Невеста с миллионами

Ночь он провел беспокойно, почти не сомкнув глаз, и наутро все еще был возбужден, но рассуждал совершенно трезво. Однако ясность мысли не приносила желанного успокоения. Он всегда мыслил слишком здраво, чтобы впадать в какие-либо заблуждения. Единственным исключением из этого правила была его собственная персона, которую он переоценивал. Во всех прочих делах он поступал именно так, как подсказывал ему бесстрастный, расчетливый разум. Он еще раз спросил самого себя, действительно ли его ввел в заблуждение некий обман чувств, и пришел к выводу, что ничего подобного быть не могло. Ведь у него никогда прежде не было таких явлений, он никогда раньше не страдал каким-либо расстройством психики, хотя бы отдаленно напоминающим галлюцинации или видения, что замечалось за некоторыми его знакомыми. Должно быть, он и в самом деле что-то видел. Весь вопрос в том, что же это все-таки было, и в первую очередь ему предстояло выяснить истину. Он больше не сомневался, что ему хотели показать кого-то, выдав этого человека за Ричарда. Но чья это затея? Не приложил ли к этому руку и мистер Бюхтинг?

Если бы Ральф знал, как Дантес собирался покарать его, он испугался бы ужасной правды, входившей в расчеты миссионера, и быстроты, с какой эта кара стала настигать его. Он не мог ни о чем больше думать, только о том, как обезвредить этого Дантеса. Ради достижения этой цели он отложил даже свои планы в отношении Элизы. Образ, увиденный им в тот памятный вечер, неотступно стоял у него перед глазами, и, несмотря на все попытки придать своим мыслям иное направление, он неизменно возвращался к этому предмету. Ральф сгорал от нетерпения уничтожить старика миссионера. Не оставляли его в покое и планы завоевания Элизы, пусть даже вопреки ее желанию. Дела совершенно перестали его интересовать, и, как ни противился он на первых порах соблазну забыться и хотя бы на время обрести покой за бутылкой спиртного, все же одурманивающий яд алкоголя постепенно поработил его целиком, заставив уподобиться Стонтону, который был большим любителем горячительных напитков, и Буту, также отдававшему им должное.

Ральф решил начать действовать в тот же день. Оставшись в конторе наедине с мистером Эвереттом, он завел разговор о вчерашнем празднике, на котором присутствовал в качестве зрителя и банкир. Неожиданно Ральф спросил:

— Вы не знаете, дядя, что стало с мистером Дантесом?

Мистер Эверетт немного смутился, но не подал и виду. За последнее время он привык к тайне, и постоянные напоминания Дантеса о том, что любое нарушение этой тайны может стоить Ричарду жизни, принесли желаемые плоды.

— Говорят, этот удивительный человек — в Нью-Йорке, но скрывается от всех. Возможно, он опять добивается своей цели, о которой никто не должен знать.

— Однако же с мистером Бюхтингом он наверняка говорил, — заметил Ральф.

— Очень может быть, — согласился мистер Эверетт. — Но тот мне ничего не сказал, а на всем том, что намеревается делать мистер Дантес, лежит покров тайны, который я никогда не осмелюсь приподнять, хотя бы только потому, что совать нос в замыслы достойных людей — не мое дело.

— А не может скрываться под видом загадочной личности самый заурядный мошенник и авантюрист? — спросил Ральф. — Люди вроде Калиостро и Сен-Жермена тоже рядились в непроницаемые покровы тайны…

Мистер Эверетт не дал ему договорить.

— К мистеру Дантесу это не относится! — вскричал он. — Те, о ком вы упоминаете, действовали для собственной выгоды, Дантес же ничего для себя не требует. Нет, нет и еще раз нет — все, что делает этот человек, несет на себе печать чистоты, благородства, бескорыстия… Впрочем, что говорить о нем, дорогой Ральф, ты все равно его не знаешь.

— Но я слышал, временами у него появляются навязчивые идеи, — сказал Ральф, решив воспользоваться удобным моментом. — В этом меня уверяли люди, с суждениями которых я очень считаюсь.

— В таком случае эти навязчивые идеи касаются наверняка самых возвышенных, самых святых вещей! — с улыбкой ответил мистер Эверетт. — Остается только пожелать, чтобы как можно больше людей страдало подобными навязчивыми идеями!

