Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 8

В другой раз он пришел и молча сел возле Момо. Она сразу заметила, что он задумался, – видно, хочет сказать ей что-то особенное.

Взглянув ей в глаза, старик начал:

– Я узнал нас с тобой.

Прошло некоторое время, пока он продолжил тихим голосом:

– Такое бывает иногда – в обед, когда все уснуло в зное. Тогда мир становится прозрачным. Как река, понимаешь? До самого дна видно!

Он кивнул, помолчал, потом сказал еще тише:

– Там, на дне, лежат совсем другие времена, – на дне, понимаешь?

Он опять долго думал, подыскивая слова. Но, как видно, не нашел, потому что заговорил своим обычным голосом:

– Сегодня я подметал возле старой городской стены. В ней пять камней совсем другого цвета. Вот так, понимаешь?

Он нарисовал пальцем в пыли большое «Т». Склонив голову набок и взглянув на букву, он вдруг прошептал:

– Я их узнал, эти камни.

Помолчав немного, он добавил:

– Это были совсем другие времена – тогда, когда строили эту стену. Много народу там работало. Но были двое, которые взяли да вмуровали эти камни. Знак такой, понимаешь? Я узнал его.

Он провел рукой по глазам. Казалось, каждое слово давалось ему с трудом, и когда он вновь заговорил, слова его прозвучали тягостно:

– Они совсем по-другому выглядели, те двое, тогда, совсем по-другому. – И он закончил почти гневно: – Но я их снова узнал – тебя и себя! Я узнал нас!

Нельзя, конечно, осуждать людей за то, что они посмеивались, слушая такие речи Беппо-Подметальщика. Некоторые за его спиной крутили пальцем у виска. Но Момо любила Беппо и хранила все его слова глубоко в сердце.

Другой лучший друг Момо был очень молод и во всех отношениях прямая противоположность Беппо-Подметальщику. Это был красивый юноша с мечтательными глазами и бойким язычком. Всегда напичканный шутками и разным вздором, он так заразительно смеялся, что вы невольно смеялись вместе с ним – хотели вы того или нет. Его настоящее имя было Джилорамо, но все звали его просто Джиги.

Но так как Беппо мы уже называли Подметальщиком, то и Джиги мы дадим прозвище, связанное с его профессией, хотя, по правде говоря, никакой профессии у него не было. Так что назовем его Гидом. Но ведь гидом он тоже бывал от случая к случаю, совсем не потому, что он этому учился или его кто-то на такое дело поставил.

Верным его помощником была кепка с огромным козырьком. Как только появлялись вблизи заблудшие туристы, он тут же нахлобучивал ее и с серьезным видом направлялся к незнакомцам предлагать свои услуги. Он был готов все им показать и объяснить. Стоило им согласиться, он сразу же приступал к делу и нес ужаснейшую чепуху: семь верст до небес! Он выдумывал столько необычайных событий, называл столько имен и дат, что у бедных слушателей кружилась голова. Некоторые, заметив обман, сердились и уходили, но большинство принимали все за чистую монету и тоже платили за это монетой, когда Джиги протягивал им напоследок свою перевернутую кепку.

Люди из ближайших окрестностей смеялись над фантазиями Джиги. А иногда говорили, что нехорошо, мол, делает Джиги: за разные выдумки еще и деньги получает.

– Но так делают все поэты, – отвечал им Джиги. – А разве туристы ничего не получают за свои деньги? Это уж я точно вам говорю, они получают именно то, что хотят И какая разница, написано ли это все в ученых книгах или нет? Кто знает, может быть, истории в этих книгах тоже выдуманы, только никто уже этого сейчас не помнит.

В другой раз он сказал:

– А что, вообще-то, правда, что – неправда? Кто может знать, что происходило здесь тысячу или две тысячи лет тому назад? Может, вы это знаете?

– Нет, не знаем, – соглашались с ним люди.

– Ну так вот! – говорил Джиги. – Чего ж вы тогда уверяете, что мои истории неправда! По случайности все могло так и быть, как я рассказывал. А значит, я чистую правду сказал!

Против этого трудно было возразить. Да, с бойким на язычок Джиги справиться было нелегко.

