Дом для внука

Идеал стоял мордой к проходу, и Ким не удержался, просунул руку в решетчатую загородку, потрепал быка, похлопал по косматой, как.у бизона, крутой шее. Строгий Идеал от неожиданности мыкнул, как теленок, и поднял морду, удивившись такой непозволительной дерзости. Ким почесал у него под горлом:

— Идеал ты коровий!.. Идеальчик... Идеалист... Бык вытянул шею в блаженной приятности, потянулся мордой к нему.

— Отойдите! — испуганно крикнула зоотехник Вера Анатольевна, появляясь из тамбура. — Он же разнесет сейчас... — И пораженно смолкла, увидев, как грозный Идеал лизнул руку корреспонденту.

Ким обернулся, оглядел ее всю, от кожаных, на меху, сапожек и укороченной, по моде, цигейковой шубки до закутаной в белый пуховый платок головки с румяными от мороза щеками и большими глазами, увеличенными оптикой.

— Не тревожьтесь, — сказал усмешливо. — Животные меня любят.

— Я не за вас боюсь — за изгородь. Весь станок изломает. — Она почему-то сердилась на бесцеремонность, в отличие от Идеала.

— Напрасно вы так безжалостны к молодому мужчине. Меня любят не только животные, но еще дети и женщины. Представляете, какая будет потеря!

— Невообразимо. — Она едва взглянула на него и пошла по проходу в глубь коровника, чувствуя, что этот не страдающий скромностью газетчик идет следом и продолжает разглядывать ее с прежней бесцеремонностью.

Сколько хороших баб по градам и весям, думал Ким, сколько неиспользованных возможностей! Как я ее проглядел, новенькая, что ли? Такие роскошные бедра угадываются под шубкой! И тут же почувствовал сбоку косо полоснувший по нему взгляд доярки, сидящей под коровой. Остановился, смутившись:

— Привет, Зоя, гутен абенд! Скоро кончишь?

Она уже не смотрела на него, проворно работая руками. Белые струи с шипеньем цвикали в подойник, и легкая пена пузырилась и росла в нем взбитой пышной шапкой.

— Ну-ка я тебя щелкну.

— Верочку иди щелкни, рада будет. Вон как она колышется под твоим взглядом.

— Ревнуешь? — Он расстегнул кобуру фотокамеры, подсоединил лампу-вспышку.

— Очень нужно.

— Чуткая ты. Она в самом деле мне понравилась. Ну, скоро? Заканчивай, оставь на завтра.

Зоя встала, поправила тыльной стороной ладони золотистые волосы, вылезшие из-под платка, взяла ведро с доверху вспененным молоком, а другой рукой скамеечку, на которой сидела.

— Скамейку брось, руку положи Пестравке на шею и скажи, пусть повернет ко мне голову. — Он присел на одно колено, прицелился: — Ну!

— Сильва, снимают! — сказала Зоя, смеясь. Корова, услышав свое имя, обернулась, и в рамке видоискателя Ким увидел довольную морду с пучком силоса в рту и смеющуюся, обрадованную его приходом Зойку. Слепящий разряд вспышки молниеносно выхватил их из общего ряда, отрезал этот миг и впечатал в чувствительное серебро пленки — чтобы в воскресенье четыре тысячи подписчиков хмелевской округи, получив районную газету, увидели на первой странице эту ладную веселую пару, невольно улыбнулись, покоренные шальной радостью красавицы доярки, и подумали о чем-то нечаянном, молодом, счастливом. А еще через неделю эта фотография встанет на полосу областной комсомольской газеты, ее заметят и перепечатают вместе с подтекстовкой в «Комсомольской правде», а автора назовут художником-документалистом, тонко чувствующим натуру.

Сдвинув фотоамуницию набок, Ким шлепнул Зою по не такому уж мягкому месту, получил в ответ удивленный взгляд и пошел за ней на середину коровника, на приемную площадку, где в окружении белых бидонов сидела тетка Поля, учетчица, с блокнотом в руках. Она следила за молокомером, в который доярки сливали молоко, спрашивала, от какой коровы, записывала, потом молоко переливали в большие бидоны, с ручками на боках, и уносили на сепараторный пункт.

— Добрый вечер, кормилицы! — сказал Ким тетке Поле и двум тоже знакомым дояркам, Ниле

Черновой и старухе Капустиной. Они закрывали очередной полный бидон. — План перевыполнили, а молока нет, мужики самогон пьют. Куда глядите?

