Страница 7 из 8
Его страстью, как мы уже знаем, было рассказывать разные истории. С некоторых пор он стал рассказывать намного лучше – он и сам это чувствовал. Раньше его истории получались какими-то суховатыми – видно, ничего хорошего не приходило на ум, – он часто повторялся или рассказывал про какой-нибудь виденный им фильм или о том, что прочитал в газете. Его рассказы, если так можно выразиться, шли пешком, но с тех пор как он узнал Момо – они обрели крылья.
Особенно когда Момо была рядом и слушала – тогда его фантазия расцветала, подобно весеннему лугу. Теперь вокруг него всегда толпились дети и взрослые. Он научился рассказывать истории с продолжением, которые тянулись днями и неделями. Выдумкам его не было конца, да он и сам стал прислушиваться к себе, никогда не зная, куда заведет его фантазия.
Как-то раз, когда опять пришли туристы, чтобы осмотреть амфитеатр (Момо сидела немного в стороне на каменных ступенях), Джиги повел такую речь:
– Высокочтимые дамы и господа! Императрица Страпация Августина, как вам должно быть известно, вела бесчисленные войны, защищая свою страну от нападений Трясунов и Трусоватых.
Когда она однажды снова покорила эти народы, она так разгневалась на них, что пригрозила истребить всех до последнего человека, даже до последней мышки, если их король Ксаксотраксолус не отдаст ей свою Золотую рыбку.
Должен сообщить вам, мои дамы и господа, что в те времена золотые рыбки еще не были у нас известны. Но императрица Страпация слышала от одного путешественника, что у короля Ксаксотраксолуса есть такая рыбка и она, когда вырастет, превратится в чистое золото. И этой диковиной ей непременно хотелось завладеть.
Но король Ксаксотраксолус в ответ только улыбнулся. Свою Золотую рыбку он спрятал под кровать, а императрице вместо нее переслал молодого кита в украшенной драгоценностями суповой миске.
Императрица была немного удивлена величиной рыбы, потому как представляла себе Золотую рыбку маленькой. Что же, сказала она себе, чем больше, тем лучше, такая рыба даст, в конце-то концов, и больше золота. Но на рыбе не было ни одного золотого пятнышка, и это беспокоило Страпацию. Посол же короля Ксаксотраксолуса объяснил ей, что рыба только тогда превратится в золото, когда хорошенько подрастет. Поэтому важно не мешать ее развитию. Императрица Страпация успокоилась.
Молодой кит рос день ото дня и требовал страшно много пищи. Но ведь императрица Страпация не была бедной, и поэтому рыба получала все, что только могла проглотить. Скоро она стала толстой и жирной. И суповая миска оказалась мала.
«Чем больше, тем лучше», – сказала императрица Страпация и переселила кита в ванную. Но прошло немного времени, он уже и в ванной не умещался. Он рос и рос. Тогда его перевели в императорский бассейн. Транспортировка была довольно затруднительной – рыба-то уже весила не меньше хорошего быка. Один из рабов, тащивших кита, поскользнулся, и императрица тут же повелела бросить несчастного на съедение львам – такова была ее любовь к рыбе.
Каждый день сидела она на краю бассейна и следила, как рыба растет. При этом она только и думала что о золоте, ведь, как известно, императрица вела роскошную жизнь и золота ей всегда не хватало.
«Чем больше, тем лучше», – без конца повторяла она. И слова эти были объявлены всеобщим законом, они красовались на всех государственных зданиях, набранные бронзовыми буквами.
Под конец и бассейн стал узким для рыбы. Тогда-то Страпация и повелела воздвигнуть вот это самое здание, руины которого вы видите перед собой, мои дамы и господа. Это был огромный круглый аквариум, доверху заполненный водой, в нем-то рыба и смогла наконец спокойно вытянуться во весь рост.
Самолично, день и ночь, сидела императрица вон на том месте и наблюдала за гигантской рыбой – не превратилась ли та в золото. Она не доверяла никому: ни своим рабам, ни своим родственникам, она боялась, что рыбу могут украсть.
