Зеленый рыцарь

— Такой же обман, как мое письмо… и как ее тоже. И все-таки любовь осталась, любовь продолжает существовать… только она подобна тяжело раненному существу, которое сморщилось от боли и спряталось в тайном убежище.

— Надеюсь, что эта любовь залижет свои раны, хотя никогда уже не будет такой, как прежде, и никогда больше ее выражение не достигнет подлинной силы. А может, все это чепуха? Просто сейчас мы слишком потрясены. А через год-другой, возможно, отлично проведем наш отпуск у них в Калифорнии!

— Надеюсь, что так. Нет, на самом деле не надеюсь, то есть я не могу даже представить этого, это невозможно. Разве мы сумеем найти с ними общий язык, разве искренними будут выражения нашей привязанности и взаимной любви?

— С Алеф — вполне вероятно. Лукас же достаточно тактичен, и, наверное, он предпочтет углубиться в работу, проводя время на бесконечных семинарах и заседаниях, а Алеф будет показывать нам красоты Америки, раскатывая с нами в шикарном кабриолете…

— По крайней мере, я надеюсь, что она будет учиться в университете. Но, допустим, Лукас бросит ее, вернется ли Алеф сюда, захочет ли жить с нами? Или останется в Америке и найдет там нового американского мужа?

— Тогда она не захочет вернуться сюда. Останется в Америке и найдет американского мужа. Однако он не бросит ее. И ты знаешь, я могу представить, что они будут счастливы вместе… и что Лукас — впервые за всю свою жизнь — станет по-настоящему счастливым.

— Клемент, наша вчерашняя договоренность еще осталась в силе?

— Конечно, любимая, у меня такое чувство, будто мы договорились обо всем сто лет назад, ведь это решение потрясающе очевидно и правильно, только мы почему-то по-идиотски откладывали его принятие. И за это нам придется простить друг друга.

— Но теперь мы должны сообщить эту новость. Сефтон, я уверена, обрадуется, а вот Мой… Ты же знаешь, как она к тебе относится…

— В этом вопросе нам нужно сохранять твердость и чуткость. Ее привязанность строилась на детских чувствах, она играла в любовь. Но теперь Мой выросла, и, вероятно, ее теперь смущает, что мы вообще заметили ее чувства.

— Нам надо просто вести себя так, словно мы понимаем, что она уже переросла их. У нее все наладится, она очень быстро избавляется от своих ребяческих причуд. Ты заметил, как она вытянулась за последнее время? Она становится просто красавицей!

— Да, она переживет. А где Сефтон, все корпит над книгами, как обычно?

— Она слишком много занимается. Погоди-ка, слышишь, по-моему, как раз пришла Сефтон и еще кто-то с ней. Пожалуй, я узнаю голос Харви! Сефтон, Харви, привет, поднимайтесь, мы с Клементом ждем вас!

В Птичник вошла сияющая и красиво одетая молодая пара. Сефтон принарядилась в темно-зеленое платье из прекрасного тонкого вельвета, затянутое на талии красным пояском. Она зачесала назад уже успевшую немного отрасти густую шапку рыжевато-каштановых волос, ее зеленовато-ореховые глаза сияли, улыбка заметно смягчила жесткую линию рта, а бледные щеки залил яркий румянец. Харви, высокий, стройный и статный, подобный беспутному нетитулованному принцу, облачился в свой лучший, хотя и подержанный, костюм из темно-коричневого твида, рубашку в синюю полоску и красно-зеленый галстук, его шелковистые вьющиеся белокурые волосы красиво спускались на плечи, челка была аккуратно подстрижена, а большие прищуренные карие глаза излучали кроткую радость. Встретившие их Клемент и Луиза также выглядели празднично, Луиза — в голубом бархатном платье с кружевным воротником и синем кардигане, а Клемент — в золотисто-песочном костюме, бордовой рубашке и розовом галстуке-бабочке. Улыбающаяся Луиза, стараясь сдержать невольно подступающие к глазам слезы, выглядела очень взволнованной. Ее жесткие, зачесанные назад волосы обрамляли голову как корона. Один Клемент сохранял торжественную серьезность. Гордо задрав свой длинный нос, он важно выпятил губы и изящным жестом пригладил густые темные волосы. Обе пары смотрелись на редкость впечатляюще и красиво. Последовало мгновение тишины. Луиза посмотрела на Клемента. Харви посмотрел на Сефтон.

— Мои дорогие, — начала Луиза, — я так рада, что вы пришли. Как же нарядно и симпатично вы оба выглядите! Мы должны кое-что сообщить вам.