Ральф почувствовал, что пора прекращать разговор. По крайней мере он отважился слегка пощипать этого Дантеса, кумира своих друзей, и собирался при случае вернуться к этой теме. Так или иначе, ему стало ясно, что мистер Эверетт не знает про обвинения против него, Ральфа, — знай он о них, он безоговорочно бы в них поверил. Петтоу понял это по состоявшемуся между ними разговору. Вскоре он снова отправился к полицейскому чиновнику, которому посулил значительную сумму в случае обнаружения миссионера. Но служащему пока ничего не удалось узнать.

К вечеру Ральф решил навестить Джорджиану, которую не видел уже несколько дней. Связь с ней стала ему в тягость. Напрасно здравый смысл подсказывал ему, что он поступит разумно, если женится на красавице вдове с ее двумя миллионами и отправится с ней за границу. Он не хотел слышать доводов разума. Его судьба решена. Ни одна женщина не была для него столь желанна, как Элиза. Он, правда, все еще не знал, как отделается от Джорджианы. В конце концов, проще всего было бы сказать ей однажды, что у него есть давние обязательства и он не может жениться на ней. Пусть тогда делает, что хочет: теперь он может ее не опасаться. Даже если она отправится к Элизе с жалобами на его коварство, разве это в конечном счете не побудит мисс Бюхтинг полюбить того, кто ради нее отверг такую красавицу? Ральф был уверен, что всякой женщине присуще тщеславие.

Придя к Джорджиане, он нашел ее совершенно такой же, как всегда, правда, она была задумчивее обыкновенного. Он поболтал с ней о празднике, который был устроен вчера, и пожалел, что ее там не было. Ведь помимо траура по умершему супругу ее появлению в доме Бюхтингов препятствовало недостаточное знакомство с этой семьей, посетовал Ральф. Джорджиана спокойно и с напускным участием выслушала все, что поведал ее возлюбленный. Она заметила, что он очень утомлен, выглядит далеко не лучшим образом, и сказала ему о своих впечатлениях. Он сознался, что чувствует себя не вполне здоровым. Между тем день близился к концу и в комнате стало довольно темно. Ральф собрался уходить, но, когда уже поднялся со своего места, Джорджиана неожиданно обняла его и прошептала на ухо несколько слов, будто до последнего момента сомневалась, стоит ли говорить ему об этом.

У Ральфа вырвался возглас удивления, к которому примешивались и страх, и досада…

— Наконец-то исполнилось самое большое мое желание! — продолжала шептать Джорджиана, не выпуская Ральфа из своих объятий. — Мне предстоит изведать самое большое счастье, какое только существует на свете! Теперь ты сам понимаешь, Ральф, что нам не придется ожидать даже окончания года траура. Пусть тайно, но мы должны повенчаться. Наш ребенок должен появиться на свет в законном браке.

Ральф не сказал ни слова. То, что он узнал, просто ошеломило его. Ведь он считал, что может порвать с Джорджианой в любой момент, который покажется ему подходящим. А теперь на него навалилось еще и это препятствие.

— А ты уверена? — едва слышно спросил он.

— С сегодняшнего дня совершенно уверена, мой дорогой! — прошептала Джорджиана.

— В таком случае ты права… хотя… тайное венчание не отвечает моему желанию… моим планам! — признался Ральф. — Что скажут в обществе, когда узнают, что вскоре после смерти Блэкбелла мы тайком обвенчались?

— Сейчас главное — ребенок, Ральф! — возразила Джорджиана. — Представь себе, он вырастет и сопоставит день своего рождения и нашего венчания…

— Это мало что меняет! — прервал ее Ральф довольно резко. — Впрочем, как хочешь. Я предлагаю тебе уехать в Англию. Я отправлюсь следом, и там мы обвенчаемся. А здесь все может легко выплыть наружу.

— Если ты готов ехать со мной, я согласна — но одна ни за что не поеду! — решительно заявила Джорджиана. — С тех пор как я узнала то, что знаю теперь, я стала дрожать за твою жизнь — не ради себя, ради ребенка. Как только подумаю, что он может появиться на свет без отца…