Правосудие в Калиновке

— Ты, сука, за это ответишь! — крикнул молодой бандит.

— Все четверо — на колени! — распорядился я, — грабли держать на затылке!

— Баклан, ты сраку свою послезавтра не узнаешь! — взвился молодой бандит.

Я надавил собачку курка. Выстрел ухнул глухо, не громче лопнувшего термоса. Посыпались перья, подушка, которой я воспользовался, оказалась ровесницей госпиталя, ведь сегодня в ходу поролон. Пуля ушла в асбестовую стену, проделав в ней аккуратную дыру, на радость тараканам и паукам. Медсестра со свистом выпустила газы. Доктор Афян повалился на колени, рухнул, будто боксер, пропустивший апперкот в солнечное сплетение или печень. Оба бандита последовали за ним, но не так оперативно, чуть ли не с достоинством.

— А тебе, короста, что, отдельное приглашение требуется?! — прикрикнул я на медсестру. Перевел дух. Сделал шаг вперед. — Афян?! — прорычал я, и он вздрогнул массивной спиной-столешницей. — Слушай внимательно, повторять не стану. Мне нужна женщина, которую вчера тебе продал продажный мусор. Блондинка, около тридцати. Ты ее отдаешь, и я ухожу.

Доктор, хрюкнув, ссутулился, осторожно повернул голову, взглянул на старшего бандита, как я понял, того звали дядей Леней, словно за поддержкой или ища совета.

— Я тебе сейчас пулю в крестец засажу! — пообещал я, чувствуя, что сдержу слово. — Афян?! Перед собой смотри! Может, увидишь, как мозги на стену полетят. А может, и нет. Поэкспериментируем?!

— Она... Она уже не моя… — промямлил Док. При этих его словах иней выпал между моих лопаток, как на траве поутру в ноябре, когда настают первые заморозки.

— Тогда молись, если умеешь, гнида! — выдохнул я преобразившимся голосом.

— Он блефует, Артурчик! — пролаял Обваренный.

— Сначала нога, — предупредил я, крепче прижимая к стволу подушку.

— Она жива! — крикнул доктор. — Жива!!! Пожалуйста, не стреляйте!!!

— Где она?!!

— Тут! В двенадцатой палате…

— Замаж хайло, черножопая образина!! — просипел Обваренный, одновременно оборачиваясь ко мне. Мне следовало срочно что-то делать с этим, как и предполагалось, я оказался не в состоянии углядеть за всеми четверыми. Но, что, ведь никто не учил меня стрелять в людей, пускай даже — вероятных бандитов, которые захватили Ольгу и, пока, не спешили с ней расставаться. Да, на рассвете я, похоже, наломал дров, но там были иные обстоятельства. Я действовал, скорее, на автомате, словно какой-то спецназовец, при этом, совершенно не представляя, откуда у меня взялись соответствующие навыки и такая прыть.

— А ну, замер!! — завопил я Обваренному. Шагнул к нему, решив, самое оптимальное, заставить его лечь, а затем еще и на спину наступить, чтобы пропала охота дергаться. Видел подобный приемчик в исполнении омоновцев в милицейских хрониках, они вечно укладывают задержанных ничком. Видать, знают, что делают. — Лежать! — заорал я, на мгновение, выпустив из поля зрения молодого бандита. А тому только того и требовалось. Правая ладонь гангстера так ловко соскользнула с бритого затылка, что я лишь чудом уловил мимолетное движение. Все внимание было приковано к Обваренному. Молодой терминатор, вероятно, даже успел стиснуть рукоять пистолета, находившегося у него подмышкой. Я упредил его лишь на какой-то миг. Не стал стрелять, как громогласно обещал, не посмел, а может, и пожалел его, кто знает. Отбросив подушку, ударил молодчика пистолетом по затылку, туда, где только что была рука. Это возымело действие. Младший из терминаторов, хрюкнув как боров, повалился на линолеум, по пути опрокинув стул для пациентов. Выпущенный им пистолет брякнулся рядом. Отфутболив оружие в дальний угол, я, в запале, еще разок, приложился ему по черепу. Есть категория людей, у которых там — сплошная кость, так что, я подумал, не помешает. Перевернувшись на бок, гангстер, хрипя, задергал ногами. Вряд ли я его убил, мелькнуло в голове, но и от проблем, которые он мог мне создать в ближайшие часы, а то и сутки, избавился. Медсестра заголосила. Афян согнулся в три погибели, вероятно, ожидая, что станет следующим. Его плечи тряслись. Я перевел взгляд на старшего из бандитов и почувствовал, как к горлу подкатывается ужас, удушливый, как, если бы гортань ужалила оса. Нет, Обваренный не ринулся на меня с кулаками, он просто стоял на коленях, не шелохнувшись, словно истукан, не обращая ни малейшего внимания на бьющегося в конвульсиях напарника. Это может показаться глупым, но я подумал о каком-нибудь языческом жреце, обращающемся за подмогой к своим свирепым богам-людоедам. Черпающем силы из мрачного, потустороннего астрала, чтобы, зарядившись, сеять смерть, в исступлении вспарывая тысячи животов отточенным ритуальным ножом из обсидиана.  Я сглотнул слюну, липкую и густую, будто клей ПВА, который еще не успели разбавить водой работники магазина канцтоваров.