Так она там сидела, все худея от страха и заботы, и, не смыкая глаз, охраняла свою рыбу, которая весело плескалась в аквариуме, вовсе и не думая превращаться в золото. Постепенно Страпация совсем запустила государственные дела. А Трясуны и Трусоватые только того и ждали. Под водительством короля Ксаксотраксолуса предприняли они еще один военный поход и в мгновение ока завоевали всю страну, не встретив ни одного солдата. Народу было все равно, кто им управляет.
Когда императрица Страпация обо всем этом узнала, она воскликнула свои знаменитые слова: «Горе мне! О хоть бы я...» Конец этой знаменательной фразы, к сожалению, не сохранился. Но зато точно известно, что она бросилась в аквариум и утонула возле рыбы, поглотившей все ее надежды. Король же Ксаксотраксолус повелел к празднику победы заколоть кита, и восемь дней весь народ получал жареное рыбье филе.
Из этого вы видите, мои дамы и господа, к чему может привести легкомыслие!
Этими словами закончил Джиги экскурсию, и видно было, что рассказ произвел на слушателей сильное впечатление. Почтительно смотрели они на развалины. Только один сомневающийся недоверчиво спросил:
– А когда все это происходило?
Но Джиги, как известно, никогда не лез за словом в карман.
– Императрица Страпация была, как известно, современницей знаменитого философа Нойозиуса Старшего, – ответил он.
Сомневающийся не захотел, конечно, признаться, что понятия не имеет, когда жил знаменитый философ Нойозиус Старший, и поэтому только пробурчал:
– Ага, благодарю вас.
Все слушатели были глубоко удовлетворены и сказали, что они не напрасно пришли сюда, что никто еще им о тех далеких временах так интересно не рассказывал. Тут Джиги, сама скромность, протянул свою перевернутую кепку, и туристы поспешили его отблагодарить. Даже сомневающийся бросил в нее несколько монет. Впрочем, с тех пор как здесь поселилась Момо, Джиги никогда не рассказывал одну и ту же историю дважды. Это было бы слишком скучно. Когда Момо бывала среди слушателей, ему чудилось, будто у него внутри вдруг открывался какой-то шлюз, и целый поток выдумок устремлялся на свободу. Самому ему почти думать и не приходилось.
Но больше всего любил Джиги рассказывать свои истории маленькой Момо, когда они были одни. Чаще всего это были сказки, которые Момо очень любила. Почти всегда в них рассказывалось о Момо и Джиги. Эти сказки предназначались только для них, и звучали они совсем по-другому, чем все остальные рассказы Джиги.
В один прекрасный теплый вечер сидели они оба на верхнем краю каменных ступеней. В небе уже засветились первые звездочки и большая серебряная луна поднималась над черными силуэтами пиний.
– Может, расскажешь сказку? – тихо спросила Момо.
– Хорошо, – сказал Джиги, – о чем?
– Лучше всего о Момо и о Джилорамо, – ответила Момо. Немного подумав, Джиги спросил:
– А как она должна называться?
– Может быть: «Сказка о Волшебном Зеркале»?
Джиги задумчиво кивнул:
– Звучит неплохо. Посмотрим, как она сложится. Он положил руку на плечо Момо и начал:
– Жила-была когда-то прекрасная принцесса по имени Момо, она ходила в шелках и бархате, а ее дворец стоял высоко над миром на покрытой вечным снегом вершине – весь из разноцветного стекла.
У принцессы было все, что только можно себе пожелать, ела она только изысканные блюда и пила сладчайшие вина. Спала на шелковых подушках и сидела на стульях из слоновой кости. Она ни в чем не нуждалась – но была совсем одна.
Все вокруг: ее слуги, горничные, ее собаки и кошки, и птицы, даже ее цветы, – все это были лишь отражения, зеркальные отражения.
Дело в том, что у принцессы Момо было большое круглое Волшебное Зеркало из чистейшего серебра. Каждый день и каждую ночь она отправляла его гулять по свету. И Зеркало парило над странами и морями, над городами и полями. Люди, видевшие его, ни капельки не удивлялись, они просто говорили: «Это Луна».
Каждый раз, когда Волшебное Зеркало возвращалось, оно отдавало принцессе все отражения, которые ему удавалось собрать во время своего путешествия.