Страница 5 из 7
– А как называется ваш телеканал? – покосился на Степу с камерой старший лейтенант.
– Наш телеканал называется «Авокадо».
– Почему именно «Авокадо»? – удивился полицейский офицер. – Вы на базаре, что ли, работаете?
– К базару мы никакого отношения не имеем. Это название придумал наш шеф, – ответил я, как обычно всегда отвечал, когда кто-либо интересовался названием нашего телеканала. – А объясняется оно следующим образом. Наши передачи, как и сам этот фрукт – авокадо, экзотически вкусны для восприятия, полезны для ориентации в жизненном пространстве и тонизируют, иным образом, не дают расслабиться в гонке за удовольствиями и достатком, чтобы вас не обошли на повороте завистники и конкуренты.
Старший лейтенант быстро сморгнул и отвернулся, очевидно, пытаясь переварить мои слова. Молодой лейтенант смотрел на меня во все глаза, как будто я по меньшей мере был Познером, а вместо хмурого сержанта, что стоял поодаль, на нас со Степой смотрело темным зрачком дуло его автомата «АКСУ».
Наконец подъехали два оперативника в джинсах и рубашках с короткими рукавами и женщина-медэксперт в форме старшего лейтенанта полиции. Она тотчас принялась за осмотр трупа, который ей помогли высвободить из мешка опера. Младший из них стал что-то за ней записывать, старший же подошел к старлею, негромко переговорил с ним, поглядывая на нас, после чего оба лейтенанта, старший и молодой, и хмурый сержант с укороченным «калашниковым» наперевес молчком отбыли, как бы передав нас со Степой с рук на руки руководителю следственно-оперативной группы.
– Так, значит, это вы обнаружили труп? – обратился он непосредственно ко мне.
– Я, – коротко ответил я.
– Вы что-нибудь тут трогали?
– Нет, только разрезали мешок, чтобы убедиться, что в нем действительно труп.
– Получается, что на мешке могут быть ваши отпечатки пальцев, – констатировал следователь.
– Только в районе прорези, когда я брался за края…
– Ваше имя, – безапелляционным тоном начал допрос старший группы, расположив у себя на колене папку с листком бумаги.
– А ваше? – в свою очередь, спросил я.
– Сначала вы, а то будет нечестно, ведь я же первый спросил, – без малейшего намека на шутку произнес следователь.
– Меня зовут Аристарх Русаков. Я – сотрудник телекомпании «Авокадо».
– Что, и такая у нас есть? – вскинул брови старший опер.
– Есть. Вещаем на Москву и область.
– Кто бы мог подумать… Ну, а меня зовут Игорь Николаевич Фролов, – представился мужчина. – Я – старший следователь ОВД «Красносельский». Кстати, вы не назвали своего отчества.
– А это обязательно?
– Обязательно, – спокойно подтвердил Игорь Николаевич.
– Африканыч, – сказал я.
– Как? – переспросил Фролов.
– Африканыч, – повторил я.
– Надеюсь, это не шутка?
– Ни в коей мере!
– Так что же, выходит, вашего отца звали Африкан? – с любопытством посмотрел на меня Игорь Николаевич.
– Ну, а чему вы так удивляетесь? Простое русское имя… Причем старинное.
– Понял, – произнес старший следователь. – Итак, Аристарх Африканыч, какая такая нужда занесла вас сюда с вашим оператором?
– Любопытство, – не задумываясь, ответил я. – Простое человеческое любопытство.
– Ну, а это ваше простое человеческое любопытство… чем-то или кем-то все же было вызвано, или я ошибаюсь? Не надуло же его сквозняком.
– Вы правы, – кивнул я. – Любопытство было вызвано звонком некоего Ивана Ивановича Иванова, сообщившего мне, что на Лесопильщиковом пустыре в овраге близ Сокольнического мелькомбината лежит криминальный труп.
– Вот это уже интересно. Во сколько он вам звонил?
– В одиннадцатом часу.
– Ага… И вы вот так поверили ему и помчались через весь город на этот пустырь, бросив все свои неотложные репортерские дела? – недоверчиво посмотрел на меня Фролов.
– Да, поверил.
– Почему?