К сожалению, туристы, желавшие осмотреть амфитеатр, приходили сюда очень редко, и тогда Джиги брался за что-нибудь другое. Смотря по обстоятельствам он бывал сторожем в парке, свидетелем при бракосочетаниях, разносчиком любовных писем, плакальщиком на похоронах, продавцом сувениров или корма для кошек, выгуливал собак – и занимался еще многим другим.

Но он мечтал стать когда-нибудь богатым и прославиться. Тогда он будет жить в сказочно-прекрасном доме, окруженном большим парком; есть он будет с золотых тарелок и спать на шелковых подушках. И самого себя видел он в сиянии грядущей славы – как некое солнце, лучи которого уже сейчас, издалека, согревали его в бедности.

– И я этого добьюсь! – кричал он, когда другие смеялись над его снами. – Все вы еще вспомните мои слова!

Каким образом он всего этого добьется, Джиги, разумеется, сказать не мог. К тому же особым прилежанием и любовью к труду он никогда не отличался.

– Работать – не велика премудрость, – говорил он Момо. – Таким путем пусть богатеют другие. Посмотри, какие они из себя – те, что продают жизнь и душу за каплю благосостояния! Нет, это не для меня. Пусть иногда у меня нет денег, чтобы заплатить за чашку кофе, – Джиги всегда остается Джиги!..

Казалось, что столь разные люди, со столь различными взглядами на жизнь и на мир, как Джиги-Гид и Беппо-Подметальщик, никогда не могут подружиться. И все же они дружили. Как ни странно, но именно Беппо был единственным, кто никогда не осуждал Джиги за его легкомыслие. И так же странно, что острый на язычок Джиги никогда не насмехался над чудаковатым старым Беппо.

Зависело это, конечно, и от того, что маленькая Момо так хорошо умела их слушать.

Никто из троих не знал, что на их дружбу скоро набежит тень. И не только на их дружбу – на все вокруг. И тень эта росла и уже сейчас – темная и холодная – наползала на весь город.

Это похоже было на какое-то бесшумное и вроде бы и незаметное нашествие, продвигавшееся вперед, и ему было невозможно противостоять, ибо никто его толком не замечал. А завоеватели – кто были они?

Даже старый Беппо, видевший многое, чего не видели другие, даже он не заметил Серых господ, которых становилось все больше и больше.

Они все чаще мелькали в большом городе и казались неутомимо-деятельными. Вместе с тем они вовсе не были невидимками. Все их видели – и все же их не видел никто. Зловещим образом умели они оставаться незамеченными, так что вы просто смотрели мимо них, а если встречали их, то тут же забывали. Они совершали свое тайное дело, даже не прячась. И так как они никому не бросались в глаза, никто и не спрашивал, откуда они взялись и откуда приходили, только с каждым днем их становилось все больше.

Они ездили по улицам в элегантных серых автомобилях, они входили во все дома, сидели во всех ресторанах. И частенько они заносили что-то в свои маленькие записные книжечки.

Одеты они были во все пепельно-серое. Даже лица у них были пепельно-серыми. Они носили круглые жесткие шляпы и курили маленькие темно-серые сигары. Каждый имел при себе портфель свинцового цвета.

Даже Джиги-Гид не замечал, что эти Серые господа то и дело кружат возле амфитеатра, записывая что-то в свои книжечки.

Только Момо однажды вечером заметила в последнем ряду амфитеатра их темные силуэты. Они делали друг другу какие-то знаки, потом их головы сблизились, будто они о чем-то совещаются. Ничего не было слышно, но Момо вдруг стало странно холодно, как никогда раньше. Она поплотнее закуталась в свой огромный пиджак, но и это не помогло – холод был какой-то необычный.

Потом Серые господа исчезли и больше не показывались.

В тот вечер Момо не услышала тихой и мощной музыки, как это бывало раньше. Но на следующий день жизнь вошла в свою обычную колею, и Момо уже не думала о странных посетителях. Она тоже их забыла.

Глава пятая. ИСТОРИЯ ДЛЯ ВСЕХ И ИСТОРИЯ ДЛЯ ОДНОЙ

Момо стала для Джиги-Гида совершенно незаменимой. Легкомысленный, непостоянный Джиги вдруг почувствовал, что горячо любит эту маленькую лохматую девочку. Он был бы рад никогда с ней не расставаться.