— Мы тоже должны кое-что сообщить вам! — перебила Сефтон.

— Кто же будет первым? — спросила Луиза.

— Мы, — твердо заявил Клемент, — Послушайте, дорогие дети. Я собираюсь жениться на Луизе.

Он обнял невесту за талию.

Сефтон и Харви ахнули, рассмеялись, а потом восторженно завопили.

Сефтон сказала:

— Ах, как же все замечательно и чудесно складывается! Послушайте, послушайте же, я собираюсь замуж за Харви, а Харви собирается жениться на мне!

Через мгновение они заговорили все разом, но речи их быстро сменились счастливым безудержным смехом, и они, бурно жестикулируя, бросились обнимать и целовать друг друга. Клемент сел за фортепьяно и заиграл Свадебный марш Мендельсона. Потом Сефтон воскликнула:

— А где же Мой?

— Да, действительно, остановись, Клемент, мы должны сообщить Мой. Я позову ее. Нет, Сефтон, сходи за ней ты. Она занимается, как обычно, своими картинами и, должно быть, думает, что мы тут сошли с ума!

— Разумеется, Луи.

Клемент и Луиза переглянулись, а Сефтон убежала наверх. Вскоре она вернулась с сестрой и произнесла:

— Я пока ничего не говорила ей.

Помедлив на пороге, Мой вошла в Птичник и закрыла дверь. Улыбнувшись матери, она вновь приняла серьезный вид. Остальные вдруг тоже заметно посерьезнели. Мой явилась перед ними в новом обличье. Казалось, она стала выше и стройнее. Вместо старых бесформенных нарядов на ней теперь было синее платье с круглым вырезом и пояском, очень изящное и симпатичное, как позже заметил Клемент. Ее толстая, перекинутая через левое плечо золотая коса спускалась по груди до талии. Мой принесла с собой испачканную красками блузу, которую поспешно сняла, когда Сефтон прибежала за ней, и теперь рассеянно держала в руке. Ее синие — в тон платья — глаза встревожено смотрели только на мать.

Обведя взглядом присутствующих и словно получив от них одобрение и согласие, Луиза обратилась к Мой:

— Моя милая доченька, мы должны сообщить тебе две… новости… Я собираюсь выйти замуж за Клемента, а Сефтон собирается выйти замуж за Харви, так что ты понимаешь… какая у нас будет счастливая семья… всех нас ждет…

Тут Луиза не выдержала и разразилась слезами, Клемент отвел ее к дивану и присел там рядом с ней. Сефтон, тоже со слезами на глазах, бросилась к Мой, обняла и расцеловала ее. Харви, пыхтя как паровоз, отошел к окну и, теребя галстук, уставился на улицу. За окнами начался настоящий снегопад. Мой, естественно, тоже всплакнула и высказала свою радость. Клемент воскликнул, что теперь всем следует выпить шампанского, а потом они хором споют. Харви заметил, что им с Сефтон, как ему кажется, нужно сначала сообщить эту новость его матери, которая еще живет у Коры. Тогда было решено, что они все вместе отправятся в дом Коры, и Луиза побежала вниз, чтобы позвонить Коре (ничего пока не рассказывая) и сообщить лишь, что они с Клементом и детьми очень хотели бы заехать в гости. Сефтон изъявила желание сбегать за бутылкой шампанского, а Клемент признался, что уже привез целый ящик и он стоит у него в машине. Все дружно спустились в прихожую и начали одеваться. Мой вежливо отказалась от поездки, сказав, что ей нужно закончить картину, и вновь убежала к себе наверх.

— Что все это значит? — удивилась Кора, открывая дверь.

Клемент втащил в холл и поставил на пол ящик шампанского. По дороге он все размышлял о том, как невероятно грубо и, вероятно, глупо будет он выглядеть, ввалившись вместе со всеми, чтобы сообщить Джоан о своих намерениях. Какой будет ее реакция? Не в силах вообразить это, Клемент сначала понадеялся, что Харви ошибся и Джоан уже уехала от Коры. Но конечно, скоро она все равно узнает, более того, очень скоро, и именно ему придется все сообщить ей. Так что на самом деле присутствие всей компании могло помочь им обоим, предотвратив драму… на это он и возложил свои надежды. Кроме того, в данный момент он испытывал странное сочувствие к Джоан, он размышлял о ней с большей симпатией, чем когда-либо прежде. Клемент подумал, что у нее сильный характер, она отважна и великолепна. Она воспримет все со спокойным достоинством, не дрогнув, вероятно, она не бросит в его сторону даже многозначительного взгляда. И еще он подумал, что Джоан просто сочтет его жалким болваном!