ЗДРАВОГО СМЫСЛА
«Атлант расправил плечи»: броское название на абсолютно белом фоне выделялось среди кричащих карнавальных обложек научной фантастики, с которыми она иногда соседствовала на полке. На первых курсах Джоан Файн, рассматривая книги в магазинах на Гарвард-сквер, не раз брала в руки это выдающееся произведение Айн Рэнд, но, быстренько пролистав 1084 страницы восьмым кеглем, ставила обратно. Ее интриговала сама плотность текста — такой толстой книгой можно размозжить человеку голову, — но Джоан даже не представляла, о чем там говорится. Каждый раз, ставя «Атланта» на место, она клялась про себя, что когда-нибудь ее прочтет — так же, как постоянно обещала себе прочесть и другую толстую книгу, написанную чуваком, который не позволял себя фотографировать. Но если бы не счастливая случайность в виде плотского влечения, может быть, руки до этого у нее так бы и не дошли.
С Арчи Керриганом Джоан познакомилась в 03 году, изучая памятную записку по федеральному нормативу промышленной генной инженерии. Керриган родился в Арканзасе в семье консерваторов — лукавый иконоборец правого крыла, из спортивного интереса больше всего любил обучать глупым фокусам псов Левацкого Божества. Впервые он печально прославился, когда корреспондент гарвардского «Кримсона»[174] обвинил его в «агрессии символов», поскольку он вывесил из окна своей комнаты в общежитии военный флаг Конфедерации. Прогрессивное студенчество быстренько мобилизовалось, дабы выразить негодование и потребовать снять флаг, но были оконфужены, когда в разгар их полуночного бдения проходящий мимо студент-старшекурсник отделения политологии заметил, что у Керригана на самом деле не расистский флаг Конфедерации, а британский «Юнион Джек». Тут как раз оказался фотограф «Нэшнл Ревью» и снял покрасневших и скукожившихся от стыда демонстрантов; корреспондент «Роллинг Стоун» Пи-Джей О'Рурк[175] пару недель спустя тоже присоединился ко всеобщему осмеянию, опубликовав статью под названием «Невежественная элита Пупа Земли: почему студент не отличает пончиков от овсянки». Заподозрив — как-то запоздало, — что их подставили, выступавшие против флага перечитали ту статью в «Кримсоне», которая разожгла в них искру бунта. Подписано было «А.К.».
Одна эта выходка гарантировала Керригану место в самом нижнем кругу Левацкого Ада. Даже если ему там действительно уже грели сковороду, Арчи успешно учился на биохимика и обладал инсайдерской информацией о бизнесе прибыльного генного сплайсинга: дважды на летних каникулах он подрабатывал в «ФеноТехе» — фирме, занимающейся генной инженерией, на которую не так давно подала в суд администрация Бостона за серьезную преступную халатность. И Джоан решила, что он станет прекрасным источником дополнительных сведений — или адвокатом дьявола — для ее исследования. Но в тот день, когда она пошла к нему, коридор был битком набит сердитыми тетками, распевающими «Мы преодолеем».
— В каком богохульстве он повинен теперь? — поинтересовалась Джоан.
— Андреа Дворкин[176], — сказала ей главная запевала. — Керриган накатал жалобу, чтобы помешать ей выступить на следующей неделе перед студентами, и говорят, что он угрожает сделать то же самое, если в декабре захочет приехать Элис Уокер[177].
— А что за жалоба? Как он может помешать кому-то выступать в университете?
— Потому что в прошлый четверг на закрытом совещании Исполнительного студенческого совета узаконили новое Предписание по чуткости при ведении дебатов, — вступил второй голос, — которое запрещает студенческим организациям принимать докладчиков, чье присутствие может породить ощутимую атмосферу неприязни по отношению к какой-либо расе или полу, людям с особой физиологией и сексуальной ориентацией или любой другой притесняемой категории.
— Керриган, — сказала третья певица, — заявляет, что появление Дворкин гарантирует недружелюбную атмосферу для белых мужчин-гетеросексуалов.
— А что за гений вообще придумал это Предписание по чуткости? — спросила Джоан.
— Я, — ответила запевала. — Это важный шаг в развитии прогрессивного общества, но выпад Керригана — диверсия по отношению к предназначению Предписания.
— Ну что ж, — ответила Джоан, — каковы бы там ни были намерения, если вы этот ужас предписали, то, говоря строго, поступок Керригана правомерен. Андреа Дворкин и правда создает атмосферу неприязни по отношению к белым мужчинам-гетеросексуалам; отчасти именно поэтому она так интересна. Но, разумеется, если какой-нибудь мужчина прочитает ее эссе о зашивании пенисов как акте самосуда, у него может сложиться иное представление…
— Но первоначальной целью Предписания было защитить толерантность, поддержав студентов из притесняемых групп. Белых мужчин не притесняют.
— Но если сделать их единственной группой, которой нельзя сопротивляться вражеским нападкам, то они как раз и остаются притесненными.
— Слушай, — сказала запевала, — ты, похоже, просто не понимаешь. Если любая группа сможет запретить любое выступление, увидев в нем угрозу, даже когда выступающий прав, то вскоре вообще никаких выступлений не будет. Такая неразборчивость сводит смысл Предписания на нет.
— Может, даже придется его аннулировать, — сказала вторая девушка.