Король (ЛП)

– Нет, мой господин, – сказал Агони, прежде чем Роф даже подумал ступить внутрь. – Первым пойду я.

Подняв вверх факел, Брат пронзил темноту, и пламя осветило то, что оказалось тесным рабочим пространством: свободное с одной стороны, грубый стол на тяжел о весных ножках, заставленный стеклянными банками, накрытыми тяжелыми металл и ческими крышками; ступка и пестик; колода для рубки мяса; множество ножей. А в центре квадратной комнаты – котел над костровой ямой.

Роф перешагнул его чугунное нутро.

– Посветите мне.

Агони направил свет внутрь.

Отвратительная смесь, уже остывшая, но, несомненно, кем-то приготовленная, напоминала остатки сточных вод.

Окунув палец, Роф извлек немного коричневатой жижи. Понюхав ее, Роф обн а ружил, что, несмотря на ее консистенцию и интенсивность цвета, она почти не имела запаха.

– Не пробуйте, мой лорд, – вмешался Торчер. – Если это так необходимо, позвол ь те мне.

Роф вытер руку о свою мантию и вернулся к стеклянным банкам. Он не узнал ни всевозможные скрученные коренья, содержащиеся в коллекции, ни ряды листьев, ни че р ные порошки. Здесь также не было ни рецепта, ни кусочка пергамента с записями для изготовителя.

Значит, они знали ингредиенты наизусть.

И они пользовались этим местом уже какое-то время, подумал он, проводя пал ь цами по покрытой углублениями столешнице, а затем направился обследовать грубо сд е ланное вентиляционное отверстие.

Он повернулся к собравшимся и обратился к Абалону:

– Ты оказал честь своей кровной линии. Этой ночью ты доказал, чего стоишь. Ступай с миром и знай, чтобы ни случилось в дальнейшем, твоей вины в этом не будет.

Абалон низко поклонился.

– Мой господин, тем не менее, я не достоин.

– Это мне решать, и я высказался. Теперь ступай. И ни слова о том, что здесь произошло.

– У вас есть мое слово. Это все, что я могу предложить, оно ваше и ничье больше.

Абалон дотянулся до черного бриллианта и поцеловал камень и пошел прочь Его шаркающие шаги затихали по мере того, как он удалялся по коридору.

Роф дождался, пока даже его чуткое ухо не уловило ни единого звука. А затем приглушенным тоном произнес:

– Я хочу, чтобы за этим молодым мужчиной присмотрели. Из сокровищницы обеспечьте его богатством, достаточным, чтобы даже его потомки ни в чем не нужд а лись.

– Как пожелаете, мой господин.

– А сейчас закрой дверь.

Тихо. Плавно. Дверь закрылась без единого звука.

Долгое время Роф мерил шагами тесное до клаустрофобии пространство, пре д ставляя, как горевшее пламя выделяло тепло и разрушало при этом свойства растител ь ных материалов, кореньев, порошков, превращая дар природы в яд.

– Почему ее? – спросил Роф. – Если они убили моего отца и хотят получить трон, почему не меня?

Агони покачал головой:

– Я задавал себе тот же вопрос. Может, они не хотят наследника. Кто наслед у ет трон после вас? Кто стоит следующим в очереди, если у вас не будет ребенка?

– Есть кузены. Дальние.

Обычно у королевских семей ограниченное количество отпрысков. Если королева пережила одни роды, без надобности ею не рисковали, особенно если первенец оказался мальчиком.

– Подумайте, мой господин, – настаивал Агони. – Кто стоит в очереди на трон? Быть может, кто-то только должен родиться? Они могли бы выждать рождения р е бенка, после чего нацелились бы на вас.

Подтянув рукава мантии, Роф посмотрел на свои предплечья. После превращения ему чернилами набили семейную родословную, и он проследил пальцем то, что постоянно было на его коже, читая, кто жив, кто мертв, у кого были дети, а кто ждал ребенка…

Он закрыл глаза, решение напрашивалось само.

– Да. Ну конечно.

– Мой господин?

Роф позволил рукавам опуститься на место.

– Я знаю, кого они имеют в виду. Это мой кузен. Его жена сейчас в положении. Прошлым вечером они сказали, что молят Деву-Летописецу о сыне.

– О ком вы говорите?

– Энок.

– Действительно, – сурово произнес Торчер. – Мне следовало догадаться.

Да, подумал Роф. Его главный советник. Добиваясь трона для сына, который п е ренесет семейное богатство в будущее – мужчина собственноручно расположит на своей же голове корону на века.

В тишине он подумал о своем кабинете, о столе, каждый дюйм которого устил а ли пергаменты, гусиные перья и чернильницы, списки дел, которыми ему необходимо з а няться. Он обожал все это: переговоры, судебные разбирательства, успокаивающий процесс вдумчивого принятия решений.

А затем он представил мертвое тело своего отца с надетыми на руки перчатк а ми и синеватые ногти своей шеллан.

– С этим нужно разобраться, – объявил он.

Торчер кивнул.

– Братство найдет и казнит…

– Нет.

Оба Брата впились в него взглядами.

– Они покусились на мою кровь. В ответ я пролью их – собственноручно.

Лица обоих тренированных и обученных воинов ничего не выражали… и он знал, о чем те подумали. Но это ничего не значило. Он должен отомстить за свой род и свою возлюбленную.

Роф выдвинул маленькую, грубую скамью, стоящую под столом. Присел и накл о нился над котелком.

– Агони, иди и возноси хвалу жизненной силе моей жены. Убедись, что новость о том, что моя жена выжила, распространилась далеко. Торчер, останься здесь, со мной, будем ждать возвращения убийц. Как только они услышат новость, то снова придут сюда, чтобы повторить попытку… а я их поприветствую.

– Мой господин, могу я предложить вам услуги иного характера? – Агони посмо т рел на своего Брата. – Позвольте сопроводить вас обратно, к вашей супруге, и самим п о заботиться о тех, кто сюда придет.

Роф скрестил руки на груди и прислонился к стене.

– Забери с собой факел.

Глава 41

Бэт нужно было взять себя в руки и просто посмотреть в зеркало.

Хотя она пребывала в совершенно незнакомом состоянии истощения, она просто должна была выбраться из кровати и на ноющих ногах пересечь ковер, взяв прицел на лампу у раковин в ванной. И в это время ее тело представляло собой весьма странное сочетание больных, напряженных мускулов и жидких, желеобразных внутренних органов… а ее мозги, очевидно, были солидарны с последними: она не могла удержать в голове ни одной мысли, отрывки предыдущего дня и ночи маячили на переднем плане, но не могли оформиться в связную мысль.

Увидев свое отражение, она в ужасе отшатнулась: она словно превратилась в призрака… и не просто потому, что была бледной. Хотя она была выжата, как лимон, ее кожа светилась изнутри, словно после профессионального макияжа в «Сефоре»[119]. Черт, даже волосам самое место в рекламе «Пантин»[120].

Нет, на призрачность намекала лишь ее ночнушка от «Ланс»: фланелевая, размером с цирковой шатер, бледная бело-голубая ткань окружала ее облаком и топорщилась везде, где только можно.

Это напомнило ей фильм «Битлджус»[121]. Джину Дэвис[122] и менее злого, с меньшим ИМТ[123] Алека Болдуина[124], застрявшего в загробной жизни, слоняющегося по дому в мешковатой простыне, такого же страшного, как и Каспер[125].

Посмотрев вниз, она наклонилась и подняла обезболивающий набор, который так и не использовала по назначению. Застегнув его, она убрала футляр туда, где его нашла – на столик между двумя раковинами.