— Сам напросился…

И тут Обваренный заговорил:

— Не знаю, с какой, бхххх на ххх, Луны ты к нам упал, но я это живо выясню. Да ты и сам расскажешь, когда я тебя ломтями строгать начну. Пожалеешь, клоун, что вернулся… — Он не поворачивал головы, голос доносился до меня глухо, словно шел из-под земли. Слова не звучали угрозой, скорее, походили на приговор, который не подлежит обжалованию, поскольку инстанций выше Обваренного — не существует в природе. А то — и на пророчество. Я легко смог представить, как это будет. Мне стало так страшно, что и на ум не пришло спросить, откуда, по его мнению, я вернулся?

— Он сам нарвался, приятель ваш, — повторил я, поймав себя на том, что оправдываюсь, жалко оправдываюсь перед ним.

— А бабу твою, о которой ты так печешься, освежую, как кобылу драную. Шкуру спущу, и зажарю на медленном огне. Только сначала ей мои бойцы попользуются, кто, бхххх на ххх, не побрезгует. А что останется — псам скормлю. А ты, тварь, будешь смотреть, ожидая, когда настанет твой черед…

— Сначала настанет твой!! — крикнул я, опуская ему на макушку пистолет.

— Уф! — выдохнул Обваренный, хоть, клянусь, я бил изо всей силы. Моя рука с зажатым в ней пистолетом снова пошла вниз, тяжело, будто гиря, которой строители крушат обреченные на снос дома, чтоб на освободившемся месте заблистали пластиком и стеклом новостройки. Раздался тошнотворный хруст, старый терминатор покачнулся. — Умри, гадина!! — завизжал я, нанося ему удар за ударом. Проще, вероятно, было выстрелить, но я не помнил себя от ужаса, который вызывал во мне этот человек.

Он не упал, рухнул, как подточенный термитами баобаб в саванне. Я отшатнулся, порывисто дыша, заплетаясь ногами. В этот момент Афян, пожалуй, мог бы напасть на меня, у него были хорошие шансы. Но, Док не предпринял ничего такого. Взяв себя в руки, я покосился на медичку, похоже, ей было пора на выход. Пнул женщину носком по голени, уже не удивляясь себе:

— Ты?!

— Я?!

— Давай! Вставай!!

Она завыла, умоляя о пощаде.

— Значит, тоже в деле?! — По-моему, это было ясно, как день. Все они были тут хороши. Медсестра залепетала какую-то тарабарщину. Я уловил одно внятное слово — заставили. Схватил толстячку за шевелюру, ее пряди оказались жирными до омерзения, потянул на себя, вынудив подняться. Разжал кулак, обтер ладонь о штаны.

— Афян, у тебя скотч есть?!

— Есть, кажется, — дрожащим голосом отвечал доктор, — в нижнем ящике стола лежит.

К счастью, там оказалось целых два непочатых рулона липкой ленты. Достаточно, чтобы их всех запеленать. Под моим присмотром медсестра, орудуя скотчем, ловко, словно бинтами, связала Обваренного по рукам и ногам. На удивление, он еще дышал, правда, еле слышно, но я не хотел рисковать. Мелькнула шальная мысль, а не зажать ли ему рот с ноздрями ладонью, ускорить развязку, но этого я не сделал. Когда медсестра превратила старого терминатора в современную вариацию египетской мумии, я велел ей заняться его напарником, он как раз начал проявлять первые признаки жизни. Его медсестра связала так, что и Гарри Гудини, полагаю, не высвободился бы, даже если б его не били, перед трюком, по затылку.