— По такому холоду самогонка в самый раз, — отозвалась приветливо сутулая Капустина. А молоденькая солдатка Чернова сверкнула сплошными белыми зубами.

— Садитесь вот на пустой бидон, — пригласила его тетка Поля. — Счас Вера Натольевна придет с сепараторного, доярки соберутся. Выливай, Зойк. — Она подалась к молокомеру, поплавок которого высунул наружу всю мерную планку, обрадовалась: — От Сильвы?! Не сдается наша старушка.

Зоя ушла, а тетка Поля, год назад переведенная из доярок в учетчицы по болезни рук, стала рассказывать, что начало породному совхозному стаду положили Сильва и Идеал (она сказала «Диял»). Одиннадцать лет назад.

Пришла Вера Анатольевна, уже без шубы, в темном халате поверх вязаной белой кофточки, в косынке, прикрывающей светлые вьющиеся волосы, и дала Киму точные сведения о породном составе молочного стада, о приплоде, надоях и жирности молока. Потом собрались доярки, одна за другой заканчивая дойку. Эти не особенно гордились благополучными цифрами. Наперебой стали втолковывать ему, что нагрузка большая, по 16 — 18 коров, из них две-три первотелки да несколько тугих — попробуй-ка выдоить всех вручную два раза в день, а летом так все три. И высоким надоям не обрадуешься. Вон посмотрите, какие руки у тетки Поли, какие пальцы стали. Покажи, тетка Поля, не стесняйся. Видите — как грабли. Это оттого, что в передовых ходила, всех первотелок брала, от тугих не отказывалась, вот это отчего, товарищ корреспондент. Запиши, запиши в свой блокнотик. И еще запиши, что мы по каплям молоко из коровьих титек выжимаем, по струйкам. Это в города оно идет цистернами, машинами, а мы — по струйкам его, по капелькам...

Они сидели, окружив его, на низких своих скамеечках и опрокинутых ведрах, говорила старуха Капустина, ей помогали тетка Поля, Нина Чернова, Дуся Шатунова, Зоя Мытарина и даже Вера Анатольевна включилась, заняв, впрочем, серединную позицию.

— Конечно, физическая нагрузка значительна, — сказала она, — но работать все же легче, чем, например, в колхозе. У нас уже есть автопоилки, действуют подвесные дороги, свет хороший.

— Эдак, эдак, — поддержала тетка Поля. — Прежде-то ничего не было, вилы да лопата, поить к проруби гоняли. За день так навеселишься, чуть ноги доволокешь до дому. Сейчас мо-ожно...

— Если не в текущем, то в будущем году непременно введем механическую дойку, — сказала Вера Анатольевна.

Ким был доволен, что доярок сразу разговорил, хотя за все годы работы не было случая затруднений в этом. Люди почему-то ему доверялись. Одни сразу, едва познакомившись, другим нужно было присмотреться к нему, обнюхаться, третьих он умел разозлить, чтобы они раскрылись. Вопрос времени.

— Молодцы, — сказал он небрежно, — так и запишем. А то расплакались: титьки у них тугие, струйки тонкие!

— Не у нас, а у коров, — сказала под общий смех Зоя.

— Еще один вопрос: как у вас с учебой?

— Все доярки посещают кружок текущей политики.

— Довольны?

— Привыкли, — сказала тетка Поля. — Каждую зиму учимся, интересно. До газет руки не доходят, а придешь в кружок, все новости за неделю тебе расскажут.

— Кто рассказывает?

— А сами. По очереди. Одну неделю Зоя вот читает газеты, другую — Нина, третью — Дуся... Что интересного найдут, потом рассказывают нам. Если пропустят чего, Вера Натольевна дополнит. Она у нас за главную. И непонятное всегда объяснит.

— Зоя у нас учится в вечерней школе, — дополнила Вера Анатольевна. — Отличница. И надои сейчас хорошие: у ней самая сильная группа. Поговорите с ней. Ты сегодня дежурная, Зоя?

— Я.

— И прекрасно. Всего вам доброго. Доярки, собрав свое имущество, ушли вслед

за Верой Анатольевной, а Зоя повела Кима в дежурную комнату, оборудованную в среднем тамбуре, усадила на скрипучий топчан, задернула занавеску на единственном окошке. Ким снял через голову блиц-лампу с камерой, распахнул «молнию» куртки и, улыбаясь, поманил Зою: