Страница 40 из 135
На столе в гостиной лежал новый номер «Межгорода». Он был настолько близок к произведению искусства, насколько это возможно для газеты. Восприняв крах «Голоса Деревни»[123] на рубеже тысячелетия как знак, Лекса решила, что новая еженедельная газета, нацеленная на простого читателя с улицы, не даст ей того влияния, к которому она стремилась; так что она постаралась переманить журналистов и редакторов из других уважаемых изданий. Газета версталась на компьютере, потом «Межгород» набирался вручную на Электрогутенберге[124], и в результате шрифт и фотографии выглядели словно настоящая ручная печать. И бумага отличалась особой текстурой — она была грубой, толстой и тяжелой, как сама история. А тексты «Межгорода» больше чем соответствовали виду газеты. Хотя не все сюжеты, раскопанные Лексой, подхватывали в «Таймс», такое все же случалось частенько, так что ей то и дело звонили и просили раскрыть источники информации. Ходили даже слухи, что старший редактор «Вашингтон Пост» жевал кусочки шапки «Межгорода» как афродизиак, что на самом деле не так странно, как поначалу кажется. «Межгород» был съедобен: если положить клочок страницы на язык, можно было почувствовать легкий медовый вкус, а типографская краска изготовлялась из редких специй.
— Эгей, — сказала Лекса, зайдя в ванную. Эллен сидела в ванне вместе с Раби; ветрянка у девочки уже начала спадать.
Раби ухмыльнулась:
— Прошлой ночью ты очень шумела, — сказала она.
— Ты тоже когда-нибудь так будешь, — уверила ее Лекса. — У тебя мои голосовые связки. — Она поцеловала Эллен и втиснулась к ним в ванну, рассчитанную на высокого и крупного смотрителя, и даже кофе не пролила. — Что в Ди-Си?
— Скукотень, — ответила Эллен. Взяв мочалку, она принялась натирать Лексе спину. — Если тебе показалось, что все кандидаты от демократической партии одинаковые, то рекомендую послушать усеченные речи республиканцев. Самое интересное пока относится к сенатору Янг — и то оно не имеет отношения к ее политической позиции. ФБР проверило ее биографию, и оказалось, что у нее три лишних мужа, о которых она никому не рассказала. «Си-эн-эн» сегодня сделает экстренный выпуск, но сенатор хочет дать тебе интервью для следующего «Межгорода». До нее откуда-то доползли слухи, что ты можешь проникнуться ее положением.
— Хм-м, — сказала Лекса. — А каков протокол, если ее выберут? Все они записаны как Первые Супруги или ей надо их классифицировать?
— Кажется, она выдвигает классификацию на рассмотрение, — ответила Элен, — а потом в Сенате каждый муж будет слушаться и по утверждению каждого пройдет голосование.
— Слушание по вопросу супружеского ранга в Исполнительном Гареме. Вот это, я понимаю, тема.
— Да, в следующем столетии — возможно, — засмеялась Эллен. — А где сейчас Серафина? Она вроде вчера вечером вышла?
— Она — свободный дух, — сказала Раби.
— Вот как? — переспросила Эллен. Она продолжала тереть спину Лексе. — Снова бесценные произведения искусства?
— Нет, — ответила Лекса. — Микрочипы. В прошлом месяце Моррис вытащил секретный файл по правительственным разработкам искусственного интеллекта и решил, что хочет нагреть на этом руки. Поэтому хакнул и подделал заказы на поставку, чтобы перехватить прототипы железок, которые доставят на вокзал Гранд-Сентрал. У агентов ФБР там почтовые ящики для самых тайных агентов. Моррис, Серафина и Двадцать Девять Названий утром отправились за чипами.
— Моррис выдает себя за федерала?
— За агента контрразведки. — Лекса откинула голову, чтобы Эллен потерла шею спереди. — У меня такое чувство, что мы об этом узнаем из выпуска новостей.
МОРРИС ПОЛУЧАЕТ ПОЧТУ, А МАКСВЕЛЛ ЧТО-ТО ПОЧУВСТВОВАЛ
На Гранд-Сентрал он появился с видом сумасшедшего раввина, который порылся в гардеробе Панчо Вильи[125], а потом еще и ограбил бомжиху. Маскировка настолько бросалась в глаза — у него буквально на лбу было написано «террорист-растяпа», — что федералы, ожидавшие его в засаде, просто не могли поверить собственным глазам. Оправившись от шока, они заржали. Вот это было ошибкой.