– Я вообще человек очень доверчивый… А потом, он был весьма убедителен, – ясным взором посмотрел я на старшего следователя. – К тому же этот Иван Иванович назвал имя убитого – Василий Анатольевич Леваков, работавший водителем в фирме «Бечет».
– Так, значит, убитый – это Василий Анатольевич Леваков? – переспросил меня Фролов, занеся имя убитого в протокол.
– Так сказал тот, кто звонил, – пожал я плечами.
– Маша! Марья Алексеевна! – обратился Фролов к медэксперту.
– Да, Игорь Николаевич, – отозвалась женщина.
– Вы осмотрели тело?
– Да, – последовал ответ.
– Что вы предварительно можете сказать о нем?
– Убийство, – не раздумывая, произнесла медэксперт. – На теле имеются множественные раны и обширные гематомы; явно сломано несколько ребер, голова пробита в нескольких местах тупыми предметами, причем раны эти очень тяжелые. По всей вероятности, они и явились причиной смерти. Этого человека попросту забили до смерти, но он, судя по разбитым костяшкам пальцев, отчаянно сопротивлялся…
– А документы или бумаги, подтверждающие его личность, имеются? – поинтересовался Игорь Николаевич.
– Ничего нет. Его карманы совершенно пустые.
– А когда наступила смерть?
– Точно сказать не могу, – ответила старший лейтенант.
– Ну, хотя бы так, навскидку, – настаивал Игорь Николаевич.
– Ну, если навскидку, сутки он тут точно лежит.
– Спасибо, Маша, – поблагодарил ее Фролов.
– Пожалуйста, – отозвалась она, продолжая колдовать над трупом.
– А этот ваш Иван Иванович звонил на сотовый или рабочий телефон? – снова обратился ко мне следователь.
– На рабочий телефон нашей телекомпании, – сказал я.
– А голос у него… какой был?
– Что вы имеете в виду?
– Какие в нем были интонации? Взволнованные или спокойные?
– Он был немного взволнованный, но вообще – спокойный, – ответил я.
– А как вы думаете, судя по голосу, сколько говорившему может быть лет?
– Гм, – глубокомысленно отреагировал я, крепко задумавшись. Какой хороший вопрос задал мне господин старший оперуполномоченный. И почему я еще тогда, когда слышал этот голос, не задался таким же вопросом? Вот что значит профессионал! Теперь надо вспоминать. Итак, его голос. Каким он был? И я стал рассуждать вслух: – Говорил не подросток, это точно. Голос был ровным, без эдаких срывающихся истеричных ноток, свойственных не устоявшимся еще личностям… Он не был резким и слишком громким, то есть человек либо поборол эмоции, вызванные решением позвонить и сообщить о трупе, либо умело их скрывал, а значит, способен достаточно хорошо владеть собой. Скорее всего, ему за тридцать. Молодость скрывать эмоции не умеет… – резюмировал я. – Голос не был быстрым и напористым… И не был тихим и робким… Стало быть, этот человек умеет взвешивать свои поступки, рассудителен и довольно решителен, но без отчаяния. Возможно, ему даже лет под сорок или немного больше… Произносил он фразы четко, речь его хорошо поставлена, выходит, он достаточно образован и наверняка имеет за плечами высшее образование. Еще этот Иван Иванович имеет, скорее всего, гуманитарный склад ума, и за его плечами либо исторический, либо филологический, либо еще какой-нибудь подобный факультет…
– Почему вы так решили? – покосился на меня старший следователь.
– Я вовсе не решил, я только предположил… Этот Иван Иванович сказал такую фразу: «Когда он был человеком, его звали Василий Анатольевич Леваков». В ней, как мне кажется, имеется некий философский подход. Чувствуете: «Когда он был человеком»?
– Да, чувствую, – раздумчиво произнес Игорь Николаевич, впервые с любопытством взглянув на меня. – Пожалуй, что вы и правы… А вы что-то можете добавить? – посмотрел Фролов на Степу.
– Нет, – бесцветно ответил тот.
– Я еще могу добавить немного, – сказал я. – Чуть не забыл… Так вот, при разговоре этот Иван Иванович Иванов часто вставляет словосочетание «надо полагать». Надо полагать, его сообщение будет мне интересно… Надо полагать, я сообщу в полицию сам, когда обнаружу труп… Вам, наверное, такая особенность его речи будет интересна…