Великий вокзал светился золотом в лучах солнца — импортированных, но тем не менее настоящих: их доставлял блок перископов, поднятых над крышей на сотни футов. Перископы постоянно реагировали на изменение положения солнца, передавая похищенные лучи вниз, во мрак вокзала, где они рассеивались под перевернутой синей чашей. Ночами перископы отдыхали, а в чаше появлялись звезды — голографические созвездия, скопированные с неба. Эти и другие выкрутасы обошлись Гарри Ганту в целое состояние, хотя, как обычно, стоимость его интересовала меньше, чем результат. Как и многие нью-йоркцы, родившиеся слишком поздно и не заставшие расцвета Гранд-Сентрала, Гант очень жалел об этом упущении, и успех «транзитных молний» был лишь поводом перестроить обветшавший вокзал полностью. Взяв на себя самую интересную часть модернизации, все финансовые заботы он возложил на Клэйтона Брайса, а Ванну Доминго попросил заняться «инженерной психологией» — то есть переместить куда-нибудь ветеранов и прочих бродяг, что бомжевали на Гранд-Сентрале. В конце концов, Ванна не так давно была одной из них, так что должна знать, как с ними лучше разобраться.
Она справилась. Холодной осенней ночью 2018 года служба безопасности прочесала тоннели, коридоры и открытые площадки вокзала, будя всех, кто там ютился. Охрана предлагала бесплатные жетоны на метро, чтобы они убрались, и использовала силу только в крайнем случае, но отказов не принимала: на вокзале Гранд-Сентрал больше не было места безбилетным бездельникам. В качестве альтернативы ночевать предлагали на Пенсильванском вокзале, дома у «Амтрэка», конкурента Ганта, быстро шедшего ко дну, хотя на самом деле на «Пенсильвании» и от своих поселенцев было не продохнуть. К утру давка там возросла вдвое; к 2019 году «Амтрэк» прекратил существование, а пригородные поезда «Пути»[126] и Лонг-Айлендской железной дороги умоляли разрешить им прибытие на Гранд-Сентрал, который снова стал считаться истинной жемчужиной. Служба безопасности Ванны Доминго, прозванная «Ротой приятного путешествия», посвящала этому все свои силы.
Именно поэтому, даже если бы Моррис Каценштейн не знал, что идет в ловушку, он был бы осторожен. Он хорошо осознавал, как выглядит в этом поношенном серапе, фетровом сомбреро, «ливайсах» и ковбойских сапогах, с грязными хозяйственными сумками в обеих руках, с густой черной бородой и черными кудрями, закрывающими лицо. В обычный день «приятнопутники» накинулись бы на него в мгновение ока, желая выяснить, не нужна ли ему «помощь», — но не сегодня: сегодня агенты ФБР велели им сидеть в стороне и не трогать бродяг и нищих, пока не произведут арест. Охранники на дверях вытаращились на Морриса, но пропустили.
Они и Максвелла-танкиста пропустили — того утром выперли из библиотеки, когда заметили, что он прячет том «Британской энциклопедии» на слова «Рубикон — Стакан шрапнельный» в горшок с папоротником. Чисто случайно он протопал в нескольких шагах позади Морриса, и наблюдатели ФБР обратили на него внимание, решив, что он может оказаться сообщником; но Максвелл последовал не за евреем-пиратом, а к газетному киоску, потому как заметил там клочок обнаженной натуры.
Моррис же тем временем прошел под пустой звездной чашей, где на длинных скамьях вежливые, чистые пассажиры с билетами ожидали, когда объявят их поезда, и направился к окошку почтового отделения, расположенному в северо-восточном углу. Пара снайперов-ФБРовцев, висевших на ремнях безопасности, которые проходили по внутреннему ободу чаши, держали Морриса на мушке, готовые снять его, если он сделает хоть какой-нибудь шаг, угрожающий гражданам. Он не сделал. Моррис подошел прямо к окошку, где его поприветствовал агент Подразделения анти-антиамериканской деятельности Эрнест Г. Фогельзанг во взятой напрокат почтовой униформе.
— Я могу вам помочь? — осведомился Фогельзанг.